Чумные Псы: Оскал Страха

Ксень делает пару осторожных шагов, оглядывая незнакомую планету. Пытается выключить «пуговицу», но тут же ежится и включает обратно – слишком уж промерзлым оказывается воздух, слишком уж обжигает ледяной ветер.

– Пойдем? – спрашивает Хенна тихонько, поддерживая Птицу. Та неохотно кивает. Ксень пристраивается в хвост процессии. Проблемы возникают сразу же: обе земные девчонки не могут ходить по абсолютно гладкому льду, который тут вместо асфальта. Ксень, забывшись, на третьем шаге приземляется пятой точкой на землю, Птица пытается повторить ее маневр, но Хенна успевает удержать землянку.

– С этим надо что-то делать, – бормочет Птица. – Или мы так вообще никогда никуда не дойдем.

– Может, будем держаться за руки? – предлагает Хенна, протягивает ладони.

Птица мотает головой:

– Тогда мы будем и тебя ронять. Коньки бы…

– Коньки? – оживляется принцесса.

– О да, – мечтательно улыбается Ксеня. – В моей обуви нормально на льду не покатишься, все равно упадешь в итоге.

– Аналогично, – кивает Птица, ботинки которой, с их рифленой подошвой, вообще почти не могут катиться. Зато поскользнуться и упасть в них очень легко, когда вокруг чистый лед.

Хенна задумчиво хмурится, потом ослепительно улыбается и что-то тихо шепчет, и девчонки, окончательно потерявшие точку опоры, немедленно падают.

– Ой! – вскрикивает принцесса, пока ее подопечные кое-как садятся.

– Ну и что это было? – бормочет Птица, чувствуя почему-то довольно сильную обиду.

А вот Ксенька уже все поняла и тычет пальцем в «отросшие» на подошвах их обуви лезвия коньков.

– Спасибо! – восхищенно пищит рыжик и медленно поднимается на ноги. На коньках она держится очень уверенно, что и доказывает, сделав пару пируэтов.

Птица тоже поднимается, но хвастаться не спешит: просто проверяет, не разъезжаются ли ноги, потому что коленки неслабо дрожат. Но нет, все в порядке вроде. Только все тело болит, но этим можно и пренебречь.

Вместо громкой благодарности она просто кивает Хенне, выдавливает из себя подобие улыбки – девушки синхронно отводят глаза от ее лица, и Птица понимает, что лучше ей вообще не пытаться использовать пока что мимику. Так-то она выглядит как человек, которому на все плевать, вот пусть так и будет дальше.

– Мне вас расселить надо, – Хенна видит, что ее сестры новоявленные спокойно держатся на льду и тут же берет быка за рога. – Так что пошли.

– Поехали, – соглашается Птица и снова снимает свою «пуговицу». И когда Хенна начинает двигаться, стартует даже слишком резко. Холод и ветер – вот что ей сейчас надо, так что приходится ездить вокруг Хенны кругами, потому что та идет с довольно средней скоростью. И правильно, конечно.

Зато Ксенька рыжей молнией снует туда-сюда: ей, с одной стороны, не хочется потеряться в незнакомом месте, с другой же стороны, тянет рассмотреть все и вся. Птица в прострации, но Рыжая надеется, что она отойдет, а пока… вокруг – новый, неизведанный еще мир! Да, холодный и ледяной – но Ксенька запрещает себе думать о грустном. Она выбирает радость – а уж повод она найдет. Вот, первый уже есть – Хенна вовсе не сноб, и принимает их тепло. И, кажется, вовсе не парится, что появились новые претенденты на трон. Кстати, надо спросить, почему, но потом – а пока:

– Уиии! – девушка отталкивается, и кружится, как когда-то давно в детстве. Тогда, когда приют не был еще таким унылым, обшарпанным и разваливающимся, когда директриса не визжала на всех и вся, находясь в перманентном нервном срыве, а воспитатели умели улыбаться. Тогда их зимой водили на каток, и там суровая тренерша учила девчонок стоять на коньках и даже немного – художественным элементам. И сейчас все те пируэты вспоминаются легко и непринужденно.

Вокруг – царство стекла, пластика и бетона, однако то тут, то там попадаются архаичные элементы – сфинксы, непонятные обелиски, статуи… и вот они до боли напоминает архитектуру древнего Египта, так что Ксень решает, что Хенну обязательно расспросит подробнее, как только возможность представится. Народу не очень много, и все, в основном, спешат по каким-то своим неведомым делам. На коньках довольно много людей – да и не удивительно. С таким климатом это у них, наверное, общепланетный спорт – решает рыжая и на пробу выполняет прыжок. И приземляется, пусть не очень чисто, но все же верно, под одобрительный возглас Шианской принцессы.

На место они прибывают очень быстро, и лезвия из ботинок тут же исчезают. Хенна строго хмурит бровки, отчего становится похожа на ребенка, пытающегося косить под взрослого. Зрелище уморительное, и Птица усмехается, облокачиваясь о стену дворца, который не стала даже рассматривать.

– Это я сделала только на первый раз. Потом вы будете учиться ходить по льду. И вообще, займемся вашей координацией, на это же смотреть невозможно! А теперь пойдем, поселю вас… А вещи ваши где?

