Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая

Устроив детей, Иван Петрович занялся торговыми делами, разъезжая по Подмосковью и окрестным областям в поисках редких вещиц и старинных икон, которые продолжали появляться на барахолках в воскресные торговые дни. Ему сопутствовал успех и дела пошли значительно лучше, чем в Вологде. Связи с московскими антикварами стали постоянны, и его, как знатока, частенько приглашали на консультации для оценки подлинности вещиц и икон и определения их художественной ценности.

Икон на барахолках продавалось множество, так как шла борьба с религией, церкви и монастыри продолжали закрываться, а церковное имущество частенько попадало в руки местных жителей и тащилось ими на продажу за бесценок.

Иван Петрович приноровился быстро, с одного взгляда определять ценность вещиц, и потом небрежно и как бы с неохотой и сомнениями приобретать действительно ценную вещицу почти даром.

Вскоре у него скопилась приличная коллекция вещиц, старинных поделок и икон, которые Иван Петрович разместил в углу спальни ввиду отсутствия кабинета. Антиквариат продавался медленно и трудно, и вещицы продолжали накапливаться, не давая ожидаемого дохода.

Однажды Иван Петрович обнаружил отсутствие двух икон и, проведя расследование, выяснил, что сын Борис утащил их в школу и там, во дворе школы, ученики кидали в эти иконы камнями, соревнуясь в меткости и, вдохновленные антирелигиозной пропагандой, что велась в школе.

Сын Борис за свой проступок был бит первый и единственный раз Иваном Петровичем офицерским ремнём, бережно хранившимся ещё с гражданской войны. Этот урок восьмилетний Борис усвоил твёрдо и больше к отцовским вещам не прикасался.

Течение семейной жизни на новом месте вошло в размеренное русло будничных забот и обязанностей, что вполне устраивало Ивана Петровича, привыкшего за годы учительства к жизни по распорядку занятий в школе.

Дети почти целый день посвящали школе и домашним заданиям, Анна хлопотала по хозяйству, стараясь накормить детей и следя за их внешним видом, а Иван Петрович дважды в неделю ездил по своим антикварным делам в Москву, зарабатывая на содержание семьи и возвращаясь в этот же день поздно вечером, а иногда и на следующий день, если дела требовали его присутствия в Москве.

Ночевать он останавливался у знакомых антикваров, иногда заглядывал и к хозяину дома Фёдору Ивановичу, если был без вещей, поскольку старый большевик продолжал относиться к торговым делам Ивана Петровича с неодобрением и всякий раз уговаривал учителя бросить торговлю и заняться учительством, на что всегда получал ответ, что к учительству Ивана Петровича не допускают ввиду происхождения из нетрудовых классов.

Учитель, в свою очередь, просил Фёдора Ивановича продать дом, чтобы семья имела постоянное жильё, а не съёмное, пусть и бесплатно.

Фёдор Иванович неизменно обещал заняться оформлением продажи дома, как только позволит его здоровье, которое, к сожалению Ивана Петровича, не улучшалось, а лишь слабело и слабело.

Год жизни в Подмосковье пролетел незаметно, и в мае Иван Петрович снова отвёз своё семейство на всё лето к отцу в село, чтобы дети и жена отдохнули от забот, пока он будет добывать средства на семью своими торговыми делами, которые шли не шатко, не валко, но обеспечивали безбедное существование всей семьи.

В августе семья Ивана Петровича самостоятельно и вполне благополучно вернулась из Белоруссии для продолжения своего существования в Подмосковье.

Иван Петрович продолжал свои торговые дела, несмотря на то, что частная торговля повсеместно запрещалась Советской властью и сохранялась лишь торговля предметами искусства, изделиями народных промыслов и крестьянской продукцией на базарах и ярмарках.

