Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

Надя по-прежнему насупившись стояла чуть в стороне, и я недоуменно пожала плечами: «Как можно не видеть того, что происходит вокруг, не чувствовать лучей тишины, спокойствия и любви, исходящих от Кати? Разве можно этого не понимать?» Я обратилась к подруге.

– Надя, пойдем скорее, мы сейчас всё расскажем Катерине, и она нам обязательно поможет. Долго ты будешь тут стоять? Что ты надулась, как мышь на крупу?

Но Надька насупилась еще сильнее и отступила на несколько шагов назад, опасливо глядя то на меня, то на Катерину. Я пыталась завладеть ее рукой, но она отчаянно вырывалась. Глаза ее от удивления и страха стали походить на огромные блюдца.

– Кому рассказать?! Что рассказать?! – голос ее срывался. – Кто поможет?! Вот она?! Да с какой радости она должна мне помогать?! Что ты такое несешь?! – она схватилась за голову и с негодованием добавила. – Всё, я удаляюсь! О, Боже, зачем я только согласилась на твою очередную авантюру?! Прекрасно зная тебя, я почему-то всё время влезаю в твои глупые затеи. Что я с тобою вместе тут делаю? Тьфу на тебя!

И она развернулась и хотела было уйти. Чтобы удержать, я ухватила ее за подол платья, и оно затрещало в моих руках. Надин заверещала:

– Платье порвешь, французское! Ты за него никогда не расплатишься! Ох-х-х, Наташка! И что я в тебе нашла? Почему так к тебе привязалась? Вот долго тебя не было – и хорошо, и еще столько же бы тебя не видеть! Жила я спокойно без твоих придумок. И что-нибудь само придумалось бы… Ну сказала бы я, в конце концов, родителям, что пирожными объелась и поправилась…

Надин всё больше распалялась, неся несусветную чушь. Тихий, звенящий колокольчиком смех Катерины заставил нас замолчать и повернуться в ее сторону. Мы еще не сообщили ей о щекотливой ситуации, приведшей нас сюда, но по взгляду Катерины я поняла, что она уже обо всём догадалась. Она с интересом наблюдала за нами, сложив руки на коленях, словно смотрела театральное действие, и спокойно ждала, пока мы к ней обратимся.

– Катя, понимаешь, так случилось… – попыталась я заполнить неловкую паузу.

Она остановила меня.

– Наташа, не надо. Как видно, твоя подружка не хочет, чтобы кто-либо кроме тебя знал об истинном положении дел. Вы пришли ко мне за советом? Я уже догадываюсь, за каким.

Тут Надька повернулась, поняла, что дороги назад нет, и промолвила, смущаясь:

– Простите, мадам, как я могу к вам обращаться?

– Иди ко мне, девочка, – ласково позвала Катерина.

Надя робко шагнула в ее сторону. Катя взяла ее за руку и, склонив голову, улыбнулась.

– Можешь называть меня Катерина… или Катя, если тебе так проще. Ты присаживайся, милая, рядом, и давай побеседуем о чём-то другом, если ты не хочешь говорить о своей проблеме…

Мы уселись по обе стороны от Катерины и стали ждать, что она скажет. Она вздохнула и снова лучезарно улыбнулась.

– Это ведь и не проблема вовсе, а радость большая, что ты получила от Господа.

Надька заворчала себе под нос как старая бабка:

– Велика радость… Уж такое счастье привалило, что и не знаю, что делать с ним, в какой угол запихать…

Катя ласково похлопала Надин по руке.

– Ну, и что же вы делать собираетесь, барышни, какие мысли в ваших головах? Расскажите…

Я вздохнула и всё же решилась:

– Знаешь, Катя, а мыслей-то и нет никаких. Желание одно: как можно быстрее разрешить эту ситуацию. Иначе уже совсем скоро будет всё заметно, и свободный крой платья не поможет.

Катерина некоторое время молчала, глядя вдаль. Надька от нетерпения и неловкости начала ерзать на скамейке. Наконец Катя обратилась к ней:

– Как ты думаешь, может, родителям всё рассказать?

Надя запротестовала:

– Что вы! Никак нельзя! Маменька и отец никогда меня не простят! Сотворят со мной что-нибудь ужасное, это точно.

