Байконур. Память детства

«Гулял по Уралу Чапаев, герой,

Он соколам рвался с врагами на бой!»

Было такое желание победить! Быть первыми, лучшими, достойными памяти Чапая! Я не помню, но очень надеюсь, что мы победили и лучше нас не спел ни один отряд.

Пройдет время, я стану старше, не такой наивной и впечатлительной. Но каждый раз, когда я буду проезжать на поезде по железнодорожному мосту через реку Урал, меня, как тогда, в детстве, на смотре строевой песни, будет охватывать страшное волнение. Я буду вглядываться в серую, мутную воду, словно желая заглянуть сквозь неё, глубоко, глубоко. В то далёкое – далёкое время…

«Товарищ Чапаев, наш друг боевой!
Круги разошлись над его головой…
Урал, Урал – река,
Могила его глубока».

Любить Родину начинаешь ещё совсем маленьким, но только в мудром возрасте (пишу за себя) с грустью осознаешь, что понятия «Россия» и «Государство», к сожалению, разные. Как только эти два понятия сольются в единое неделимое целое, мы заживем в Стране благоденствия.

Мы заживем в моей любимой, многострадальной, самой прекрасной на Земле стране – Настоящей России.

Перед лицом своих товарищей

В шестом классе, за мой громкий, хорошо поставленный голос, (это мама «удружила», она любила разучивать со мной стихотворения и читать их с выражением) меня выбрали председателем совета дружины. Никаких заслуг перед школой я не имела и была слабой ученицей. Так называемой «троечницей». Меня выбрали именно за голос. Я громко- громко, словно ведущий военного парада, могла скомандовать: «Дружина! Равняйсь! Смирно! Приготовиться к выносу знамени!»

Я повзрослела. Это было уже не моё. Мой внутренний мир в эти годы наполнялся совсем иными героями и чувствами. Я открывала для себя Друнину, Поженяна, Осадова, Тушнову, Ахматову, Цветаеву, Гумилева…

Но ещё два года, шестой и седьмой класс, я играла в эти игры. На рукаве моей белой рубашки было три красных полоски. На голове обязательно красная пилотка. Под четкий ритм шумного барабана и неистовые звуки горна, мы вместе со старшей пионервожатой водили пионерскую дружину школы на парад в честь Дня Пионерии. А в день рождения Ленина мы шли через весь Город к бюсту Ленина, где в торжественной обстановке принимали в пионеры своих младших товарищей.

Нет во мне ненависти и презрения к Пионерии. Модно это сейчас. Не любил, не был, не состоял, убегал, не участвовал. А я к этому относилась совершенно спокойно – не убегала и участвовала. Почему? Верила очень в чистые идеалы. И Родину любила, как отец. Что означало для меня это слово «Родина»? Это был весь наш народ, вся наша, такая справедливая, самая лучшая в мире страна. Герои, победившие фашизм в Великой Отечественной войне. Космос и космонавты. Папа, мама и их коллеги по работе. Мои друзья. Всё это было для меня высшим пилотажем.

Приведёшь отряды во двор военного госпиталя (там, с правой стороны находился единственный в Городе бюст Ленина) и слушаешь, как ребята клятву верности дают. «Я, Павел Иванов, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь. Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться…». Вот первая часть этой клятвы очень хороша для юного пионера. «Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться» … А дальше взрослые игры, дальше уже политические страшилки. А, жаль.

Но если бы, хотя бы первую часть клятвы юные пионеры по жизни помнили и выполняли, не было бы сейчас так мучительно больно за нашу Родину. Жить, учиться и бороться за Родину, за любимую страну, за память обо всех потерях, за родных и близких людей, за прекрасное, честное и чистое, будущее в этой стране.

Честное комсомольское

Комсомол в моей жизни был настоящим и был ненастоящим.

Первый комсомол был услужливый, основанный на угодливости, наушничестве, предательстве, сплетнях за спиной, подавлении своего собственного Я. Он убивал в тебе всё личное и держал в страхе, а, стало быть, в послушании.

«Нет у тебя будущего без комсомола. Куда ты поступишь после школы, если ты не комсомолка. Как тебя примут в комсомол, если ты так вольно себя ведёшь? Характеристику надо заслужить. Можно написать в ней такое, что не будет у тебя никакой возможности поступить ни в один мало-мальски престижный ВУЗ. Так что, подумай хорошенько над своим поведением».

Всё делалось для того, чтобы ты вёл себя смирно, тихо, подчинялся старшим, выполнял все их требования и не выставлял напоказ своё Я, чтобы стремился, как все, в комсомол и чувствовал себя ущербным без этого комсомола. Чтобы сомнение закрадывалось в твою душу: не надо быть Собой, надо быть, как все.

Это был не мой комсомол.

В моём комсомоле всё было настоящим. Я искренне верила в Павла Корчагина, Сергея Лазо, Олега Кошевого, Зою Космодемьянскую, ребят, покоривших целину и строящих БАМ.

Я верила и еще очень долго для меня слова «честное комсомольское» были высшей оценкой честности и порядочности.

Комсомол остался для меня эталоном молодого человека, каким он и должен быть в жизни – бескомпромиссным, искренним, всегда приходящим на помощь, если кто-то в беде, любящим свою Страну.

К сожалению, с идеалами, я, как и миллионы моих сверстников, была обманута.

Но благодаря своим родителям, рано поняла очень важную вещь – ни при каких обстоятельствах нельзя унижаться самому и унижать людей. Надо всегда быть верным самому себе. И больше жизни любить независимость и свободу.

Отец

Он уходил на работу ранним утром, когда я ещё спала. Или он старался собираться очень тихо, или детский сон был таким крепким, но я никогда не слышала, как он собирается и уходит.

Иногда, когда мне нужно было встать пораньше, перед самым уходом на полёты, он будил меня. «Софа», – тихо звал отец, боясь спугнуть меня, – пора вставать. Давай, давай, просыпайся, я ушёл». И тихо, мягко шёл к двери. При его росте и громадных размерах, я всегда удивлялась, как тихо, аккуратно и неслышно он ходит. И ещё, скажу без хвастовства, отец был очень красивым. Его родители постарались на славу, вложив в него всё самое лучшее.

Свою мать отец видел в последний раз, когда ему было пять лет. «Добрые дяди» на «воронке» прежде чем забрать навсегда, разрешили ей попрощаться с сыном. Всю жизнь он будет вспоминать, как мать плакала и с такой силой прижимала его к себе, словно хотела раствориться, исчезнуть вместе с ним. Больше он никогда её не видел. И всё время искал. Повзрослев, стала искать и я. Но ответов на многочисленные письма просто не было, словно мы писали и отсылали их на другую планету.

В 90-е годы прошлого столетия, «добрые дяди», совершенно неожиданно ответили на наш очередной запрос.

Александра сидела в одном из самых больших сталинских лагерей системы ГУЛАГ с 1938 года. Десять лет.

Отец так любил её. Всю жизнь он вспоминал их последнюю встречу. Каждый раз, прибавляя всё новые и новые подробности. Как сняла она золотые серёжки и спрятала их в его детскую ручку. Как просила свою мать сберечь сына. Как выла на крыльце бабушка, словно смертельно раненая, умирающая волчица.

Как искалечила душу отца жизнь без матери. Какой он был сильный и мужественный человек и как плакал, когда вспоминал о ней. Кто ответит за нечеловеческие страдания моего отца? В нашей стране, как всегда, тех, кто в ответе за содеянное – нет, есть только униженные и оскорблённые. Каким – то чудом от Александры остался отрывок письма. Передали его отцу в 1979 году. Всю оставшуюся жизнь он носил письмо матери в нагрудном кармане форменного пиджака, у самого сердца, вновь и вновь не уставая перечитывать этот тоненький пожелтевший оборванный листочек. Среди казённых, каменных слов о своей жизни в лагере (ведь цензура должна была за что-то получать зарплату) были в нём и такие строчки:

«Мне страшно подумать, что пройдет несколько месяцев, и я увижу своего сына. Только мысли о нём, о том, что он есть на этой Земле, заставляли меня жить дальше. Я не видела его 10 лет. Каким он стал? Надеюсь, красивым и умным. Пусть быстрее летит время!»

