Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы

– Ага-а-а! – гневно топнула я ногой и ойкнула от боли. – Чтобы, значит, уважение твое заслужить, мне убиться надо было? Да-а? Чтобы ты заметил, чего раньше не мог разглядеть?! И на тебя тоже – тьфу!

Гришка примирительно улыбнулся.

– Наташа, ну не будь злюкой! Да что ж ты всё время ругаешься, как сапожник? Не к лицу это барышне. – Гришка виновато улыбнулся и протянул мне руку. – Ну что, мир, сестренка? Хочешь, мы тебя с собой в игры брать будем?.. Я тебя Ваньке в обиду не дам!

Я заглянула ему в глаза, чтобы удостовериться, не насмехается ли он надо мной, и убедившись, что нет, уже беззлобно спросила:

– Обещаешь?

– Обещаю! – широко улыбнулся он.

Гришка помог мне забраться наверх, довел до самой последней ступеньки. С тех пор он стал моим другом, я полюбила его как родного брата, и он ко мне тоже относился исключительно хорошо… Это было приятно. Мы дружили до самого его отъезда. А вот Ванька так и не смог простить, что я гораздо сильнее его, даром что на мне юбка.

Глава 7. Смерть Марии

Мне исполнилось двенадцать лет, и граф, наряду со многими другими именитыми гостями, приехал меня поздравить. Он был ласков со мной, привез много подарков. Как только он появился на нашем пороге, я уже со всех ног бежала к нему с расспросами:

– Что, мама не возвратилась? Почему же она так долго не приходит? Или ты скрываешь, что она меня ищет?..

Я была не по годам развитым ребенком и иногда рассуждала совсем как взрослая.

– Да не возвратилась она! А почему… я откуда знаю! – досадливо скривил он губы. Ему порядком надоел этот вечный вопрос. – Не мешай, Наташка, у нас с твоим отцом государственный разговор, – и он полностью переключился на беседу с Дмитрием Валерьяновичем.

После такого ответа я в задумчивости бродила по богато украшенной зале, и веселиться мне более не хотелось.

Среди гостей не было видно Марии, и я почему-то подумала, что ей, видимо, совсем худо стало, так что она не смогла даже спуститься, чтобы поздравить меня. Поэтому я решила подняться к ней сама.

Я тихонько постучала в дверь ее комнаты, но никто не ответил. Подумалось, что она, наверно, спит. Я уже решила было вернуться, но увидела в коридоре Гришу, который стоял у стены с опущенной головой. Плечи его содрогались. Я подошла к нему, положила руку на плечо и тихо спросила.

– Гриш? Ты чего? Что случилось-то?

Он поднял на меня залитое слезами лицо, и я увидела в безумных глазах боль и отчаяние. Схватив меня за руки, он прижал их к груди и еле слышно прошептал:

– Нету! Наташа, нету более нашей матушки…

Я вскрикнула. До этого случая подле меня еще никто не умирал. Смятение и страх забирались в мою детскую душу, но я не могла быть слабой, знала, что Гришке гораздо труднее, и как могла постаралась утешить его. Я крепко обняла брата и, когда он немного успокоился, спросила:

– Гриша, давно это случилось?

– Да вот… около часа назад… Еще даже папенька не знает – никто не знает… только служанка. Зашла к ней, воды принесла – и увидела, что маменька с кровати упала и лежит ничком. Девка вышла и мне сказала… Я попросил ее пока никому не сообщать. Не хотела матушка праздник портить, с утра всё просила, чтоб не огорчали тебя. Видать, чувствовала… – Гриша вздохнул и заплакал еще сильнее. – А я, Наташка, никак храбрости не наберусь, чтоб зайти к ней, посмотреть…

Мне тоже было очень трудно это сделать, но я взяла его руку и потянула в сторону комнаты матери.

– Пойдем, Гриша, вместе.

Брат с благодарностью посмотрел на меня.

