Я твой день в октябре

– Куда? Забрать, бляха. Я тебе чемодан, что ли?

– Он сейчас в городе Аркалык, – пояснил Прокопенко. – Это сейчас центр новой Тургайской области. Зарайскую поделили пока ты в Москве торчал. Область большая. Да ты в те края из «Ленинского пути» мотался по полям. А сейчас там разведали огромное месторождение бокситов. Руды алюминия. Сейчас он почти как золото всем дорог. Ну и под это управление Москва разрешила создать область. Со всеми областными причиндалами.

– Саныч хочет сказать, что там свой обком партии, а при нём такая же как в Зарайске областная газета, – Толян говорил радостно и убедительно. – Молодежь в неё сплошная со всего Союза слетелась всякая. Кто от беды смылся, кто за счастьем припёрся. Но вот ты там будешь если не тузом, так королём козырным. Едешь со мной?

Лёха посмотрел на Прокопенко.

– Езжай. Однозначно, – редактор даже заволновался. – Такой шанс. Ко мне всегда успеешь вернуться.

– Я звоню насчёт тебя главному редактору «Тургайской нови»? – Ермолович взял трубку.

Лёха ещё раз глянул на Прокопенко. Редактор кивнул. Давай, мол, езжай пока зовут.

– Звони, – Алексей сел подальше. На диван. Чтобы не слышать голос из Аркалыка.

Говорил Толян минуты три.

– Помните я Вам рассказывал про кустанайского парня с отличным пером?

Так я его уговорил. Приедем послезавтра вместе. Лады. На отдел сельского хозяйства пока. Он согласен. Да нет, он рядом сидит. Даю.

Алексей взял трубку.

– Я – Анатолий Васильевич, – сказал редактор из Аркалыка. Мне Ермолович много про тебя рассказывал. Я тебя приглашаю работать. Лично.

– А я лично не против. Даже с удовольствием поработаю от души, – Лёха продолжал смотреть на Прокопенко. Он одобрительно кивал головой.

– Ну, тогда ждите.

– В общежитие Анатолий устроит. Квартира через полгода. Жду, – Анатолий Васильевич опустил трубку.

…Родители Алексея тоже обрадовались.

– Ты только приезжай почаще. Тут ведь четыреста километров всего, – сказала мама.

– На «Ан-24» час лёта, – добавил батя.

И они пожали руку Анатолию Ермоловичу. А через день из скромного здания аркалыкского аэропорта вышли с красивыми дорожными сумками два хорошо одетых молодых человека в коротких тулупах, в валенках и шапках с опущенными ушами. Ветер попутный дул так, что сумки тащить было легко. Поземка поднимала их и несла сама. Помогала. Рейсовый автобус высадил их между бокситовыми рудниками и городом.

Странное это было видение. Для Лёхи, конечно. Толян-то привык уже.

Город лежал как у циклопа на ладони. Перед ним и за городом, да на всех видимых улицах лежал почти красного цвета снег. Четырех и пятиэтажные дома тоже были красные. Одежда людей бегущих по ветру и ползущих против него тоже отливала красным. От рудника дул ветер и нёс в город красную снежную пыль.

– Что это? – удивился Лёха.

– Пыль бокситовая. Отработанный материал, – засмеялся Толян. – Несёт его с отвалов. И всё у нас одного цвета. Красно солнышко, красный как флаг обком партии, люди как индейцы – краснокожие. Зато всем платят добавку за вред здоровью. Но вреда никакого нет. Видишь – мертвые на улицах не валяются. Да и больница у нас всего одна. Пустая. Не болеет никто. Некогда.

Лёха поставил сумку на красный снег. Придавил коленом, чтобы ветер не украл её и сам себе сказал. Тихо сказал. Ермолович не слышал. Он уши шапкой затянул и щарфом обмотал. Дуло отчаянно.

– Девять жизней моей придуманной кошки кончились. Придется новую завести. И тогда ещё девять новых разных жизней нам с ней точно отмотать предстоит. И он тихо позвал несуществующую кошку.

– Кс-кс-кс!!!

– Мяу! – радостно ответила появившаяся из ржавой метели такого же цвета кошка и прыгнула Лёхе на руки.

– Значит, поживем ещё. Девять жизней – это как раз то, что такому баламуту нужно позарез.

Он махнул рукой, и они двинулись к общежитию.

– Скажу кому, что я живу в красном городе, каких больше, наверное, на Земле нет – так ведь не поверит никто.

– Привет, красавец Аркалык! Привет, город очередной красной революции и очередной первой кошачьей жизни! – во всё горло крикнул Алексей. Но никто, кроме рыжей придуманной кошки, уютно лежащей на его сильных руках, его и не видел, и не слышал.

И кроме родителей, Прокопенко да Толяна ни один человек на Земле о разбеге с низкого старта его новой, теперь уже снова свободной жизни, и слышать не слышал, и знать – не знал.

***

.