Прошло уже четырнадцать лет с Октябрьской революции, а Советская власть не рушилась вопреки ожиданиям внутренних и внешних врагов всяких мастей и оттенков, в том числе и в самой партии большевиков. Сопротивление врагов усиливалось, и вождь партии Сталин постоянно призывал к повышению бдительности и непримиримости к врагам, чем и занимался наркомат внутренних дел, находившийся под фактическим руководством Генриха Григорьевича Ягоды (Еноха Гершоновича Иегуды) в связи с болезнью руководителя НКВД – Менжинского.

В поисках врагов проводились облавы в городских кварталах, и проверка документов у приезжающих на вокзалах столицы. Под эти проверки неоднократно попадал и Иван Петрович, приезжая паровиком на Савёловский вокзал. Из документов у него по-прежнему была лишь справка лишенца прав вместо паспорта. Иногда, проверив справку, милиция отпускала его восвояси, а иногда наиболее ретивые милиционеры задерживали Ивана Петровича и препровождали в отделение милиции для выяснения обстоятельств лишения прав, что занимало несколько дней.

В этих случаях, жена Анна, не дождавшись мужа, на третий день ехала в Москву, находила Ивана Петровича в одном из ближайших к вокзалу отделении милиции и, предъявив свой паспорт, доказывала, что она жена задержанного и проживает с ним и с четырьмя детьми в Подмосковье. Этого оказывалось достаточно, и Ивана Петровича отпускали с миром, не предъявляя никаких обвинений с предупреждением, что постоянно находится в Москве он может не более трёх суток, что Иван Петрович всегда обещал соблюдать.

Освободив мужа, Анна уезжала домой вместе с ним или, получив от него деньги на содержание семьи, возвращалась домой одна, оставив Ивана Петровича завершать дела, которые ему помешала закончить милиция его арестом.

После ареста Иван Петрович обычно навещал хозяина дома Фёдора Ивановича, предлагая ему в очередной раз продать дом: тогда, имея собственное жильё в Подмосковье, Иван Петрович надеялся получить паспорт полноправного гражданина СССР, на что получал очередное заверение Фёдора Ивановича уладить дело с домом, как только наберётся сил. На том всё и заканчивалось до очередного ареста Ивана Петровича.

Конечно, прояви учитель настойчивость, и дело совершилось бы в его пользу, на такой настойчивости Иван Петрович не проявлял, полагая, что нехорошо надоедать человеку, который и так много сделал, разрешив проживать в его доме без всякой оплаты.

В подобных делах и торговых занятиях Ивана Петровича незаметно прошли осень и зима, наступила весна, и семья Ивана Петровича привычно уехала в Белоруссию к его отцу на всё лето.

XXX

Между тем в стране раскручивался маховик строительства социализма под жёстким управлением Сталина. Разгромив организованную оппозицию в партии большевиков, Сталин, являясь Генеральным секретарем этой партии и не занимая никаких государственных постов – как вождь, взял курс на ускоренное развитие промышленности и коллективизацию сельского хозяйства, справедливо полагая, что лишь имея сильную промышленность и развитое сельское хозяйство, страна социализма сможет устоять во враждебном капиталистическом окружении других стран.

Первый пятилетний план развития страны выполнялся досрочно. По всей стране строились заводы и фабрики, везде требовались рабочие руки и квалифицированные кадры, исчезла безработица в промышленности, рабочих не хватало, но в сельском хозяйстве был избыток крестьян, связанный с единоличным ведением крестьянских хозяйств.

Требовался стимул к перемещению крестьян из деревень в города и переход их на промышленные предприятия. Таким стимулом являлась коллективизация сельского хозяйства, оснащение колхозов машино -тракторной техникой, что позволяло высвободить лишних крестьян и заставить их переселиться в города.

Партией большевиков было принято решение ускорить коллективизацию сельского хозяйства, но добровольно и без нажима на крестьян.

Скрытые враги и партийные группы, желающие выслужиться, рьяно взялись за сплошную коллективизацию, не объясняя крестьянам преимуществ коллективного хозяйствования на земле и не дожидаясь массового поступления средств механизации, облегчающих крестьянский труд и высвобождающих лишних крестьян, которые добровольно могли бы переселяться в города, чтобы строить новые заводы и фабрики, и потом работать на них, обретая квалификацию.