За 8 месяцев до освобождения, в 1948 году, ночью, кто-то ударил Александру батареей по голове. Некоторое время она еще боролась за жизнь в тюремной больнице, но выжить от такого удара было невозможно.

В жизни бывает настоящее и ненастоящее. Сразу различить одно от другого очень трудно. Понимание приходит потом. И ты уже никогда не расстаешься с этим настоящим, словно обрёл немыслимые сокровища и поспешил надежно спрятать их в самом дальнем уголке своей души.

Праздничные веточки

На 1 мая и 7 ноября мы подходили к центральному входу школы за час, полтора до начала демонстрации. Школа, класс за классом, выстраивалась в колонну, словно длинная цветная гусеница с сегментами. Впереди колонны шла администрация школы, ученики постарше несли самодельный щит с номером школы и знамёна. Ребятам раздавали транспаранты – красные флаги, плакаты, лозунги, портреты наших вождей (в старших классах от этой процедуры прятались, как могли, потому что, получив транспарант, нужно было пронести его через весь город в колонне, торжественно пройти по площади, и вернуться назад в школу, чтобы сдать завхозу и сохранить для следующего праздника).

Школьники младшего звена, кроме красных маленьких флажков и воздушных шаров, несли в руках веточки с цветами. Веточки мне приносила мама. Цветы для веточек мастерили из бумаги. Как правило, лепестки были белыми, серединка жёлтая. Готовый цветок перематывали у основания нитками и прочно прикрепляли к веточке. Выглядели веточка очень нарядно и празднично. Если на ней уже распустились зелёные листочки, то получалось еще красивее.

Классы строили в шеренги по 5—6 человек. И начиналось движение. Так как моя первая школа находилась практически на главной улице города, то мы сразу попадали в общий людской поток, целеустремленно двигающийся к площади. Из динамиков, расположенных на столбах вдоль всей улицы играла музыка. И вот, наконец, мы добирались до площади. Самое главное нужно было ровно и красиво пройти мимо трибуны, размахивать веточками и кричать «Ура!» На трибуне стояли первые лица города. Я не смогу назвать никого. Я была ребенком. Мне это было совсем неважно.

Свернув с площади и пройдя немного вместе с колонной, мы разбегались в разные стороны, так как нужно было дворами добираться домой. Мне повезло. Мой дом был рядом с площадью, и обратная дорога занимала всего несколько минут.

Остались ли еще какие-то детские воспоминания от этих демонстраций? Да. Призыв из динамика помню: «Да здравствует 1 мая – День международной солидарности трудящихся! Ура, товарищи!» И это свое истошное – «Ура!!!» – до хрипоты в горле, лишь бы громче всех.

И ещё. Зажигается внутри лампочка бесконечной нежности к этим

праздничным веточкам с искусственными цветами и зелёными, липкими, пахнущими летом, листочками. Ах, какие они были красивые. Как ожидание чего-то необыкновенного, где прелюдия всегда важнее самого события.

Ослики

Дикие ослики заходили в Город летом. Всегда небольшой группой. По два, по три ослика. Были они маленькими, упитанными, с грустными глазами и всегда немного сонными. Мы боялись их, но почему-то сразу пытались накормить, отдать им припасённое в кармане печенье, конфету. Ели ослики плохо. И постояв немного у дома, словно вдруг очнувшись ото сна, медленно цокая копытцами по асфальту, двигались дальше.

Наверное, городские улицы были для них чем-то запредельным. Они никак не могли понять, где они и почему здесь оказались. Но эти маленькие животные живут в моей памяти очень добрым и нежным воспоминанием.