Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы

Второй был черный как вороново крыло, он фыркал и нервно перебирал ногами. От поднесенного угощения жеребчик отвернулся.

– Не тронь его, Наташа, уж больно строптивый, пусть обвыкнется пока…

Дни мои в новом доме текли тихо и спокойно. Сильно досаждало лишь одно: Иван и Гриша почему-то никак не хотели принять меня. Мальчики были гораздо старше. Они не брали меня в свои игры, а я ведь не уступала им ни в чём – ни в меткости стрельбы из рогатки, ни в быстроте бега, ни в ловкости. Я научилась держаться в дамском седле и в скором времени из нас троих стала лучшей наездницей, но от этого мальчишки злились еще пуще.

Я прибегала к Марии, которую со временем стала называть мамой, готовая разреветься от обиды – оттого, что братья опять затеяли какие-то игры в парке, а меня не взяли. Она гладила меня по голове, сажала к себе на колени:

– Негоже барышне так вести себя! Потому они и не хотят дружить. Это игры для мальчишек! А ты ведь девочка… Когда же ты угомонишься уже, Наташа? Давай я лучше научу тебя вышивать? Это для барышни в самый раз будет.

Я нехотя соглашалась, и мы долгие вечера проводили за ненужным и не интересным для меня занятием. Я придумывала тысячи причин, чтобы бросить постылые пяльцы да иголки и куда-нибудь улизнуть.

С каждым месяцем Мария становилась всё слабее, и надсадный кашель ее был так страшен, особенно по ночам, что я всё время просыпалась от этих звуков. Их с отцом комнаты были рядом с моей… Я накрывала голову подушкой, чтобы не слышать ее страданий.

Возле постели по-прежнему всегда горела свеча: я еще очень долго спала со светом, никак не могла привыкнуть к темноте. Катя так ни разу и не навестила меня, и я постепенно перестала ее вспоминать…

Я обживала свою светелку, и со временем она наполнилась милыми моему сердцу вещами. К нам несколько раз наведывался граф, привозивший мне разные заморские подарки. Я любовно расставляла их и радовалась, какой красивой становится моя комната. Это была моя крепость, я могла убежать туда и спрятаться от кого угодно: никто не смел меня там беспокоить.

Всё мне нравилось! Всё было хорошо! Всё устраивало меня в моей жизни! Вот только эти двое мальчишек… Ну почему они так непотребно ко мне относятся?

Глава 6. Братья

Мне было одиннадцать лет, пошел двенадцатый. Это было вскоре после дня моего рождения. Яша, мой любимый конь, рос вместе со мной, второй же подарок графа (я так и не дала ему имени) никого к себе не подпускал: приручить его не удалось.

Я выехала на Яше на прогулку и увидела своих так называемых братьев: они тоже скакали верхом. Я догнала их и сказала, смеясь:

– Ну, что же вы, братцы? Смотрите, как быстро я поскачу на своем коне, и ваши кобылы будут глотать пыль из-под его копыт.

В наших конюшнях было больше двадцати чистокровных лошадей. Мне было непонятно, почему мальчишки все время выбирают себе спокойных ленивых кобыл, я даже как-то спросила:

– Не странно ли это для молодых людей? Неужели вам не хочется оседлать жеребца с крутым норовом, пышущего здоровьем? Почему же вы всё время ездите на худосочных лошаденках? Боитесь не совладать?..

Я весело рассмеялась и пришпорила коня. Они переглянулись и быстрым шагом поехали за мной. Нагнав в небольшой рощице, они зажали меня лошадьми с двух сторон, Иван наклонился ко мне и злобно процедил:

– Никогда – слышишь! – никогда ты не будешь нашей сестрой! И если тебе удалось обвести вокруг своего маленького пальчика наших папеньку и маменьку, которая сильно хворает, то с нами этот номер не пройдет. Не верим мы тебе! Мне кажется, ты несешь в этот дом одни несчастья!

– Почему? Почему я вам так не по нраву? За что вы меня обижаете?

– А за что тебя любить-то? Ты выскочка! Ты всё время хочешь указать нам наше место, хотя в первую очередь должна знать свое! Ты ведешь себя не как барышня, не как девушка, а как мальчишка. И ни одна гувернантка не может привить тебе хороших манер. Всё время скачешь по двору и пытаешься играть в мальчишечьи игры. Негоже барышне так себя вести! Ты нас позоришь, позоришь нашу мать, а она, несмотря на свою хворь, всё носится с тобой, дочкой тебя называет! Какая ты им дочка?..

Мне ужасно хотелось расплакаться, но я держалась: не хотела показывать свою слабость, ведь духом я была гораздо сильнее их.

– Ах так! – сказала я гневно. – Барышню, значит, хотите во мне увидеть? Не по нраву я вам? Да я просто сильнее, и вы мне завидуете!

– Да чему завидовать-то, чему? Ты посмотри на себя! Юбки носишь, а что под юбкой-то? Ну-у! Ванька, а ну, подними! Давай посмотрим, что у нее там, под юбкой? А может, она парень?.. Может, прикидывается? – хохотали они. – Сейчас проверим! И если парень окажется, сразу возьмем в свою команду, обещаем!

Я, видя такой поворот, резко дернула поводья. Ребята загоготали.

– Ну-у! Стой, стой! Ванька, держи ее! Держи!

