Острая кромка

Я усмехнулась.

– Что такое?

– Ничего, просто вспомнила кое- что. Неважно, – я улыбнулась и пригубила вино.

– Ну, а ты как оказалась в Москве?

– Приехала из Петербурга, чтобы учиться здесь в Литературном институте.

– Из Петербурга, wow. Чудесный город. Почему ты не стала учиться там?

– Там я уже выучилась и хотела в Лит.

– Lit?

– Да. Литературный институт. Поверь, это очень скучная история, давай не будем больше об этом.

– Хорошо, – ответил с улыбкой. – Ты очень красивая.

– Спасибо.

Светская беседа, мимолетные комплименты, осторожные касания. И тут я услышала, что произношу вслух: «Прости, я только что тебя поцеловала?»

– Кажется, да, – ответил он и запустил пальцы мне в волосы.

Когда я вновь посмотрела на часы, было уже около двух часов ночи. На метро я не успела. Гильерме подпевал босанове и рассказывал об этой музыке, ее исполнителях. Я не понимала, чем одна мелодия отличается от другой, и где каждая из них начинается или заканчивается. Пора было вызывать такси.

Мы вышли из ресторана, он напевал, похлопывая рукой по моим пальцам на своем локте. Я смеялась. Мы были в центре города, я в любой момент могла поймать машину или вызвать такси.

В своей квартире Гильерме включил музыку, откупорил еще одну бутылку бразильского вина. Достал с полки альбомы с фотографиями Бразилии. Я смотрела кругом и не могла понять, это в самом деле происходит или мне только снится. Так всегда бывает, когда я думаю и говорю на английском – не на своем языке.

Тут я заметила сушилку для белья: на ней каждый носок был подвешен отдельной прищепкой. В квартире не было ни пылинки, на кресле аккуратно сложенный свитер, снятый только что. Безупречный порядок был Ваниным фетишем, свою одежду он всегда складывал аккуратной стопкой у меня на кресле, когда оставался ночевать, из гостей прихватывал мешок с мусором, уходя. Я шутила, что когда мы съедемся, если где-то в квартире будут разбросаны носки, то это будут мои носки.

У меня задрожали руки.

– Прости. Вот теперь мне точно пора домой, – сказала я.

– Что-то не так?

– Нет, нет, все отлично, – я направилась к выходу.

Поймав за руку, привлек к себе и прижал к стенке, коснулся теплой ладонью щеки, поцеловал.

Гильерме казался очень знакомым, даже привычным. Я не смогла бы объяснить, почему. Он просто был мне нужен. Нужен был хоть кто-то.

Его одежда на полу, моя серьга на диване в гостиной, мое платье на спинке кресла в спальне.

За окном шумел Тверской бульвар.

– С кем ты живешь в Москве?

– Одна.

– А раньше?

– Одна.

– Я не верю, – улыбнулся он.

– Почему?

– Почему ты переехала сюда из Петербурга? Я был там. Не знаю, кто согласился бы вот так запросто переехать оттуда сюда. Чушь какая-то.

– Я хотела учиться в Литинституте.

– Это не может быть правдой. Но если не хочешь, не рассказывай.

Я промолчала. Он попросил остаться до утра.

– Я приготовлю тебе бразильский завтрак, – пообещал.

В спальне было тихо. Я не могла уснуть. Как только за окном стало светло, стала собираться.

– Ты куда?

– Извини, поеду домой. Кучу всего нужно успеть за сегодня.

– Мне тоже, но сегодня воскресенье, куда спешить? И вообще, какая работа? Ты что, сумасшедшая? Это вредно. Побудь еще немного.

В прихожей обнял: «Все хорошо?»

– Да, все отлично. Спасибо.

Я не была тогда готова к роману, о чем вскоре сообщила ему. Гильерме не воспринял мои слова всерьез или просто решил, что это дело времени, когда я пояснила, что ночью все было отлично, но я только что пережила довольно болезненный разрыв и совершенно не хочу вступать в отношения – любые – с кем бы то ни было. На удивление, он не исчез после того разговора. Мы встречались потом еще несколько месяцев: сначала в этом еще была какая-то двусмысленность, а потом она исчезла. Мы были просто друзьями и были нужны друг другу, чтобы не бояться вечеров и не смотреть сериалы. Вместо них мы сидели в кафе, ездили в «Икею», ходили в кино на фильмы с английскими субтитрами.

– Английский, немецкий, французский, испанский, итальянский – проще простого. А вот русский язык – просто засада, – говорил Гильерме.

– Послушай, самый легко изучаемый язык – родной и те, что оказываются в одной группе с ним. Попробуй учить японский. Или китайский.

Когда видишь, как думающий по-португальски пытается выучить русский язык, в голове происходит что-то вроде отстранения по Толстому, когда Наташа Ростова, сидя в театре, увидела вместо луны подсвеченную дырку в куске фанеры.

– Почему вы используете кириллицу? – не унимался Гильерме. – Я понимаю, почему вы ее использовали раньше, Кирилл и Мефодий славные ребята, но сейчас-то зачем продолжать?

– Льюис Кэрролл, когда путешествовал по России, записал себе латиницей русское слово. Запись выглядела так, – я написала ему на салфетке.

«Защищающихся» – zаshtshееshtshауоуshtshееkhsуа (thоsе whо рrоtесt thеmsеlvеs).

– Окей, это мы простили. Но «террористический акт» – это же кошмар! – продолжал настаивать он.