Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

– Надин, ты можешь точно сказать, когда всё произошло? Сними платье, я хочу посмотреть, как изменилась твоя фигура.

Надя подняла голову и начала подсчитывать.

– Кажется, месяца три назад… Нет, больше. Было холодно… в начале января.

Я вздохнула:

– Значит, прошло уже больше четырех месяцев. Наденька, как же это? Уж от кого – от кого, а от тебя-то я точно такого не ожидала. Как ты не побоялась последствий? Зима… Да как же ты задницу-то свою не отморозила? – вдруг ляпнула я.

Она грустно усмехнулась:

– Я же не под кустами с ним была, а в домике, – Надя обреченно махнула рукой. – Да не знаю я, Наташа, сама не понимаю, точно бес меня попутал. Ни о чём я тогда не думала и почему-то ничего не боялась. Я только его и помню, поцелуи жаркие… и отчего-то голова кружилась… противостоять не было ни сил, ни желания… он такой хороший…

Надя рассказывала про своего возлюбленного, и на ее устах блуждала мечтательная улыбка. Я смотрела на нее и никак не могла взять в толк, как такое могло произойти с моей Наденькой, с этой не очень смелой скромной девушкой, которая всегда четко старалась выполнять все домашние правила.

Она говорила и потихоньку раздевалась, а когда осталась в одном белье, я в ужасе прикрыла рот рукой. Ее округлившаяся фигура и раздавшиеся бедра не оставляли никаких сомнений. «Мамочки, еще немного, и будет заметно. Надо быстрее что-то делать, немедленно!»

Я вздохнула, отвернулась к окну и сказала:

– Одевайся, Надя, всё мне понятно, надо решать быстрее… скоро станет заметно.

Надя опустила голову, глубоко вздохнула и созналась:

– Ты думаешь, я не догадывалась? Наташка, я просто верить не хотела… Книжку у мамы нашла, справочник для лекарей… Так там написано, что бывает обманное бремя… вот я и решила, что и со мной такое.

Я посмотрела на нее как на дурочку.

– Ты что думала, всё само собой рассосется, если сделать вид, что ничего нет? Что же ты молчала-то до сих пор?

Она с жаром воскликнула:

– Так тебя же не было! Кому я могла рассказать, кому?

Но тут любопытство взяло верх, и это позволило ей отвлечься. Надин лукаво прищурилась и спросила:

– Наташа, а почему тебя так долго не было, где ты пропадала? Ни разу не поверю, что у графа жила. А если была в городе, почему лишила меня своего общества? Я ведь нуждаюсь в тебе, как в воздухе. Почему ты оставила меня, Наташа? Вот если бы ты была рядом, я могла бы с тобой посоветоваться и такого никогда бы не произошло.

– Правильно, Надин, нашла виноватую! Если бы я рядом была, ты что, святошей бы стала? Это ты мне пеняешь? Возможно, я и попыталась бы тебя отговорить, но всё, что мы делаем, Надя, это плоды наших собственных решений. И ты сама приняла такое решение, по неизвестным для меня причинам. Обвинять меня в том, что всё могло бы сложиться иначе, окажись я рядом, думаю, неуместно.

Надя подошла, взяла меня за руки и сказала:

– Ну прости меня, подруга… я просто не знаю, что мне делать, и в голове рождаются совершенно дикие, глупые мысли… Веришь, я кого угодно готова обвинить в том, что со мной произошло, только почему-то себе вопрос задать боюсь – где была моя собственная голова?!

Я остановила ее запоздалые раскаяния:

– Так, подожди… Ты мне лучше вот что расскажи. Где твой «муженек», прости его, Господи? Где он находится и что говорит по этому поводу? И знает ли он вообще?..

