Чудо в перьях

– Это хрень собачья, а не литература! Что ж за придурки будут жить, писать и читать эту мерзость в будущем? – Била Андрея кулачками по лбу висящая на его пиджаке дама средних лет. – Слава богу, я не доживу, а детей нет у меня. Повезло.

Блаженному такой тёплый приём минут через десять надоел и он, заткнув книгу за пояс, пошел домой, оставляя за собой длинную цепь из падающих с него в разное время тел. Последним с него сорвался лысый дядька с гаечным ключом, которым он, оказывается, всё время стучал Андрюшу по причёске.

– На вот книжку. Дарю.– Блаженный метнул в рухнувшего дядьку книгу.– Я в зале не успел сказать, что читать её полезно и при геморрое. Проходит после пятой страницы. А у тебя он точно есть. По роже видно.

Утром директор завода позвонил редактору газеты и описал всю творческую встречу, добавив всё, что ему рассказали отбывшие встречу до конца. Редактор вызвал Пановича и они долго сидели вдвоём, никого не пуская в кабинет.

Решили в итоге творческие встречи пока к чёртовой матери отменить.

– Не готов народ правильно понимать современную литературу.– Сказал редактор.– Надо партии нашей поработать с народом поплотнее. Иначе к прогрессу или вообще не придём, мимо промахнёмся. Либо доплетёмся, но дураками. А зачем прогресс дуракам? Им и так всегда хорошо.

– Женщин – поэтесс жаль.– Опечалился председатель объединения.– Если их стихи не понравятся на таких встречах, то они – то у нас не богатыри, не Андрюхи Блаженные. Пришибут девушек напрочь. А у них дети, мужья, кошки, птички в клетках и цветочки на подоконниках. Жалко будет наших дам литературных.

– Короче, занимайтесь, книжки печатайте, продавайте, но в народ не ходите.– Редактор на прощанье потрепал Андрея Ильича по кудрям.– Народ добрый наш, но он же, мать его, злой одновременно. Потому, что зарплаты маленькие. Но другого народа у нас нет, а из за рубежа толпу счастливую к нам не затащишь. Они заелись там, буржуями прикормленные. Ну, ничего, скоро уже и коммунизм. Тогда и наши кондовые граждане облагородятся.

На том удачно порешили и с чувством глубокого удовлетворения разошлись.

Глава пятая

– Мы всё сделали неправильно, – горестно сказала поэтесса Маргарита Марьянова писателю нескорого двадцать первого века, грузчику Андрюше Блаженному и поэтам-мясникам с рынка Василию Скороплюеву, Кукину Грише и Митрию Чувашеву, которые писали втроём. Вася слова находил, Гриша к ним рифмы, а Митя эту смесь превращал в стихи.

Марьянова после смертельного номера – буйной встречи шестьдесят девятого года, отловила второго января полуживых поэтов и единственного писателя из следующего столетия в кафе «Колос», где они уже второй день воссоединяли тело с духом волшебным портвейном «Три семёрки»

– Книжки выпустили колхозного образца – это раз, – рассуждала она скорбно. – Народу не воткнули в голову правду о том, что произведения наши замечательные, Никому не интересно пустить в массы честный слух, что именно наши книги помогают партии воспитывать и поднимать морально-нравственный потенциал строителей коммунизма. Это два. Третья ошибка – книги надо было печатать как минимум в издательстве «Прогресс», а не в нашей убогой типографии, где дореволюционный шрифт и бумага из макулатуры. Поехали ко мне на работу. Нефильтрованным пивком душу приласкаете, да обмозгуем, как всё исправить.

– А чего нас выбрала? – удивился Блаженный. – Вон же Лыско есть. Детектив сочинил! Народ любит эти стрелялки-догонялки и «руки за спину!»

Я прочёл и мне так сразу захотелось или морды регулярно чистить друзьям- товарищам, или в милицию устроиться офицером в отдел уголовного розыска и карать преступников без суда и следствия. Вот так крайне жизненно он отразил действительность.

– Жизненно расписать он куда лучше мог бы свои гадкие скандалы с женой в письме к тёще, – засмеялась Марьянова Маргарита. – Нет художественности у него в отображении мордобоя. Как справку написал. Как кондовый рапорт милицейский. А у нас с вами – литература. Образность. Язык высокого стиля. Хрен кто с первого раза повторит хоть одну строчку. Мысль лежит глубоко. Искать её надо. Ползти к ней на коленях. Извилины массировать в усохших от читки газеты «Правда» мозгах. Литература настоящая – она для чего? Для того, чтобы вызывать задумчивость и зарождать в читателе счастливую мысль, что он допёр, дотумкал, сподобился понять, что кроется за нашими идиомами да метафорами. Значит он тоже умный вместе с нами. Радость у человека. Что не пень он дубовый, не кол осиновый, раз смог проникнуть в высокие материи искусства нашего писательского. Вот зачем нам надо работать в литературе! Поднимать читателя выше его головы!

Пиво на заводе, где технолог Маргарита Марьянова сама придумала такой рецепт любимого мужского напитка, что он победил на международной выставке в Чехословакии, было настолько вкусным, что мясникам сразу захотелось сменить профессию и устроиться грузчиками на склад полных бутылок. Потому, что там был узаконен аварийный бой сорока пузырей в день. Никто дольше года на складе не служил. Не выдерживал. Если и выживали единицы, то всё равно ненадолго.

– Вы, мужички, литра по три примите, но не более, – Рита принесла огромный бидон и кружки поллитровые. – Нам надо сегодня уже придумать стратегию с тактикой внедрения в большую литературу.

– Если внедримся, училка моя школьная узнает и башкой тронется. – Мечтательно сказал Вася Скороплюев. – И переедет она жить в дурдом. Про меня ведь говорила, змея, что проверять мои учебные сочинения нельзя без корвалола, а на ночь даже и с ним лучше не надо. Что моё главное литературное назначение – в сортирах на стенках писать. Зараза, блин! Так у меня вон и книга уже есть. А у неё нету, хоть она и училка литературы. Жизнь сама знает, кому кнута дать, кому пряник.

– Начинать надо с рецензий на наши труды, – Марьянова вынула из шкафчика четыре больших вяленых воблы. – И вот это самый первый неподъёмный камень на пути к высотам.

– Какой камень?– дружно вскрикнули мясники. – Пять секунд и будет тебе рецензия в стихах. Особо поэтому ценная.

– У Марьяновой, у Риты

Есть талант для всех открытый

Не родится сотню лет

Равный ей большой поэт!

Все её поэмы пусть

Знает каждый наизусть!

– Где камень-то? – заржал Митрий Чувашев. – Ровная взлётная полоса! С такой рекомендацией тебя издательство «Прогресс» не читая напечатает в трёх томах и с обложкой из штампованного перламутра. А вдогон воткнёт сказку про твою биографию в серию « Жизнь замечательных людей».

– Дурак ты, Митя, – очистила и подала ему воблу Марьянова. – Мы с вами кто? Пустое место в мире поэзии и прозы. Сквозь нас знатные литераторы будут проходить как через тухлый воздух в кабинетах Союза писателей. Для рецензии нужен человек с именем, которое произносится на придыхании, с дрожью в голосе и слезой умиления в глазу.

– Ну, знаю я одного такого, – долил в организм вторую кружку пива Блаженный Андрюша, будущая гордость будущего века. – Фамилию, правда, не вспомню. Но в редакции его портрет висит перед приёмной.

Все наморщили лбы и после пятой кружки нефильтрованного Вася Скороплюев больно шлёпнул себя по лбу. Чуть, может, легче, чем топором вдоль окорока.

– Бляха-певчья птаха! Так то ж сам Шукшин Василь Макарыч. А напротив поэт Вознесенский в рамке с позолоченными вензелями. Так до них добраться только на том свете можно будет. Там все равны. А сейчас они – слоны, а мы моськи. Нас они и в лупу не разглядят. Не… Надо найти кого попроще, но чтоб Союз писателей и издательства его своим считали и вранью его верили.

– Хочешь намекнуть, что наши с вами таланты – враньё? – горестно охнул Блаженный и опустил на стол свой пятикилограммовый кулак. Стол разломился на две равных части, но все успели прихватить свои кружки и вяленые рыбки.

Марьянова села к телефону и через минуту уже выпытывала у председателя Пановича, чья рецензия из писателей достойных, но доступных к общению с простолюдинами, не вызовет аллергии на труды неизвестных пока поэтов и писателей у начальников Союза и издательства «Прогресс».