– Думаешь, нам дали время собраться? – насмешливо интересуется Птица. – Или хотя бы выбор – лететь или нет? Так что не знаю я, где брать одежду, моя вот…

Продолжать ей, в общем-то, незачем, итак ясно, что эти лохмотья одеждой назвать нельзя. Ксенька согласно кивает: она-то до идеи собрать вещи даже не додумалась, но все равно немного обидно, видимо, за компанию.

– Ладно, не переживайте, мы обеспечим вас всем необходимым. Сходим вам завтра за вещами, выберете, что понравится. Но учтите, что вы должны еще что-то для церемонии выбрать. Все, идем, вам явно надо отдохнуть.

– У нас же раздельные комнаты будут? – с надеждой спрашивает Птица.

– Конечно!

Хенна тянет на себя массивную черную дверь, окованную медью. Два стражника по бокам не обращают на принцессу и двоих оборванок никакого внимания, и если про принцессу все хотя бы понятно, то про двух незнакомых девчонок…

– А почему не спросили, кого ты тащишь во дворец? – поинтересовалась Ксень. – Мы ведь посторонние!

– И что? – Хенна на миг замирает, склонив голову на бок, в точности как Аргона. – Вы – со мной, значит – свои. Ну и плюс, тут куча народу живет, и все приводят своих друзей…

Ксень из этого объяснения понимает ровным счетом ничего. Но молчит, потому что резко осознает, насколько устала за этот бесконечный день, а принцесса шустро скачет вверх по пугающе огромной и явно парадной лестнице.

Ксень и Птица пытаются следовать за ней, но, обессиленные этим долгим днем, выдыхаются уже через пару пролетов. Да что там, у них даже оглядеться по-нормальному сил нет, сознание выхватывает только мягкий ковер под ногами, перила из темного дерева и огромное количество света, как будто лампы тут буквально везде.

– Тоже мне, высокая цивилизация, – пыхтит Птица, садясь на ступени. – В космос они летают, видите ли, а вот до лифтов не додумались.

Хенна как-то подозрительно быстро оказывается рядом и присаживается на край ступеньки, как на насест. Вытягивает ноги в совершенно человеческих джинсах и берцах, наподобие рокерских…

– Зачем их тут ставить? – интересуется она. – Бесполезные же штуковины, отнимают возможность поддерживать тело в форме. Вот грузовые есть – если надо протащить что-то большое или доставить много предметов за раз. А если ты один, не нагружен, не умираешь и в здравом уме – можно на своих двоих.

Ксенька фыркает:

– Или на четвереньках, если ты новенький, – но Хенна уже торопит их, поэтому приходится подниматься и ковылять.

Ковыляния по лестнице заканчиваются ковыляниями по длинным коридорам, которым, кажется, конца и края не будет. Но Высочество наконец останавливается, широким жестом указывает на две двери:

– Выбирайте.

Птица не глядя вваливается в ближайшую комнату, немедленно захлопывает дверь перед удивленными лицами девчонок, да там же, перед дверью, сворачивается узлом и тихо рыдает. Теперь никто не видит. Теперь можно.

Завтра она начнет учиться выживать в этом аду. А сегодня у нее траур, траур по тем, кого ей даже не дали по-человечески похоронить – и по тем, кто хотел ей помочь, а она оказалась слишком для этого слаба. Надо будет добраться до душа и кровати, да и вообще разглядеть новое место жительства, читай – тюрьму, но это потом, потом. Сейчас надо выпустить из себя то, что терзало ее на протяжении всего этого времени.

И она выпускает.

Глава 2. Вечная метель/Черный сон

И снова она – глаза, и снова эти глаза видят не для них предназначенное: черная тень в плаще склоняется над закрывшим глаза и едва дышащим Драссиром, и когти его скребут ложе, а из глотки все еще плещет кровь – как же долго зарастают их раны, а Феникс говорила, суток хватит для исцеления!

Темная фигура простирает руку, и что-то шепчет едва слышно – язык незнаком Птице, но в нем чувствуется первобытная сила: тягучая, как смола и древняя, как сами звезды. Тьма – первозданная Тьма течет от руки в черной плотной перчатке к раненому, и медленно начинает затягиваться страшная рана на горле, и Птица радуется, что Пижон, существо, родным ставшее почему-то (почему?!) будет жить. Медленно выравнивается его дыхание. Разжимаются сведенные судорогой когти, оставившие рваные дыры на черных простынях.

Фигура в плаще произносит еле слышно:

– Прости, – и на миг припадает на колени перед Драссиром – теперь просто глубоко спящим.

И тут же поднимается. Рвано дергает головой, сокрытой под плащом, словно вытряхивая свою собственную слабость. Выпрямляется гордо – лица под капюшоном не видно, но осанка становится царственной, а плечи распрямляются. Птица глубинным чутьем понимает – перед ней Правитель. Тот, кого Рыжая, эта несносная девица, окрестила по глупости Вселенским Злом.

– Я знаю, что ты видишь, – говорит он, и в голосе его нет ни злости, ни насмешки, лишь печаль и невероятная усталость. – Ты помнишь, что согласилась служить? Не отвечай. Не трать силы. Они тебе еще понадобятся, потому что тебе я поручу особое задание.