– Спасибо тебе, сестренка, моя маленькая солдатка! Ты всегда меня поддерживала. Спасибо тебе… и отцу спасибо за то, что он привел тебя в этот дом. Только рядом с тобой, рядом с твоей силой я сумел ощутить и почувствовать свою… Ты как будто солнышко – теплом и светом со мной делилась. И я тебя очень люблю!

– А я тебя… – ответила я, – пойдем.

Мы подошли к комнате, где находилась матушка, Гриша толкнул дверь – она была не заперта. Тело Марии уже подняли с пола, и оно лежало на кровати со скрещенными руками. Мы подошли ближе. Лицо ее было спокойно, умиротворенно. Она ушла от нас с миром в душе.

Я подошла совсем близко и удивилась тому, что вовсе не боюсь: она ведь была мне как мать, а за эти годы стала совсем родной. Меня не испугало мертвое тело, только, стыдно сказать, брезговала я к ней прикоснуться. Никак не могла перебороть в себе это чувство… Гриша сел на край кровати и сразу же взял мать за руку. Я тоже хотела… но быстро отпрянула. Брат сказал шепотом, словно боялся разбудить ее:

– Какая же она холодная… А что, Наташка, врут, видать, что покойные наверх уходят… ты смотри, здесь она… никуда не пошла… Она такая же, как и раньше, только холодная совсем. А потом… ее в землю закопают… и это будет – всё! О чём же нам тогда батюшка рассказывал? Врут, видать, Наташка! Нету там ничего! Вот так и будем лежать в сырой земле…

– Дурак ты, Гришка! Ничего не врут! – с жаром зашептала я. – Ведь главное то, что там, внутри… Зачем ей теперь это тяжелое и холодное тело? Я тебе честно, Гриша, признаюсь – я и потрогать-то его боюсь. А душа-то, наверно, легкая… совершенно ничего не весит, улетела из этого холодного тела… освободилась… Радуйся, Гришка: наконец-то избавилась она от страданий. А то ведь как мучилась…

Гришка издал тяжелый всхлип.

– И не плачь по ней, радоваться надо. И ничего не врут! Всю правду говорят! А ты, дурак, слушал бы лучше батюшку, а не на мух глазел.

Он с надеждой посмотрел на меня.

– Ты думаешь, это правда, Наташа?..

Гришка уставился на мать и долго всматривался в ее лицо, словно искал в нём подтверждения моим словам.

– Ну, пойдем, что ли? Папе всё скажем. Только аккуратно. Или подождем, когда гости разъедутся?

Я тихонько потянула его за рукав.

– Да не надо ничего ждать, Гриша, я и сама хочу, чтобы ушли все! Надоело!

– Ну пойдем.

Он встал, мы взялись за руки и вышли из комнаты матери, спустились вниз и застыли в дверях гостиной. Раздался громкий возглас:

– А вот и наша именинница, Наталья Дмитриевна! Поприветствуем ее!

Все дружно захлопали в ладоши.

– Ну что же вы, Наталья Дмитриевна, почему нас оставить изволили? Вы же наше солнышко! Нам без вас и веселье не в радость.

– Молчать, – громко крикнула я, – всем тихо!

Все вмиг замерли. Кто-то от неожиданности даже не успел донести ложку, так и остался сидеть с открытым ртом, побоявшись ослушаться моего приказа.

– Всё! Празднество окончено! Траур в нашем доме. Нету больше нашей барыни, моей матушки Марии Леонидовны. Отошла она ко Господу, освободилась, бедняжка. Окончен праздник!

Я распахнула двери, тем самым требуя, чтобы все удалились. Гришка застыл на месте, не зная, что ему делать: добавить к моим словам что-нибудь или нет, стоять тут или не надо…

Гости стали покидать залу. Отец сидел в кресле, низко опустив голову, лицо его было чернее тучи.

…Все знали, что Мария должна отойти, все готовились… но, видимо, к этому нельзя подготовиться. Нет сил отпустить навсегда человека, которого очень сильно любишь. Головой ты понимаешь и знаешь, что так будет лучше… для всех! Но смириться с этим в одночасье – невозможно! Никогда! И папенька это понимал…

Когда все вышли, я тихо подошла к нему и положила руку на плечо.