Чудо в перьях

И тогда собрались все на Большой Совет. «Зря мы», – выступил самый первый. «Всё равно ни к чему!» – возразил ему такой же первый, но после него. «И, главное, день-то был северо-восточный!» – удивился стоящий рядом. «Сколько ни старайся», – согласился с ним ещё один.

И так они держали совет и разошлись только на третьи сутки. И зря разошлись. Потому что решение было принято.

Хотя никто и нигде.

Вот что случилось сначала. А вот после того уже и появилась чёрная дыра на картине мира. Который где-то был, а где-то кроме войны ничего не было. Пока и там не получился мир».

Якушев закрыл тетрадку и передал её Пановичу.

– Будете издавать книгу, пишите двух авторов. Алексей Сажин, Антон Якушев.

– Будем издавать, – председатель прижал тетрадку к груди. – Вот видите же! Сон разума рождает не только чудовищ, но и шедевры! Стоило нам применить новую методику формирования опуса – и тут сразу сюжет читателю чёткий как у Эдгара По! А фабула как выстроилась! Ну, прямо как рота Кремлёвского гарнизона! Носочек натянут, локоток ровно под девяносто градусов, а поворот головы – чётко три четверти. Хоть кипрегелем измеряй или транспортиром.

Да с такими характеристиками повесть Якушева-Сажина можно сразу направлять в издательство «Советский писатель». Так они очередное переиздание крупного фантаста Ивана Ефремова «Час быка» отложат, а Якушева-Сажина миллионным тиражом в народ выбросят. Пусть люди знают, что от смешного до великого провинциальному литератору нужно всего один шаг сделать! Да какой он, кстати, провинциальный? С такими писателями Зарайск – это уже не окраина литературная, а почти третий город после столицы и Ленинграда.

– Чего он сегодня выпил? – тихо поинтересовалась Марьянова у матёрого частушечника Лихобабина, который давно научился знать всё про всех. – Граммов триста «столичной»?

– Мы вместе врезали по полтора стакана Азербайджанского с четырьмя звёздами, – уточнил Лихобабин. – Потому и речь льётся из него благородная да культурная.

– А ты частушки новые пробовал во сне услышать? – спросила Маргарита. -

Я вот позавчера только заснула и сразу поэму отловила строчек на триста. Соскочила ночью и записала всю между текстом в газете «Гудок». Прочту здесь, но печатать буду в Москве. В издательстве «Прогресс». У нас ведь теперь отделение всесоюзного Союза писателей будет. Не слышал?

Лихобабин открыл рот как в кабинете у дантиста и не закрывал без команды доктора.

– Ну, ну, захлопни уста нетрезвые! – убедительно попросила Марьянова. – Через месяц-другой вступай к нам в Союз. Я – председатель. Печататься будем только в Московских конторах. Частушки народу очень нужны. В них – мудрость времён! А!?

Лихобабин с трудом сомкнул губы и кивнул. А как же, мол! Мудрость и интеллигентное осмысление всяких двусмысленных ситуаций.

– Ты сейчас прочти, что там тебе сон навеял за последнюю неделю, – Шепнула Маргарита. – А я отберу лучшее для издательства « Прогресс». Но про отделение Союза пока никому. Понял? А то испортишь всё. Тяни руку!

Пока члены литобъединения качали Якушева и орали всякие здравицы ему, называли его несомненным талантом, а женщины ухитрялись его, высоко взлетающего и падающего, целовать в щёчки, Лихобабин тронул председателя за крепкое плечо и сказал почти угрожающе.

– Мой черёд сейчас. Снились мне еженощно целые наборы частушек. Всё смог записать. Это очень правильно – искать выдающийся материал в забытьи. Пробовал напиться водки и в него, в забытьё, проваливаться, так ни строчки не почудилось. А трезвым засыпал неделю и – на! На целую толстую книгу нашептал мне частушек сон праведный. Читать?

– Сейчас послушаем взятые из снов частушки нашего дорогого Владимира Сергеевича Лихобабина! – воскликнул председатель и все, кто качал талантливого фантаста, мгновенно разбежались по своим стульям. Якушев рухнул на паркет и дощечки от пола разлетелись в стороны как брызги от ноги, шлёпнувшей лужу. Его подняли и унесли на подоконник, где он вопреки предположениям, не помер, а неплохо отдохнул и даже частушкам удачным слабыми ладошками хлопал.

– Шедевры устного народного творчества, которые натурально сперва придумывает специальный поэт вроде меня и записывает,– объявил частушечник. – А потом раздаёт народу. А народ их чешет на пьянках так нагло, будто сам сочинил. Короче – фрагменты моего первого из семи томов.

Зал затих и сдавил дыхание. Почти все родом были из села и частушки там ценой стояли выше, чем, например, стихи Некрасова про русскую деревню и терпеливый народ. Да и не знал про Некрасова никто, кроме младших школьников.

– Ну, ядрёна Матрёна! – сделал Лихобабин уместное вступление и воткнул руки в боки:

– Это что же за гулянье:

Ты – домой и я – домой.

А, по-моему, гулянье:

Ты домой и я с тобой!

Неужели веток мало:

Вы березу рубите?

Неужели девок мало:

Вы замужних любите?

Вот пойду я в огород,

Накопаю хрену.

Затолкаю Сашке в рот

За его измену.

Мне не нужен пуд гороха,

А нужна горошина.

Мне не надо много девок,

Нужна одна – хорошая!

Три недели не купался,

И поймал не пузе вошь.

Она толстая, большая,

Из винтовки не убьешь.

В магазине продавщица

Назвала меня «свиньёй».

Бабки думали свинина,

Стали в очередь за мной !

Вот это был самый красочный и душевный финал всех тридцати последних заседаний литобъединения. И гармошка появилась как вроде из того же сна Лихобабинского. И гармонист выскочил из ниоткуда с ней на пустое место перед стульями!

Вообще незнакомый мужик в косоворотке и в синем картузе, заломленном на затылке. Как бурей степной снесло в круг всех писателей и поэтов, грузчиков, продавщиц, машинистов подъёмных кранов и закройщиц фабрики «Большевичка». Все верещали, вспоминали свои любимые частушки и горланили их, как на второй день буйной деревенской свадьбы.

Мужики прыгали вприсядку и забрасывали ноги над головами, а дамы махали носовыми платочками, расставив руки как для объятий, и кружились на цыпочках вроде куриц перед петухами.

– Да…– сказал сам себе доцент мехмата, председатель Панович. – Культуру в массы, деньги в кассы. Сила народная в слове, а слово это не из любовных романов или учебника по сопромату, а из частушек традиционных. В наших традициях острое, меткое слово русское, а в нём и сила неодолимая.