Любовь к президенту

– Может, и ищу, но баба об этом знать не должна.

– Это ж почему?

– Да потому, что на шею сядет.

– Ты хочешь сказать, что и я тебе на шею села, коли отвернулся от меня?

– Еще неизвестно кто от кого отвернулся. Не береди рану.

– А ты как был хулиганистым и вреднющим, таким и остался.

– Опять неудовольствие высказываешь, опять претензии?!

– Да куда уж мне, с претензиями-то к такой умной махине.

– Издеваешься, да? Ну, располнел, ну, постарел, так что же теперь? – с нескрываемой обидой хозяин отошел к печке, подбросил пару поленьев.

* * *

– Вот тут у стеночки будет очень тепло, иди сюда, грейся.

А под нос себе пробубнил:

– «Затопи ты печку, постели постель,
У меня на сердце без тебя метель».

– Солнце, все так же Есенина цитируешь? Помню, покорил меня, наверное, все его стихи наизусть выучил за эти годы?

– «Вечером синим, вечером лунным
Был я когда-то красивым и юным.
Неудержимо, неповторимо
Все пролетело далече… мимо…
Сердце остыло, и выцвели очи…
Синее счастье! Лунные ночи!»,

– опять процитировал. – А имя-то мое не забыла?

– Ты же знаешь, Солнце ты у меня, а нарекли тебя неверно: Лука-Мука.

– Зато дочь Лукинична, Анфиса Лукинична. Скажешь, не звучит?

– Неплохо. Но ты был у меня Солнцем, им и останешься. Свет мой, лучик.

* * *

Ветла подошла к Луке…

Нет, не успела приблизиться, как в доме погас свет. Темень, не мешкая, завладела комнатой…

– Надо же, и сегодня гаснет. От движка хуторного свет.

Ребята чего-то опять нахимичили. Я уже было ругаться с ними начал, так вроде и не виновны они: то ветер сильный, то метель, то горючего нет… Жизнь – малина, в общем.

Где-то свечи есть у меня, поискать надо.

– Не нужно. Люблю в темноте сидеть, когда в печке огонь полыхает. Да разве только в печке?! «Сердце ноет и болит, о любви все говорит»…

Лука открыл настежь дверцу печки. Враз посветлело, глаза начали привыкать к этому теплому сумраку.

«Посидим у реки,
посидим у огня,
Годы не велики.
Обними-ка меня.
Годы не велики —
Скоротечны они.
Полыхнут за рекой
Уж не наши огни.
А пока – наш огонь.
Искры мечет в ночи,
Посидим рядом с ним,
Обо всем помолчим».

– Это твои стихи? Я помню, ты много сочинял.

– Водился такой грех за мной, был.

Повернувшись к женщине, его руки вдруг сами, почти произвольно потянулись к ней.

– Милая, – только и выдохнул, – милая, сколько же ночей я провел в мыслях о тебе, о нас! Как я ругал себя, когда мы ссорились…

Мужчина осыпал женщину поцелуями, все ее лицо.

Ветла осторожно отстранила голову, взяла руки Луки в свои, поднесла их к своим губам, прижала их и…замерла. Лука ощутил на пальцах горячую влагу. Женщина не рыдала, не вздрагивала. Просто слезы катились, лились из ее глаз.

– Ты плачешь? Почему?

– Подожди, давай присядем.

Хозяин принес две табуретки.

– Присаживайся. Вот здесь у печки и поговорим.

* * *

Ветла сняла с плеч пуховый платок, послушно села.

– Ну, как ты, рассказывай, – обратилась к Луке.