– А может быть, не стоит так плохо думать о своих родителях? Они тебе жизнь подарили… как же ты не понимаешь, любят они тебя. Возможно, ты преувеличиваешь…

На лице подружки отразилась разочарование. Катя подталкивала ее к принятию решения, которого она отчаянно бежала. От досады Надин чуть не расплакалась и отвернулась, чтобы никто не увидел ее слёз. Катерина улыбнулась:

– Поплачь, милая, тебе легче станет.

Надя засопела, теребя платок:

– Мама учила, что открытое проявление эмоций – удел кухарок. Настоящая барышня не должна при всех реветь, суетиться, показывать себя слабой. Маман всегда сдерживает чувства, а отец чуть что бранится, точно солдафон, матушка, когда слышит это, так его и называет. Правда, ругает она его, думая, что я не слышу, но я всё слышу и понимаю. Не могу я им рассказать, не поймут они, до смерти их гнева боюсь.

Катя слушала спокойно, лишь иногда кивая. Когда Надин замолчала, она продолжила:

– Ну хорошо… а отец будущего ребенка, кто он? Где проживает, какого он сословия? Каковы его намерения?

Лицо Надин залилось краской. Не в силах признать правду о своем избраннике, она потупила взор. Я пришла ей на помощь.

– Самого низкого он сословия, Катя. Конюх он, крепостной, а проживает в деревне, принадлежащей ее родителям.

Надин еще ниже опустила голову, настолько тяжело ей было предавать огласке свой грех.

– Вот оно как дела обстоят… Так может, Надин, ты просто отдашь ему это чадо, и он станет его воспитывать?

Надька, забыв о приличиях, дернула носом и вытерла слёзы кулаком.

– Совсем без надобности ему такая обуза. Он сказал, что будет всё отрицать, пуще огня папеньку моего боится. – Надя опустила голову. – Да и что он сможет сделать? Я лучше сама попытаюсь всё решить. Да и папенька, если узнает, с кем я связалась, в еще большую ярость придет, и тогда уж точно поляжем и он, и я, и этот не родившийся еще ребенок – никому не спастись.

Катя, внимательно слушая ее, вздохнула:

– Ну хорошо, Надежда. Надежда ведь, правильно?

Я закивала:

– Да-да, Катя, Наденькой ее зовут. Какая она Надежда? Надин она для меня, а для родителей и для всех остальных – Наденька… бледненькая, нерешительная, болезненная. И что мне со всем этим делать – не знаю, решить проблему не представляется никакой возможности. – Я с надеждой посмотрела на Катю. – Если ты не поможешь, то мы однозначно пропали!

Катя взяла меня за руку и сказала, опять вздохнув:

– Ну что, Наташа, пойдем мы с тобой вдвоем пройдемся и поговорим. А ты, Наденька, посиди здесь, воздухом подыши, тебе это полезно… и постарайся успокоиться. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Если вы решились прийти ко мне за советом, значит, мы обязательно должны найти выход из этой ситуации.

Катя повела меня по аллеям сада. Я взяла ее под руку, и мы пошли медленно, выравнивая шаг. Катя задумчиво смотрела перед собой, а я не смела нарушить ее молчание. Наконец, вздохнув, она произнесла.

– Со своей стороны, Наташа, я могу дать лишь один совет: не пытайтесь избавиться от плода, прибегая к помощи знахарок и несведущих людей. Может произойти непоправимое, и Наденька либо погибнет, либо останется калекой – не знаю, что хуже. Найди слова и убеди подругу не делать глупостей. И если она не слишком переживает за это неродившееся дитя, то пусть подумает хотя бы о себе!

Вдруг она изменилась в лице и заговорила совсем иным тоном. Куда пропала нежная, добрая, спокойная женщина? В голосе прорезалось искреннее негодование:

– Чего она боится: признаться родителям и понести наказание? Ну, допустим, запрут ее дома, в крайнем случае, получит она несколько ударов розгами, ничего страшного, от этого не умирают. Конечно, ее отец дознается, кто во всём виноват, и, вероятнее всего, казнит этого трусливого, подлого мужичонку, который даже ответственность не готов нести за то, что сделал! Так извините, думать надо было, куда полез.