Я испугалась и поскакала, что было сил пришпоривая коня. Яша, скорее всего, почувствовал мой страх и понесся во весь опор. Да так, что я не могла его остановить! Голоса братьев уже стихли вдали, а резвый конь всё мчался, не разбирая дороги. И я не знала, что делать дальше: то ли спрыгнуть на землю, то ли подчиниться воле судьбы… Страх сковал мое сердце: животное не слушалось.

Но тут в голове словно зазвучал чей-то голос: «Ты же сильная, ты же хочешь сравняться с мужчинами, играть в их игры. Вот и докажи, что не заслуживаешь оскорблений!» Собрав остатки сил, я резко натянула поводья. Конь громко заржал, встал на дыбы, и я, скатившись с его спины, больно ударилась ногой о землю. Копыта переминались рядом с моим лицом, и я очень боялась, что они вот-вот раздавят меня. Но Яша быстро успокоился и, громко фыркая, принялся поедать траву. Я встала, потерла ушибленное место и, погрозив ему кулаком, сказала:

– У! Окаянный, чуть до смерти не пришиб, паразит! Вот как дам тебе кулаком по морде! Так, чтобы кровь из ноздрей твоих дурацких брызнула. Чуть не сгубил меня, паршивец! – кляла я его на чём свет стоит. – А ну пошли домой!

Нога жутко ныла, и я не могла опереться на нее и запрыгнуть в седло. Прихрамывая, я взяла его под уздцы, потирая ушибленное место, и мы медленно двинулись в обратный путь.

Я огляделась. Места вокруг были мне совершенно не знакомы, и я абсолютно не представляла, где оказалась. Но надо отдать Яше должное: он чуял, куда нужно идти. И когда я пыталась увести его не на ту дорогу, он буквально тянул меня к дому.

Часа через четыре мы дошли до усадьбы. Я очень устала, ноги мои сбились в кровь. Идти я уже совершенно не могла. Как только впереди показался знакомый двор, я в изнеможении рухнула на колени. Но Яшка вынудил меня подняться: он мордой тыкал меня в бок, заставляя встать и идти. Я пыталась лечь, но он не давал мне засыпать. Я ругалась на него в полубреду, била по морде и недовольно говорила:

– Ну отойди же, окаянный, отойди, дай хоть немножко отдохнуть. Сил моих нет!

Яша не унимался, продолжая толкать меня вперед. Глубоко вздохнув, я набрала в легкие как можно больше воздуха, и это позволило мне собрать остатки сил. И только когда я добрела до крыльца, конь оставил меня, громко заржав. Все домашние высыпали на улицу, и мама кинулась ко мне, забыв про трость.

– Ну где, где же ты так долго была?..

Встревоженные и обеспокоенные братья стояли чуть в стороне и переглядывались. По их испуганным глазам и бледным лицам я поняла – они боялись, что правда раскроется и все узнают, в чём они виноваты, почему я упала с лошади и так долго добиралась домой, чудом не сгинув в лесу. Ванька, осторожно оглядываясь, показал мне кулак. А Гришка тихонько стукнул его по руке и незаметно приложил палец к губам. Это было забавно, и я начала улыбаться.

– Чему ты радуешься, глупая? – чуть не плача, в сердцах спросила мать. – Где же тебя носило так долго? Я чуть не умерла от беспокойства!

Мне стало жаль ее, и, хотя силы мои были на исходе, я всё же протянула руку, чтобы она могла на нее опереться.

– Матушка, – сказала я, – пойдемте в дом, вам совершенно нельзя волноваться! Я гуляла, и… лошадь моя заблудилась.

Она остановилась, недоуменно взирая на меня.

– Кто-о? Яшка заблудился?! Глупости! Не верю ни одному слову! Что с тобой случилось? Почему ты вся в ссадинах, почему хромаешь? Платье рваное, грязное… И ноги сбиты в кровь! Ну-ка сию же секунду рассказывай правду! Григорий, Иван, помогите!

Сыновья подхватили ее под руки. Мы вошли в дом, и она обессиленно опустилась на стул.

– Мальчики, признавайтесь: это всё ваши проделки?! Немедленно расскажите матери правду!

Не успев договорить, она начала сильно кашлять. Силы покидали ее, и, заходясь в очередном приступе, она упала на руки служанкам, которые понесли хозяйку в комнату. Я от досады и боли села на пол да так и сидела, потирая опухшую косточку на ноге, которая очень сильно ныла.

Ко мне подошли Гришка и Ванька, плюхнулись рядом. Гриша толкнул Ивана, но тот насупился и никак не хотел говорить. Тогда Гришка начал разговор сам:

– Наташа… ты прости нас, пожалуйста, мы ведь просто хотели пошутить… Ну-у-у… Наташка, не серчай! Ты и вправду очень сильная. Признаю, что смелостью ты похожа на нас.

– Да ничего я на вас не похожа! – в сердцах буркнула я. – Это вам надо юбки надевать, а не ко мне под них заглядывать! Вам надо чепцы повязать, с бантом и с фиалками! Кисейные барышни! Ишь, позавидовали! Чему позавидовали-то?.. Тьфу на вас, видеть не хочу!

Ванька развел руками и указал в мою сторону.

– Вот, видишь? А я тебе что говорил?.. Я ничего другого от этой выскочки и не ждал.

– Да помолчал бы ты лучше, Ванька! – Гриша махнул на него рукой и помог мне подняться.

– Наташка, ты не обращай на него внимания. Он, видать, и впрямь завидует. А я тебя очень даже зауважал! И с лошадью справилась, и про нас ничего не сказала. Ты прости меня, пожалуйста.