Процессом коллективизации необходимо было руководить, а не принуждать крестьян к вступлению в колхозы без объяснения крестьянской выгоды. Сталин писал: «Искусство руководства есть серьёзное дело, нельзя отставать от движения, ибо отстать – значит оторваться от масс, но нельзя и забегать вперёд, ибо забежать вперёд – значит, потерять связь с массами. Кто хочет руководить движением и сохранить вместе с тем связи с миллионными массами, тот должен вести борьбу на два фронта – и против отстающих и против забегающих вперёд».

Несмотря на эти предупреждения, коллективизация в большинстве случаев проводилась с нажимом на крестьян и обобществлением скота и тягловой силы, которой являлись лошади и быки. Лошадей неохотно, но сдавали в общественный табун, а вот быков можно было зарезать на мясо, и этим мясом потчеваться, не сдавая быков в общественное стадо, что многие крестьяне и делали.

Наступила весна, в Украине и на Северном Кавказе пахать землю было нечем, ибо тяжёлые чернозёмы здесь пахали на быках, которых съели при коллективизации. По этой причине половина полей в этих краях оказалась незасеянной, лето выдалось засушливым, и к осени жители Украины, Кавказа и Поволжья, где прошла жестокая засуха, остались с урожаем сам-два, который пришлось сдать государству под нажимом местных руководителей, скрывающих от руководства страны неурожай и его причины, ибо в случае огласки, они наверняка остались бы без тёплых местечек, на которых пригрелись за прошедшие годы. В итоге в этих местах наступил голод, о котором вскоре узнало и руководство партии, но было уже поздно, и страна оказалась без запасов хлеба для городов, где голод грозил остановить дальнейшее развитие промышленности.

Сталин говорил: «Не подлежало сомнению, что при таком состоянии зернового хозяйства армия и города СССР должны были очутиться перед лицом хронического голода».

Развитие промышленности должно было обеспечить сельское хозяйство техникой и исключить повторение голода в будущем, и Сталин указал обеспечивать продовольствием города, надеясь, что крестьяне как-нибудь прокормятся на земле, что неоднократно происходило в царской России.

В городах ввели продовольственные карточки, все ресурсы продовольствия направлялись в промышленные центры, и голодающие края оставлялись без государственной поддержки продовольствием, как и в царские времена.

Нехватка продовольствия ощущалась и в Москве, что вызвало рост цен на рынках, но при наличии денег можно было купить всё, что угодно.

Иван Петрович приспособился посылать денежные переводы своей тёще Евдокии Платоновне в Сибирь, где не было нехватки продовольствия.

Тёща закупала продукты и отправляла их посылками семье Ивана Петровича, что служило серьёзным подспорьем для семьи.

В заботах о содержании семьи и пропитании детей прошли осень и зима, а весною, навестив Фёдора Ивановича в надежде выкупить дом, Иван Петрович узнал, что Фёдор Иванович уже три недели как умер от сердечного приступа, не успев оформить дарственную Ивану Петровичу на дом. В его московской квартире власти поселили новых жильцов, а дом перешёл в наследство его двоюродной сестре, о которой Иван Петрович ничего не слышал от Фёдора Ивановича, утверждавшего, что родственников у него не осталось.

Эта сестра вскоре посетила семейство Домовых и объявила, чтобы они убирались подобру-поздорову, иначе она выселит их с милицией.

Иван Петрович с трудом уговорил сварливую женщину погодить с выселением до окончания занятий в школе, намереваясь за этот месяц подыскать новое место жительства и проклиная себя за то, что не уговорил Фёдора Ивановича продать дом.

Опять приходилось начинать всё сначала. Знакомый антиквар посоветовал Ивану Петровичу перебраться с семьёй в городок Переславль-Залесский, откуда он был родом. Город этот стоит на берегу Плещеева озера, где одержимый царевич Пётр когда-то строил парусные ботики и обучал свои потешные полки, залившие потом кровью пол– России и ставшие императорской гвардией: Семёновским и Преображенским полками.

