Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

Из ее сбивчивого рассказа я поняла: в домике он наплел ей с три короба про великую любовь, про то, что они убегут из дома и найдут его влиятельного отца. Якобы он знает, где его искать… И никто более не посмеет мешать их счастью… они обвенчаются, и всё будет просто замечательно… И под эти разговоры он соблазнил ее, совратил, лишил невинности.

Еще не веря своим страшным догадкам, в надежде, что всё не так уж страшно, я спросила:

– Это было только один раз?

Она с жаром закивала:

– Да, да! Это было только один раз, и я не хочу повторения, потому что это не так, как рассказывают… а очень скверно, больно. Мне было ужасно неприятно, я чувствовала себя неловко… и мне было стыдно. Не хочу больше! Вот уже немало времени прошло, а я как вспомню – аж тошнит…

Сердце мое стало замирать… Оно едва не остановилось от ужаса, от того, о чём я стала догадываться. Я слушала ее и думала лишь об одном: есть у нее дорога назад или нет, куда это приведет, в какую пропасть… Я решила помочь своей несчастной подруге. Мне так отчаянно хотелось вытащить ее из передряги, в которой она оказалась, еще не понимая ужаса всего случившегося. Я потрясла Надин, которая сидела словно каменная, уставившись в одну точку.

– Скажи, тебя часто тошнит? Как ты себя чувствуешь? Ну?! Говори же, не молчи! Пожалуйста, Надя!

И она рассказала, что где-то через две-три недели после того дня стала чувствовать усталость и тошноту, которая иногда сопровождается рвотой.

– Вот и сейчас, Наташа, мне не очень хорошо… от волнения, наверное – опять тошнит…

Я смотрела на нее во все глаза, и мысли мои обгоняли одна другую: «Как жалко, что меня не было рядом в тот момент… Ах, как жаль, бедная моя… бедная девочка».

– Наденька моя, как жалко, что я не могла вовремя рассказать тебе, чем это может кончиться.

Я опять в ужасе закрыла рот руками. Она с наивностью ребенка посмотрела на меня и тревожно спросила:

– Наташа, ты думаешь, я заболела?

Я сплюнула себе под ноги и гневно вскрикнула:

– Да, Надька! Тьфу на тебя! Заболела она… Заболела! – она в страхе выкатила на меня глаза. – А ты хоть предполагаешь, чем?!

Она невинно посмотрела и тихо проблеяла:

– Что, чем-то неизлечимым?

Я схватилась за голову.

– Знаешь ты, дурья башка, что с тобой приключилось? – она ошарашенно мотала головой. – Дите у тебя приключилось! Ты беременна! Наверное…

Она опять замотала головой:

– Ты что говоришь, Наташа?! Этого же не может быть от… одного раза! Не бывает так! Ты, наверное, что-то путаешь! Наверное, у меня… Что-то со мной… А? Нет-нет…

Она закрыла лицо руками и заплакала. Я сама пребывала в шоке, не зная и не понимая, что теперь делать…

– Да-а-а-а, Надька! Вот плачь теперь! Плачь! Как же ты теперь всё уладишь?

Я опять схватилась за голову – от ужаса никак не могла толком закончить хоть одну фразу. Но продолжила говорить:

– А я-то всё думаю… что ты такая дородная… Ты попра-а-авилась. У тебя вон какой румянец на щеках. Я думала, это от полнокровия. А это вон от чего! Надька… Дура! Что же мы теперь с тобой делать будем?

Но она уже ничего не могла ответить: ее душили одновременно рыдания и тошнота. Надин не знала, как с собой справиться… Выйдя из туалетной комнаты, она обреченно опустилась в кресло, закрыв лицо руками. Я смотрела на нее широко распахнутыми глазами и пыталась как-то помочь, утирала слёзы. Но она отталкивала меня и всё повторяла:

– Что же?! Что же теперь бу-у-удет?! Наташа! Что же теперь будет?

Она смотрела на меня абсолютно детскими глазами, и я никак не могла подобрать слова, чтобы успокоить ее. Язык не поворачивался сказать, что всё будет хорошо. Видеть ее отчаяние и боль становилось невыносимо. Мне обязательно нужно было что-то сделать, придумать, как поправить ситуацию, я почему-то чувствовала и долю своей вины… Я не осознавала почему, но это чувство навсегда поселилось в моём сердце, в моей душе. Я очень долго потом не могла от него избавиться.

Я подошла к ней, обняла за плечи и прижала к себе. Она всхлипывала, а я гладила ее по волосам.

– Надька, не волнуйся, мы обязательно что-нибудь придумаем и всё-всё исправим.

Она продолжала говорить сквозь слёзы:

– Ну что ты, Наташа, теперь – всё! Всё закончится для меня плохо. А папа? Мне страшно даже подумать, что будет. Что скажет моя мама? Что они теперь со мной сделают? Ведь ты знаешь, какие они.

Она зарыдала еще сильнее.

– Надя, остановись, сделай глубокий вдох… – Я всё же проговорила эти слова. – Всё будет хорошо. Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить и в каких передрягах я оказывалась… Гораздо хуже твоей!

Надин резко подняла голову, прекратила даже всхлипывать и посмотрела на меня очень серьезно:

– Наташка, ну что ты такое говоришь? Куда уж хуже?! Ты всегда могла найти слова, чтобы отвлечь меня…

Я тихонько встряхнула ее за плечи, заботливо вытерла платком слёзы, которые ручьями текли по щекам, и сказала спокойно и убедительно:

– Так, Надя, теперь нам нужно собраться. Хватит рыдать, давай думать.

Надин держала меня за руки и смотрела так, словно только от меня сейчас зависела ее судьба и только я смогу ей помочь. Я судорожно думала, пытаясь подобрать слова, но ничего толкового придумать не могла. Неожиданно меня осенило.

– Надька, а что если тебе скрыться на какое-то время… пока будет расти живот?

– Куда я скроюсь-то? – она недоуменно посмотрела на меня. – В кладовку что ли спрячусь?

– Ну, не знаю… Мы можем уехать с тобой, например, во Францию… Или хоть за город, в наше дальнее имение. Скоро начнется лето, и мы можем провести это время там. И, когда тебе придет срок разрешиться, мы придумаем, что сделать с ребенком. Возможно, оставим его у кого-то в деревне. И ты вернешься, решив свои проблемы.

Надя испуганно смотрела на меня.

– Наташа, а ты думаешь, у нас получится уехать так надолго? Сколько вообще должно пройти времени, ты знаешь?

Я отрицательно покачала головой. У меня были определенные представления об этом периоде, но сколько точно времени нужно, чтобы на свет появилась новая жизнь, я не знала. Мне не хотелось ее огорчать, и я уверенно сказала:

– Да ладно тебе, Наденька, расстраиваться. Ну, может быть, месяцев шесть пройдет…

Надя наконец воспряла духом и, повеселев, ответила:

– А ведь не так всё плохо, Наташка. Мы с тобой еще будем танцевать и веселиться как раньше, вот только со всем этим разберемся.

…Что-то больно кольнуло в груди… Медленно подняв голову, я не отрываясь смотрела на Надин. «Наверное, уже никогда мы не будем вместе танцевать…» – пронеслось в моей голове. Внутри поселилось странное предчувствие, обдающее душу холодом…

Я быстро зажмурилась, потрясла головой и постаралась прогнать недобрые мысли, но тщетно. Пересилив себя, всё же спросила: