Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

Она смотрела на меня, и лицо ее светилось от какого-то непонятного счастья.

…И вдруг у меня перед глазами всё поплыло и пронеслось множество видений: я снова бежала навстречу этим очам, карим омутам, которые манили меня. Но видела я не Катю… Я не узнавала ее лица, только эти глаза, которые любили и ждали меня… Это был взгляд очень дорогого мне человека. Только я его еще не знала…

Это продолжалось лишь мгновение. Я замотала головой, пытаясь сбросить наваждение ее завораживающего голоса:

– Катя, я мало понимаю… То, что ты говоришь, не обнадеживает меня, а, по правде сказать, больше пугает.

Она смотрела на меня ласково и улыбалась:

– А я и не требую, чтобы ты поняла истинную природу моих слов. Я хочу, чтобы ты просто их услышала, чтобы эти слова остались в твоей голове, возможно, так тебе легче будет многое пережить. Поверь, дух любви никогда не исчезает, он имеет под собой глубокую основу. Ты была прекрасной женщиной – царицей, почти богиней, а я сильным и мудрым воином, властелином огромной империи. Мы любили друг друга так сильно и страстно, что могли вызвать зависть Богов… Человек, питающий к другому истинную любовь, соединяется с ним нерушимой связью. При новом рождении, таком, как у нас сейчас, связь всё равно остается, хотя бы в виде безотчетной симпатии, и неважно, родился ты мужчиной или, как я, в женском теле. На более высокой ступени развития мы сможем вспомнить все предыдущие жизни, и это будет уже не проклятие, а награда. Тогда появится возможность сознательного общения с тем, кого ты полюбил вечной любовью.

У меня после ее объяснения осталось больше вопросов, чем ответов. Я смотрела на Катю, не в силах пошевелиться. Я чувствовала, что она знает и понимает то, что для меня пока непостижимо.

Катерина тронула меня за руку:

– Теперь иди! – твердо сказала она и тихонько подтолкнула меня к выходу.

– Катя, прости меня за всё, не гневайся, что я бывала чересчур груба с тобой и порой злилась на тебя.

– Милая моя девочка, что ты такое говоришь? Я ведь так люблю тебя! Помни обо мне только хорошее.

– Катя, я не хочу уходить! – с мольбой посмотрела я на нее. – Хочу еще немного побыть с тобой.

– Нельзя! – тихо ответила она. – Не оскверняй себя, находясь в таком месте.

Катя глубоко вздохнула и тихо продолжила:

– Как же я вновь хочу быть с тобой, как страстно я этого желаю! Но это не наше время и не наша с тобой жизнь! Наша жизнь впереди… и это обязательно произойдет, слышишь?! Когда мы обе будем свободны… тогда будет всё правильно. И никто, слышишь, никто не сможет встать у нас на пути, не сможет быть нам преградой. А сейчас… я отпускаю тебя. Я говорю тебе: у-хо-ди! Но обернись! – чуть повысила она голос. – Посмотри на меня в последний раз перед тем, как откроешь Мою Дверь.

Она погладила меня по волосам, и от ее прикосновений у меня спутались мысли, по всему телу побежали мурашки. Я едва не заплакала от нахлынувших чувств: я одновременно и жалела ее, и знала – я не хочу ее покидать, не желаю терять навсегда! Так почему же она гонит меня?..

– Ну зачем ты расстраиваешься? Прекрати немедленно! – всё так же нежно смотря на меня, потребовала Катя. – Не хочу видеть твоих слёз! Зачем ты омрачаешь мою радость? Мы чужие с тобой в этой жизни, она нам не принадлежит! Но это только пока… Я обещаю, мы будем с тобой, будем вместе!

– Я уже ничего не понимаю. Катя, мне кажется, у тебя лихорадка и ты бредишь. Давай я отвезу тебя к доктору?

– Ах, – тихо засмеялась Катя, – душа моя, я здорова, как никогда ранее! Как много предстоит тебе узнать и понять… Казалось бы, несуразно нелепой была наша встреча в этой жизни, но… Вот что открылось мне: оказывается, все мы сошлись не случайно. От сотворения Мира мы знаем друг друга, в разных ипостасях встречались. Наши души, приходя в этот мир, учатся быть свободными в любви, помогать друг другу обрести и накопить духовные и душевные силы. Только сильным душам даются сильные уроки. Невозможно человеку даровать спасение извне: он должен сам справиться со своим злом. Бог ставит душу в такие ситуации, которые покажут ей ничтожность зла и силу добра. Для этого и нужно, чтобы душа продолжала жить после физической смерти, получая новый опыт. Всякое зло искупается страданиями – до тех пор, пока сердце и душа не станут чистыми. Для такого исправления нужно время, оно не может произойти в пределах одной короткой земной жизни. Вот в вашем союзе пусть Федор первым откроет Твою Дверь, проводит тебя… А ты, победив перемены Судьбы, вновь появишься на Этом Свете, как Афродита из морской пены… и я буду ждать тебя.

– Ты хочешь сказать, что я увижу тебя вновь? – до меня вдруг стал смутно доходить смысл ее слов.

– Всё то время, что мы разговариваем, я пытаюсь убедить тебя в этом.

– Там? – я подняла палец вверх.

– Нет, дорогая моя, – здесь! Только не сейчас, не в этой жизни, но это обязательно произойдет.

– Что значит, «Федор первым откроет мою дверь»?

Она вновь ответила уклончиво:

– Я желаю тебе скорейшего освобождения. А себе – скорейшей нашей встречи. А теперь иди, но оглянись перед тем, как покинешь мою комнату!

Я медленно пошла к двери. Мысли путались, я уже готова была уйти, но, помня Катину просьбу, обернулась и взглянула в ее лицо, чтобы навсегда запомнить глаза.

…Я не знаю, сколько должно пройти времени, не знаю, сколько должна буду увидеть людей, но тогда я четко осознала: пусть передо мной промелькнут сотни или даже тысячи лиц – я узнаю! Узнаю ее глаза! И обязательно их найду…

С тех пор я больше никогда не видела Катю. Донеслись до меня слухи о ее кончине от непонятной болезни. И только одна я знала, что стало причиной ее смерти.

Я еще очень долго помнила Катины слова. Проходя по улицам, всё как будто видела у прохожих этот взгляд, пыталась найти среди лиц знакомые глаза, похожие на ее. Но никаких результатов это не принесло, и со временем я стала забывать ее образ. Он совсем стерся из моей памяти, забирая с собой и слова, которые когда-то были мне сказаны.

Глава 215. «Помощь» в пути…

Вернувшись домой, я прошла мимо собравшихся внизу домочадцев, не удостоив их объяснениями, где была. Сидя на своей кровати, я судорожно сжимала подушку, впиваясь в нее зубами, чтобы заглушить разрывающие душу рыдания.

Федор поднялся за мною следом и ровным тоном, словно ничего между нами не произошло, спросил:

– Чего белугой ревешь, аль случилось что? Ты так стремительно уехала… я и догонять не стал. Подумал, охолонешь маленько да и вернешься. К графу посыльного отправил, узнал, что ты у него была, но на обратном пути чего-то задержалась. Так где тебя носило?!

Я не в силах была что-то ответить, лишь глухо выла от бессилия, вспоминая Катю. Не дождавшись объяснений, Федор махнул на меня рукой:

– Чего я с тобой, с болезной, разговариваю? Как успокоишься, так и приходи.

Я продолжала сжимать подушку. Мне хотелось затолкать ее внутрь, дабы попытаться заткнуть брешь, образовавшуюся в душе и несущую нескончаемую боль. Я прижимала подушку к груди и яростно била по ней кулаками, но боль только усиливалась. «Я ее потеряла! – звенела в голове одна мысль. – Что-то очень важное ушло!»

Служанка принесла успокоительный отвар, и я его выпила. Свернулась калачиком и стала слушать, как успокаивается мой воспаленный разум и на смену дикой боли приходит тупое равнодушие. «Господи, я на самом деле осталась совсем одна… некому мне больше поведать ни о своих бедах, ни о своих чаяниях».

Забывшись недолгим сном, я вновь увидела лицо Кати… Оно стало расплываться, и только ее глаза-омуты неотрывно смотрели на меня. Я услышала: «Не смей плакать! Наши жизни – всего лишь капля в океане вечности… Мы все уйдем, кто-то раньше, а кто-то позже… Но настанет время, и мы обязательно встретимся… Помни это!»

Когда я очнулась, в комнате было совсем темно. Прислушавшись к своим ощущениям, я обнаружила, что ни боли, ни тоски больше не испытываю. «Ну что же, – спокойно рассуждала я, сбрасывая тяжелое платье, словно чехол от моих тягостных мыслей. – Ежели так суждено, то не имеет смысла противиться… Думать мне нужно не о Кате, тут я всё равно ничего не исправлю, – я глубоко вздохнула, – а о самых дорогих мне людях – папе и дочке. От меня напрямую зависят теперь их жизнь и здоровье».

Переодевшись в домашнее, я отправилась в комнату Софийки.

Приоткрыв дверь, увидела склонившегося над колыбелькой Федора, он что-то ласково нашептывал дочери. Мне стало интересно, и я затаилась.

– …Твоя мама, доченька, очень хорошая, знаешь, как я люблю ее… и ты обязательно вырастешь такой же красавицей, как она. Ты подрастешь, моя маленькая принцесса, твой папа станет важным военачальником, ох, как мы тогда заживем… – мечтательно произнес Федор. – Ты обязательно будешь гордиться своим папкой… И твоя мама наконец поймет, что я слов на ветер не бросаю.

Мне показалось, он почувствовал мое присутствие и именно поэтому произнес все эти слова, которые я должна была услышать. Плотнее закрыв дверь, чтобы обозначить свое присутствие, я направилась к дочери и, присев у колыбельки, взяла ее крошечную ладошку. Софийка, словно обрадовавшись, задергала носиком и замахала ручонками, как бы приветствуя маму.

Федор присел рядом и обнял меня, но я передернула плечами и сбросила его руку.

– Что же мы с тобой, Наташка, всё время ругаемся? Зачем нам это? Вот, какое у нас сокровище – наше маленькое, сладкое, румяное яблочко. Ты посмотри, как она подросла, какая кругленькая стала. Вот хотя бы ради нее мы должны любить друг друга. Давай попробуем не изводить себя ненавистью, Наташа…

Я смотрела в его глаза, и душа не отзывалась на призыв.

– Давай попробуем… – равнодушно повторила я.

Поцеловав дочку в лобик и видя, что Софийка засыпает, он тихо произнес:

– Моя девочка, мое сокровище! Ты самое дорогое, что есть у меня на этой земле!