Иван Петрович поехал в этот городок, что был на пути в Вологду в полутораста верстах от Москвы. В этом городке Иван Петрович неоднократно бывал и раньше в бытность своего жительства в Вологде, покупая на барахолках иконы и церковную утварь, поскольку в Переяславль -Залесском было множество церквей и монастырей, часть из которых была закрыта в годы гражданской войны, а предметы религиозного обихода растаскивались жителями на продажу, пополняя, в том числе и антикварную торговлю Ивана Петровича.

Родственники антиквара посодействовали в поисках жилья, и вскоре отыскался заброшенный дом, вполне пригодный для проживания, а куда делись хозяева этого дома, доподлинно было неизвестно даже соседям. Поговаривали, что глава дома сгинул в гражданскую войну, а хозяйка с тремя детьми перебралась к родственникам в Москву, как только дети подросли и больше здесь не показывалась.

Иван Петрович всегда удивлялся, что в Москве люди ютятся в подвалах и мансардах семьями в комнатушках, а стоит отъехать от Москвы на сто вёрст, и множество домов пустует, ибо их обитатели сгинули в годы гражданской войны, а наследники так и не объявились. Вселяйся в дом и живи, пока соседи не заявили в милицию, и милиция не заинтересовалась, кто и почему здесь живёт и на какие средства, поскольку найти работу в небольшом городке весьма проблематично. Люди перебираются в большие города, где на стройках социализма не хватает рабочих рук, но не хватает и жилья, даже во временных бараках.

Подыскав жильё, Иван Петрович наведался в отделение милиции, чтобы справится, не будет ли у него проблем с законом, если он с семьёй поселится здесь, имея лишь справку лишенца прав.

Милицейский начальник повертел эту справку так и эдак, и выслушал объяснения Ивана Петровича насчёт семьи, что он хотел бы, осмотревшись, работать учителем, а жена его, имея учительское образование и участие в революционной деятельности, будучи семинаристкой, непременно станет учительствовать, лишь только подрастёт младший сын.

Объяснения эти вполне устроили начальника, и он разрешил регистрацию семьи в заброшенном доме, распорядившись завести домовую книгу на этот дом, тем более, что Иван Петрович подкрепил свою просьбу двумя пол – литрами водки и увесистым шмотком сала, присланным тёщей из далёкой Сибири.

Получив разрешение на жительство, Иван Петрович навестил ближних соседей, объяснил им, что будет здесь жить, и есть милицейское разрешение, чтобы не вызывать пересудов соседских и доносов на самовольный захват дома, на который кто-то из соседей мог иметь свои виды. Соседи беззлобно приняли эти объяснения, и Иван Петрович, разыскав плотников, с их помощью привёл дом в порядок, особенно тесовую крышу, которая за годы запустения местами прогнила и протекала в дожди.

Закончив с ремонтом, Иван Петрович отбыл за семьей, наказав ближнему хромому соседу по имени Павел присматривать за домом, чтобы кто не порушил его и обещая за присмотр бутылку водки, чему этот Павел был весьма рад, поскольку был сильно пьющим, объясняя пристрастие к выпивке своей инвалидностью, полученной несколько лет назад на заготовке леса: подпиленная им лесина упала в нерасчетную сторону и придавила ногу незадачливому лесорубу.

Городок этот до революции жил услугами для церквей, которых здесь было множество, работой на железной дороге и заготовками леса, который отгружался в Москву. Теперь церкви многие были закрыты, оставшиеся попы притихли при большевистской власти, и не вели обширное церковное хозяйство, а потому местные мужики сбивались в строительные артели и уезжали в Москву, наведываясь домой лишь по окончании очередного подряда, чтобы снабдить семью заработанными деньгами, отдохнуть, побаловаться с женой, построжить детей и снова уехать на заработки в столицу.

Примерно такой же образ жизни вёл и Иван Петрович на прежнем месте и намеревался продолжать эту деятельность, перебравшись в этот церковный городок подальше от Москвы.