– Есть такой Фишман Моисей Аронович, – сразу сказал председатель. Профессор МГУ. Преподаёт на филфаке. Сам написал только одну книжку. «Максим Горький. Патриот или предатель?» Вот у меня рядом она лежит. Читаю тебе маленький отрывок:

«Горький долгое время считался как преданный яростный революционер, большевик, вставший у руля культурного революционного процесса, однако сразу после октябрьского переворота со страниц социал-демократической газеты «Новая жизнь» Горький зло набрасывался на большевиков: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия». Вот так вот он прямо и написал. Мало того. Долго жил за границей, кайфовал в роскошной жизни и дружил с буржуями. Вот и пойми его! Глашатай революции или двуличный человек, готовый служить и «вашим и нашим»? Горький говорил даже такое: «Дело, знаете ли, простое. Коммунистов горсточка. А крестьян миллионы… миллионы!.. Кого больше, те и вырежут кого меньше. Предрешено. Коммунистов вырежут».

– Вот какой смелый писатель – этот Фишман. Про самого Горького не побоялся правду сказать. Хотя, конечно, ему эту книгу один секретарь КПСС лично заказал и лично рукопись вычитал да передал в издательство. И вот читатели Моисея Ароновича не знают, а в ЦК КПСС он к любому может зайти, даже к секретарю по идеологии. Поэтому каждое издательство его любит и всякое его желание быстренько выполняет. Но вам к нему надо самим ехать. Скажете, что Союз Писателей вас к нему послал. Секретарь Заварзин. Он проверять не будет. Не бойтесь. Ну, а дальше – всё от вас зависит. Понравитесь ему – станете уважаемыми в стране литераторами. Он сделает вам светлое будущее.

– Выслушали мужики пересказ разговора Марьяновой с председателем и задумались.

– Одёжку надо импортную купить. Чешскую хотя бы, – сказал себе под нос Вася Скороплюев. – Рубашки нейлоновые и галстуки с заколками. Запонки. Туфли лакированные. Причёски сделать модные и как-то достать в «Берёзке» французский одеколон. Один хотя бы на всех.

– Портфели кожаные с золотистыми замками, – добавил Гриша Кукин, создатель рифм. – Не за штаны же книжки наши затыкать. А Маргарита свою куда спрячет?

– У меня есть красивый польский ридикюль. С защёлкой крестиком, – Марьянова усилием окрепшей на пивзаводе воли вырвала себя из оцепенения.– Но дело не в галстуках, мужики. Если Фишман всё сделает как надо – не отблагодарить такого человека позорно даже для бедолаг из забубённой провинции, угрюмого нашего захолустья. А чем благодарить?

– Только не деньгами, – твёрдо сказал Блаженный. – Это уже несовременно и неприлично. Для столицы – вообще дешевка. У них там этих лавешек – хоть самолётики из них сворачивай и пускай с балконов.

– В Москве у всех есть всё. Даже электромясорубки свободно продают. Как водку. Слышал я так, – грустно вставил значительное примечание Митрий, мясоруб-поэт.

– Да… Вот тут мы и хряпнемся мордами в грязь. – Ужаснулась Марьянова. – Хотя… откуда в Москве грязи взяться?

– Надо подарить ему хорошее заграничное ружьё, – уверенно сказал Андрюша Блаженный. – Я знаю, что большие люди и друг другу покупают ружья на праздники, а благодарные ходоки вроде нас – тем более. Надо только добыть импортное ружьё в той же «Берёзке». Слава КПСС, что мне там вообще всё за рубли продают. Нравлюсь я им. Думаю так.

– «Беретта» итальянская – лучше не придумаешь, – сказал Скороплюев Василий – В Москве только продают. Но москвичам. Нам, деревенским – шиш. А у меня армейский друган живёт в Черёмушках. Деньги ему вышлем и он купит на имя Фишмана. В общем, я по межгороду ему позвоню. Озадачу.

Пива они выпили два бидона, поэтому головы работали как арифмометры «Феликс». Быстро и правильно.

– Всё. Порешили. Завтра начинаем собираться. Всё покупать. А ты, Васёк, решаешь вопрос с другом насчёт оружия,– потянулась и зевнула Марьянова. – Надо уже расползаться. Ровно кто-нибудь три метра может пройти?

Все попробовали без нужного результата.

– Такси тогда вызываю, – Маргарита взяла трубку. – Не хватало в вытрезвитель загудеть. Мясникам-то ещё можно. Но они вдобавок уже поэты. А вот поэтам там делать нечего. Позор советской литературе.