Зеленое платье Надежды

– А я не хочу быть проще. Что значит – проще? Это как инфузория-туфелька?

– Ладно, не заводись. Ты симпатичная и обаятельная, вот и пожинай плоды своего очарованья. Ну, зачем тебе знать имя, должность и семейное положение человека, который рассказал тебе анекдот или стоит за тобой в очереди в столовой? Всему своё время. Кстати, я получила от Анжелики интересующую тебя информацию.

Вика лукаво подмигнула, Надя чуть не свалилась в обморок.

– Ты её спросила? Она догадается…

– Детский сад – трусы на лямках. Ты за кого меня принимаешь? Я умею плести интриги не хуже Борджиа, если захочу.

– Извини, Викуся. Что тебе удалось узнать?

– А то, что твой принц на сегодняшний день одинок, как… Останкинская башня. Анжела, конечно, делает под него покаты, но он не поддаётся… пока не поддаётся, имей это в виду.

– Дай пожалуйста сигаретку.

– Ну-ну, сигареты детям не игрушка, втянешься – твоя мама мне этого никогда не простит.

– Не дашь, попрошу у Толяна или ещё у кого нибудь.

– Шантажистка.

Вика, смеясь, дала прикурить подруге, которая тоже засмеялась, но не вовремя, после затяжки это проблематично и она закашлялась. Лицо приобрело симпатичный лиловый оттенок, когда мимо, как на зло, пробегал Макс.

– Девчонки, кончай травиться, обед привезли.

И упорхнул в дверь с мужским силуэтом.

– Закон подлости.

– Не переживай, мужчины таких вещей не замечают. Однажды, у меня на носу, вернее в носу, вскочил болючий нарыв. Нос распух, посинел и ещё отвис на целый сантиметр вниз. В то время я жила с одним, его звали Дато. Я ужасно переживала, что такой «шнобель» его отпугнет и пыталась залечить или, в крайнем случае, замазать эту предательскую синеву. В тот памятный вечер, мне пришлось всё время маневрировать, чтобы оказываться к любимому другой стороной лица. И что ты думаешь? Он решил, что я знаю о его шашнях на стороне и стал просить прощение. Вот так вот, фурункул помог мне от него избавиться.

На обратном пути Макс снова затормозил около девушек, стал их поторапливать и подталкивать к павильону, пугая их, что вся еда закончится. Такое иногда случалось, если на съёмочной площадке оказывалось больше людей, чем рассчитал администратор, но редко.

Девушки взяли свои порции, но все сидячие места были заняты, а есть суп стоя – не эстетично и не удобно. Толян сжалился над ними и позвал в свою компанию, где Макс и Терентий Игнатьевич, пожилой общительный осветитель, устроили импровизированный стол из пластикового чехла от камеры, а сами восседали на платформе на колесиках. Молодые люди по-джентельменски уступили девушкам свои насиженные места, а сами устроились рядышком на катушках от кабеля. Терентий Игнатьевич подмигнул подружкам:

– Две минуты назад в такой же неловкой ситуации оказались гримерша с риквизиторшей, так они, – дядечка кивнул на парней, – и не подумали места свои уступать. Так что, мотайте на ус.

Надя смутилась и обратила пристальное внимание на свои кроссовки, а Вика плохо переносила многозначительные паузы, поэтому всегда стремилась их заполнить звуком своего голоса.

– Молодцы. Они действительно мало приятные дамы, особенно реквизиторша. А потом, их пригласишь один раз, а они останутся надолго и шиш их выгонишь. Правда, Макс?

Макс буравил Вику взглядом исподлобья, хотя в глазах плясали искорки смеха, готовые вырваться наружу, Толян молча жевал, а Терентий Игнатьевич любовался произведенным эффектом. Но Вика никак не хотела молча вкушать пищу:

– Но чем мы сможем отплатить за такой рыцарский поступок?

Тут встрепенулся Толян и оторвался от еды:

– Я знаю чем. Если не хочешь, оказаться на месте гримёрши в следующий раз, советую помолчать. Когда я ем, я глух и нем.

Вика одарила парня одной из своих ядовитых улыбок, но тем не менее вняла разумному совету. Несколько минут все молча жевали, Надя что-то вяло ковыряла у себя в тарелке.

– Игнатьич, видимо пора выкурить трубку мира? Вика, что ты думаешь по этому поводу?