Надя вздохнула, опустила глаза и тихо-тихо произнесла:

– Да что там… Я ему сказала, что как-то странно и нехорошо себя чувствую, поведала о своих страхах. А по прошествии некоторого времени он пропал с нашей конюшни. Слышала от девок, прислужниц, что он просил у папеньки дозволения поселиться в соседней деревне, будто лошадь сильно его зашибла и не может он более конюхом работать.

– То есть он скрылся? Видать, в отличие от тебя сразу смекнул, что к чему. И решил сбежать, оставив тебя одну расхлебывать большой ложкой то, что вы вдвоем сотворили. Ты что, и вправду поверила в то, что он наплел?

– Он не спрятался, Наташа, я могу его видеть, когда захочу, просто он больше не появляется в доме. Родители дозволили ему крестьянскую работу исполнять.

– Да-а-а, Надя… Прекрасного ты выбрала кавалера: придумал предлог, больным сказался, от тебя подальше смотаться решил.

Надин обиделась:

– Можно подумать, у тебя прям всё распрекрасно было. Я вон тебе всё рассказала, а ты о себе молчишь.

– Ну, это, голубушка, тебя сейчас никоим образом волновать не должно. Мы потом обо мне поговорим, когда с тобой разберемся. А сейчас одевайся, я знаю, куда мы отправимся и у кого совета спросим.

Надька в страхе вытаращила глаза. Я поняла ее испуг.

– Не бойся, никто тебя не предаст и ничего твоим родителям не расскажет. Поторапливайся, каждый час дорог. А я вниз, скажу, чтоб экипаж подавали, в моей коляске поедем.

Надька медлила, недоверчиво глядя на меня.

– Да одевайся ты, клуша, и не волнуйся: я медленно поеду, как-никак бабенку на сносях повезу…

Я засмеялась и тряхнула головой так, что все шпильки и гребни выскочили из прически и волосы рассыпались по плечам. Что есть духу я выскочила из комнаты и побежала по лестнице вниз. От переполнявших меня эмоций дыхание сбилось. Я всё никак не могла прогнать ощущение беды, которая надвигается на мою подругу, нутром чувствовала, что может произойти что-то плохое.

В дверях я буквально налетела на отца Надин. Он был чем-то разгневан и, отдавая распоряжения, бранил слуг на чём свет стоит, не брезгуя крепким словцом. Удивленно посмотрев на меня, он засмеялся:

– Тпру-у-у… Наташа, остановись, ты ж не на лошади. Вроде как пешком по дому ходить должна. Чего это на тебе, голубушка, лица нет? Что тебя так сильно разволновало? Никак Надька обидела? Ты мне только скажи, я с ней быстро разберусь, – пообещал он шутливо, но нарочито строго. – Ты же знаешь, как я к вашей семье отношусь: не дам в обиду свою прекрасную гостью!

Я смотрела на Василия Степановича и понимала, в каком затруднительном положении оказалась сейчас Надин – точно между молотом и наковальней. С одной стороны, строгость и, я бы даже сказала, жестокость отца, с другой – чопорный мир матери.

Василий Степанович вывел меня из состояния ступора, в котором я пребывала:

– Ну, что вылупилась? Что у меня на лбу такого увидела, что рот открыть не можешь? Али не узнала? Али испугалась, что с прислугой строг? Вроде, не похоже на тебя, Наташа, не робкого ты десятка, в отличие от моей Надьки. А что я на слуг ору, так ты не обращай внимания: иначе от них толку не добьешься. Гости заграничные прибыть должны, а они точно мухи сонные ползают, того и гляди оконфузишься перед важными людьми.

Я всё никак не могла вымолвить ни слова.

– Наташа, в чём дело? Что случилось?

Я одними губами прошептала:

– Всё хорошо, не извольте беспокоиться, просто я задумалась… Позвольте пройти. Мы с Наденькой собираемся в город, лавку французскую посетить хотим.

Он прищурился и, смеясь одними глазами, спросил:

– Никак опять сама лошадьми править будешь?

– Да, как обычно.

Он воскликнул, хлопнув себя по ноге: