Под ласковым солнцем: Ave commune!

Под ласковым солнцем: Ave commune!
Степан Витальевич Кирнос

От холодных берегов Балтийского моря до Карпат и тёплого брега черноморья раскинулась держава нового века, над которой реет алое знамя народных идеалов. В далёком будущем, посреди сотен конфликтов, войн и кризис, в огне и муках, родилась на свет страна, объявившая себя блюстителем прав простого народа. Нет больше угнетателей и царей, нет больше буржуев и несправедливости, всем правит сам народ, железной рукой поддерживая равенство. Тем, кто бежал от ужасов "революции" из Рейха, предстоит упасть в широкие объятия нового дивного общества, чтящего все постулаты коммунизма. Однако эта встреча сулит не только новый дом для беглецов, но и страшные открытия. Так ли справедлив новый мир народовластия? И до чего доведён лозунг "на всё воля народа" в далёком мрачном будущем?

Степан Кирнос

Под ласковым солнцем: Ave commune!

Предисловие

Эта книга продолжает повествование литературной вселенной «Мир серой ночи». Рассказ о далёком будущем, очень страшном, несчастном и довольно мрачном, изображающем, насколько может измениться человечество, если людская цивилизация оступится и пойдёт не по тому пути.

Мир предстаёт после великого апокалипсиса, разразившегося столетия назад и ставшего опустошительным и разрушительным, который превратил большую часть земли, немалое количество городов и стран в один постапокалиптический ад. Все края света безжалостно разорены – Америка, Европа, Африка, Азия и Австралия – крушение надежд человеческих на светлое будущее обрушило опустошение на все уголки погибающего мира. Ситуация сильно осложнилась веками молчаливого пребывания в таком состоянии и самом настоящем демарше истории, что повернулась в развитии обратно. И мир погряз в бесконечной, бесконечной, беспрестанной войне, став отражением, тенью былого величия. И что же сталось с человечеством в момент пика кризиса – власть, запятнанная жадностью и празднеством, люди, искалеченные бунтами и нищетой, разруха, извечные распри, человечество, которое знает только лишь войну.

Но в один момент некоторые части старого мира потянулись к единству, стягиваясь под неделимые флаги. Запад и восток, север и юг: все вознамерились построить новый, не похожий ни на что ранее виданное и славный мир, по идейным лекалам, устремившись к утопическим идеалам, взведя их на эгиды и вплетя в девизы. Кто-то стал ваять державу достойную «Царства Небесного», другие же вздумали построить новую «Вавилонскую башню», подражая идеям старого мира. У каждого в этой истории свой путь, ведущий народы дальше в ослепляющую тьму.

Мир серой ночи – это наш мир отдалённого будущего, который пережил страшную ночь, практически забвение цивилизации и упадок в варварство, выжил и явился из кризиса, только о возрождении, о былом величии и славе можно забыть. Неизгладимый, глубокий и ужасающий след оставлен на душах миллионов людей, которые до сих пор блуждают в ночи, хоть и над ними воспламенились «солнца» великих истин, указывающих «верный» путь, только светлее от этого не становится.

Рис. 1 Карта «Директории Коммун».

«Народ, народ! Да что вы заклинаете всё «народом», будто его воля это нечто святое и праведное, будто она это мерило всего. Что вы взываете к народу, будто он это «бог», чья воля это нечто непогрешимое, а народные решения это абсолют правильности и добра. Акститесь, Христа распяли по воле народа, все кровавые революции и жертвы в них тоже воля народа, насилие, грабежи и убийства «во имя справедливости», так же творились народом. И вы его волю ещё считаете чем-то святым? Пособием к действию?»

– «Чёрный пророк», Сарагон Мальтийский.

«Опираться на мнение народа не всегда хорошо, ибо оно бывает зачастую слишком опрометчивым и глупым. Один челок – умён и рассудителен, толпа же – тупа и безумна, готова пойти на любое преступление, чтобы её интересы не были нарушены».

– Астарт.

«Народ составляют святые, а не толпа народа».

– Богослов древности, Иоанн Златоуст.

Пролог

Времена «Континентального Раздора».

Зал яростно взревел, когда окончилась пламенная речь, наполненная до краёв бурлящим фанатизмом и демагогичными призывами. Стены, смотрящие на две тысячи человек серой мрачностью и каменной прохладой, эхом многоголосья отразили клич восхищения. Колоссальное помещение, где можно потеряться в необъятных пространствах безликой залы, имеет черты гигантской коробки внушительных размеров. Две тысячи человек ликуют сидя на креслах, обшитых тканью, которая не имеет цвета и со всех четырёх сторон их взгляды с пылкой жаждой всматриваются в центр всего – на большую площадку, выложенную мраморными плитами, поцарапанной кафедрой на ней. Все утонули в беспредельной радости, кроме одного человека. Его лик, образ лица такой же холодный и серый, как и стены в каменных палатах, на нём нет и капельки отрады, и он подобен белой вороне. Его тело укутано в плащ, полотнами чёрной ткани закрывающий тело до самых туфель, сливаясь с такого же цвета кофтой и брюками. Его кристально-серебристые глаза без душевного пламени взирают на залу, эхом отражающее радостный визг товарищей.

– Мы встаём на порог новой эпохи! – так же пламенно продолжает оратор, чья куртка отразила блики тусклых ламп на кожаной поверхности. – Мы, построим новую страну, новый мир, где не будет больше страданий, где всё будет по справедливости и совести! Мы построим край великого равенства!

Губы не ликующего мужчины искривились в возмущении или даже в отвращении к сказанному, но остальные всё так же ревут в радостном экстазе, утопая душу в сладком упоении безумными идеями, которые тут были озвучены. А тем временем оратор продолжал, с пущим рвением в звонком голосе:

– Мы, есть алое зарево равенства, которое скинет треклятых угнетателей с престолов! Мы покараем царей и тиранов во имя свободы народа! Долой диктатуру зажравшихся буржуев, ибо только воля народа, его правление способно породить общество истинной свободы, истинного равенства. Мы построим край по заветам великого древнего пророка, мудреца и философа – Маркса!

«Пророк» – с отвращением пронеслось в разуме человека в плаще, лицо которого с каждым словом становилось всё мрачнее и мрачнее. Он с омерзением кидает взгляд на товарищей, которым даже невдомёк, что их идол – Маркс не был пророком, но вряд ли обезумевшей толпе это важно. Их кормят тем, чем они хотели – опасным популизмом, который если воплотить в жизнь тысячи, сотни тысяч судеб будут перемолоты в жерновах их революции, а затем ещё миллионы будут обречены на существование в жалком подобии жизни.

– Мы – великое собрание мудрецов и рабочих, мы две тысячи человек, умных и просвещённых, сильных в равном единстве! – возопил яро оратор. – И нам выпала общенародная миссия создать славную Партию, которая поведёт низшие классы в праведный бой против тиранов и деспотов, которые давят волю народную.

Ещё сильнее отвращение взяло душу человека. Он ученик философской школы Сарагона Мальтийского, где учили, что некогда поднимутся те, кто разделят мир по идейным «районам», которые поднимут на свои штандарты «Солнца» забытых идеалов, но это не осветит цивилизацию, скорее установится серая ночь, когда не светло, не весело, но и не темно, не сумрачно. И сейчас перед ним, в звонком и громогласном вое больше тысячи людей рождается новая звезда, которой суждено стать путеводной для миллионов людей, но это только приведёт к построению новой системы, что со временем обратится в источник для горестного плача.

Однако отвращение к происходящему сдерживается пониманием того, что тут появится вместе с «Солнцем» и новая надежда, упование на освобождение от ужасов Великого Континентального Раздора, который даже сейчас продолжает пожинать сотни жизней. Возможно, в дальнейшем этот край станет противовесом другим подобным идейным державам, что предотвратит великую и кровавую войну, которая должна закончить история человечества.

Смешанные и малопонятные чувства овладели сознанием парня, который безрадостно продолжает рассматривать безумно ликующую толпу. Люди, больше тысячи, станут зачинателями нечто большего, чем россыпь стран, которые сейчас представляют из себя не более чем истерзанные войной и кризисом уголки Земли.

Но вот все размышления развеялись подобно мороку, когда прозвучали слова укора со сцены:

– Я смотрю, не все у нас истинно рады. Брат Астарт, что же ты такой не весёлый!? Мы обсуждает великую миссию нашего движения, мы чаем наступление эпохи тотального равенства, мы кровью и потом готовы приближать наступления царства справедливости, а ты не рад! Почему!?

Взгляд тысячи глаз уставился на мужчину, который поднялся со своего места и каждый взор так и источает беспредельное негодование, налит злобой и отторжение к тому, кто не весел.

– Да это же сарагонит! – кричит кто-то из толпы. – Они вечно всем недовольны!

– Вы думаете, что ведёте себя к прогрессу и свету, но мрак невежества и спесь гордости в ваших душах не позволит вам этого сделать! – холодным громом заголосил Астарт «Сумрачный». – Вы не сможете построить ничего, кроме ещё одного «Солнца», о котором говорил Сарагон Мальтийский. Опомнитесь, безумцы!

Но его не услышали, а только громогласно осмеяли.

– Мы на праведном пути и безумие твои слова! – взревел оратор. – Да здравствует новый мир! Да здравствует Коммуна!

Спустя сорок лет…

Часть первая. Край тоталитарной демократии

Глава первая. На пороге равенства

Первые дни ноября. Утро. Директория Коммун.

«Всё великое начинается с малого, все дороги начинаются с одного шага, все свершения начинаются с одной мысли, но и ужасное тоже имеет свойство начинаться с чего-то незначительного».

Именно эта мысль поселилась в уме одного из парней, что бредут сквозь лесную чащобу, едва-едва припорошённую снегом, хрустя тонким слоем серебристого покрова под подошвами грубой обуви.

А лес вьётся перед двумя юношами массивной, практически непреодолимой стеной, которая усыпана довольно чудным светло-серебристым снегом, который блестит на свету утреннего морозного солнца, будто песок из благородного металла.

Воздух тут промороженный, холодный, цепляете за кожу острыми уколами поздней осенней прохлады, но он всё ещё не зимний, не достаточно ледяной. Парни, делая вдох, ощущают, как их ноздри заполняются колющей прохладой, но колкость не от холода, а скорее от необычного содержания воздуха, как будто он пропитан какой-то химией.

– Чувствуешь, какой здесь воздух? – разразился вопросом один из парней, который опустил руку в карман серой куртки, чуть прикрывающей чёрные брюки, и обратил крупное лицо к собеседнику, окинув его взглядом тёмно-синих мутных глаз.

– Нет, Давиан, не чувствую его… особенности, разве что он странно колется. Лес, как лес. – Ответил ему спутник, взирающий на лесные глубины взглядом карих очей с опаской, не ожидая от них ничего хорошего, даже не оборачивая худое округлое лицо к спутнику, лишь потерев синие брюки и упрятав ладони в чёрную длинную куртку. – Обычный воздух.

Два человека медленно идут по дороге, которой нет ни на одной карте или в базах данных. Они идут по пути, о утром никто не говорил, и никто о нём не знал, но они первые, возможно за первые сорок лет, кто пройдёт эту стезю, меняя стяг под которыми живут два юноши.

– Пауль, – судорожно воззвал к худосочному человеку более крупный парень и восхищённо заявил, – ты только осмотрись вокруг. Это тебе не Рейх, не затхлое царство гнилого Императора. Ничего, совсем скоро, и мы будет в краю истинной свободы от классового угнетения и всякой тирании морали.

– Ты же не знаешь, что будет впереди, – донеслась лёгкая усмешка, – вдруг там государство, где угнетение сильнее, где такой же император, жалкий царёк. Ты же ничего не знаешь.

– Но у меня есть моя вера! – опрометчиво воскликнул посреди леса юноша. – Я верю, что край, который называется социально справедливым, страна, которая превозносит принципы равенства и общности, не может оказаться плохим.

– А откуда ты знаешь, что это так? – въелся аккуратно вопросом Пауль, опасаясь непонимания или укоризны Давиана.

– Я верю, – с внутренним благоговением ответил юноша и с настойчивостью, внутренним напором добавил, – и тебе советую уверовать в это, ибо когда мы придём в царство справедливости, будет поздно сомневаться. Ты понял?