Четверо отправились в курилку, а Надя воспользовалась моментом, чтобы спокойно поесть. Вилки и ложки из пластика совсем не хотели служить по назначению, они гнулись во все стороны и ломались, любая твердая еда была им не по зубам. Быстро поглотив большую часть обеда, девушка решила не отбиваться от коллектива и, потом, ей было интересно, о чём они там болтают в курилке.

Весь цивилизованный мир давно и успешно борется с курением, и только в России дети скоро будут начинать дымить уже с пелёнок. Вика, Толян и Макс находились в самом эпицентре дымящего вулкана, подобраться к ним было нелегко. Совершенно бессмысленно было не курить в таком дыму, Надя попросила сигарету у подруги. Макс удержал Вику за руку.

– Не надо, не давай, не бери грех на душу. Она же не умеет курить, пусть не втягивается.

Возмущению неопытной курильщицы не было предела, он что ей мать что ли?

– А что, лучше дышать гадостью выдыхаемой другими?

– Это ты права. Будем вести здоровый образ жизни.

Макс говорил это совершенно серьёзно, но все окружающие, кроме самой Нади, восприняли эти слова как шутку. Молодой человек подтвердил серьёзность своих намерений, взяв растерянную девушку под руку и утащив её из курилки.

Потом Надя жаловалась подруге:

– Он не воспринимает меня всерьёз. Он относится ко мне, как… как к ребенку.

– Дурочка, так это хорошо.

– Чего же тут хорошего?

– Он проявляет заботу. А что ещё нужно женщине? Собственно говоря, мы терпим мужиков и их выкрутасы только ради этого, чтобы добиться от них заботы. А ты, дурёха, получаешь это безо всяких усилий.

– Мне не нужна такая забота, она меня обижает. Мне нужна любовь.

Вика горестно улыбнулась, вспомнив свои иллюзии по этому поводу.

– Хорошо, если тебе повезёт найти эту самую настоящую любовь. Хоть, потом расскажешь. Ты ведь расскажешь? Поделишься со своей непутёвой подругой?

– Вик, ты меня иногда пугаешь, как-будто ты на себе крест поставила. Мы ведь ровесницы, ты забыла? У тебя тоже всё ещё может быть.

– Это вряд ли. И зависит это не от возраста, а от способности воспринять это чувство с открытой душой. Я уже растратила весь свой запас, а на этом месте вырос здравый толстокожий цинизм, который не позволяет мне видеть розового цвета, даже если он есть.

Надя искренне пожалела подругу, но помочь ей ничем не могла, поэтому отказывалась принять очевидное.

– Викуся, всё ещё будет. Как в песне поётся: южный ветер ещё подует. Поверь мне. Я верю в чудеса.

– Вот именно в этом и состоит главное различие между нами.

9

До грациозного фламинго было ещё далеко, но прогресс был налицо, Надежда в полной мере влилась в съёмочный процесс. Вокруг по прежнему сновали люди туда-сюда, кто-то распекал кого-то за «косяки» в работе, но это уже не отвлекало как раньше. Она приспособилась к суете и влилась в творческий хаос, она ощущала себя маленькой рыбкой-клоуном, смело снующей среди ядовитых щупалец актинии. Во время рабочих обсуждений на съёмочной площадке, ей приходилось часто прикидываться тенью и внимательно прислушиваться к разговорам режиссёрской группы, для того, чтобы «подстелить соломки» и уберечь себя от досадных ошибок. И теперь, уже она меняла номера сцен на хлопушке до того, как ей об этом скажут, а монтажные карточки заполняла во время перестановки камеры и света.

В редкие минуты затишья, когда внутреннее напряжение ослабевало, Надя любила притаиться в полумраке павильона и издалека наблюдать за людьми, как они двигаются, как говорят и что говорят, она чувствовала себя зрителем неведомой пьесы про кино. Жаль у неё не было возможности увидеть себя со стороны, как она ведёт себя в глазах других. Когда она смотрела съёмочный материал, на себя с хлопушкой в руках, это было ужасно, в каждой мышце, в расширенных глазах чувствовалось напряжение и желание убежать поскорее. А голос, это была полная катастрофа, какой-то комариный писк с надрывом. Поэтому ей бы хотелось посмотреть на себя чужими глазами, возможно, когда она не стоит перед объективом камеры, она более естественно себя ведёт и в чьих-то глазах выглядит более симпатичной.