Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

– Катя, вот и я не понимаю, как такое могло произойти. Этот конюх что, совсем страх потерял? Неужто не понимал, что папенька Надин с ним церемониться не станет? Всё Наденьке рассказывал, что он потомок знатного рода…

– Ах, девочка моя, дитя наивное… Кто же ведает, что у этого окаянного на уме было? Большинство людей, страдающих врожденным идиотизмом, обладают той счастливой особенностью, что их довольно трудно напугать, равно как и убедить не зариться на то, что им по праву не принадлежит. И ее приятель – не исключение. Жил он в своем придуманном мире, пользовался барской благосклонностью – и решил, что ему всё дозволено. А о последствиях… о них же думать надобно, а там, видать, нечем. Не говори ты о нём, не стоит он того.

Гнев вновь сменился кротостью… Катерина задумалась о чём-то своем, кажется, что-то вспомнила… И заговорила о Надин с материнской нежностью и жалостью.

– А что Наденьки касаемо… Так она молодая, глупенькая, первая влюбленность… поймут родители. Я не сомневаюсь: не выдадут они ее позора. Ну, посидит дома, пока срок не настанет. А когда разрешится, отдадут чадо в деревню на воспитание… Да куда угодно пристроят, я думаю, у ее родителей крестьян довольно.

Ее слова больно царапнули мне душу. Увидев мой настороженный взгляд, Катя поняла, о чём подумала девочка, выросшая без матери.

– Что Наташа, жестоким тебе это видится? А загубить невинную душу не жестоко? Только при таком раскладе Наденька жива останется. Она будет жить в своем доме и пребывать в добром здравии. Впоследствии выдадут ее замуж, возможно, не так, как ей хотелось бы, но, тем не менее, удачно, судя по тому, из какого она рода и какое приданое за ней дают…

Катерина грустно усмехнулась каким-то своим мыслям и продолжила:

– И коли уж вы за советом пришли, вот. Ты должна повлиять на решение подруги. Пусть она немедля признается во всём в первую очередь матушке. А не решится, так сама поезжай и всё расскажи. Матушка ее что-нибудь да придумает и с отцом сама поговорит. Быть может, они вместе уедут куда-то… Ну, я не знаю… Не даст маменька своей единственной дочери сделать такое, из-за чего она не сможет продолжать дышать! У меня нехорошее предчувствие… что-то неразумное может сотворить твоя подруга… Христом Богом прошу тебя, заклинаю, убеди ее не делать этого! Потому как ничего нельзя будет поправить… Правильно ли ты поняла меня, Наташа? Хорошо ли услышала меня, моя девочка?!

Ответственность камнем ложилась на мои плечи. Катя остановилась, взяла меня за руки и пристально посмотрела в глаза. Ее взгляд настойчиво требовал: «Помоги своей подруге!» Если честно, я не совсем понимала, в чём будет заключаться моя помощь. Поехать и рассказать всё ее родителям, чтобы Надя всю оставшуюся жизнь ненавидела меня лютой ненавистью за то, что я предала ее?

– Ну хорошо, Катя, я попробую донести твои мысли до Надин, не знаю только, послушает ли она меня.

– Сделай так, чтобы послушала. На кону ее жизнь.

Я решила всё же посоветоваться с подругой, хотя заранее знала ее ответ. Надин в некоторых вопросах была настолько упрямой, что повлиять на ее мнение не представлялось никакой возможности. Но в глубине души я еще слабо надеялась, что мои увещевания изменят ее решение. Вздохнув, я кивнула Катерине, давая понять, что так и сделаю. Она задумчиво и, как мне показалось, печально посмотрела в сторону, куда удалилась ее дочь, и мы в молчании медленно пошли дальше по аллеям. Прямые и узкие, дубовая, березовая и липовая аллеи удалялись от дома на значительное расстояние.

До чего же восхитительно было вокруг! На миг забыв о проблемах, я залюбовалась весенним парком, за которым ухаживал не один десяток крепостных.

Вблизи дворца был разбит цветник. Яркие и душистые весенние цветы гармонично оттенял низкорослый кустарник, которому ножницы садовников придали разные причудливые формы. Цветник элегантно связывал архитектуру дома с пейзажной частью парка.

Невдалеке находилось небольшое живописное озеро, окруженное плакучими ивами. Там граф разводил стерлядей и карпов. От озера лучами расходилось несколько небольших каналов, через которые были перекинуты ажурные мостики.

За озером, на небольшой возвышенности, располагалась «зеленая гостиная»: вокруг площадки были тесными рядами высажены липы. Главным украшением «гостиной» служили резные дубовые столы и скамейки. Дивной красоты беседки с плетеной мебелью так и зазывали уютно устроиться в кресле-качалке…

Я держала Катю под руку, любуясь парком. Невдалеке уже виднелась скамеечка, на которой поджидала нас Надин.

– Скажи мне, Катя, как вы тут живете? Что у вас нового? Ты чем-то опечалена?

Она остановилась, повернулась ко мне и с улыбкой спросила:

– Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала? Говори со мной прямо и честно. Никогда, слышишь, Наташа, никогда не пытайся меня обмануть. Даже если захочешь, у тебя это не получится. Ты ждешь, чтобы я рассказала тебе о нём? Что стало с ним после того, как вы расстались?

Она всё настойчивее смотрела мне в глаза. А я не могла сказать ей ни «да», ни «нет» – я боялась. Боялась тех чувств, которые могут снова проснуться после этих разговоров. И Катя это видела:

– Пожалуй, Наташа, я тебе ничего рассказывать не стану.

Но я вцепилась ей в руку и умоляюще произнесла:

– Катя, скажи мне только одно: он сейчас здесь, в этом городе? Меня преследуют странные ощущения: иногда кажется, что за мной кто-то наблюдает.

Бездонные глаза Катерины точно заглядывали мне в самую душу.

– Глаза твоей собственной судьбы, вот кто за тобой наблюдает! А он… Да, он в этом городе и никуда не уехал. Но в этом поместье или нет, уточнять не буду: ты сама скоро обо всём узнаешь. Не хочу становиться причиной твоих терзаний, вставлять палки в колесо твоей судьбы и вмешиваться в круговорот событий, который ты сама вокруг себя создаешь. Могу лишь поговорить с тобой, что-то посоветовать, но не более. Не серчай на меня за это, Наташа. Приходить ко мне ты вольна всегда, и разговаривать мы с тобой можем бесконечно, но не об этом. Всегда рада буду видеть твои зеленые глазки, любимые мною с детства, и твое ангельское личико.

Я еще раз взглянула в лицо Катерины – в надежде, что она поменяет свое решение и скажет мне хоть что-то о Федоре. Вновь нахлынувшие чувства и воспоминания о нём бередили душу. Но ее глаза говорили, что Катя непреклонна и не поменяет своего решения.

– Ну хорошо, я всё поняла. Катюша, – я вновь с мольбой взглянула ей в лицо. – У меня есть одно странное желание, даже не знаю, почему оно возникло… Я очень хочу тебя обнять. Можно? Быть может, тогда мне что-нибудь станет понятно…

Она раскрыла объятия, засмеялась и сказала:

– О чем ты спрашиваешь, Наташа? Конечно, можно. Иди ко мне, моя девочка.

…Она крепко обняла меня, я прижалась к ней и закрыла глаза. И когда это произошло, за закрытыми веками замелькали всполохи, точно картинки… То ли во сне, то ли наяву, но я знала эти крепкие и такие родные объятия. Отголоски прошлой жизни пронеслись в моей душе. И мне стало так тепло и хорошо, что я забыла обо всём на свете. Я всем существом радовалась, что могу испытывать то, что со мной происходит. Мы простояли так очень долго, и я ощутила, что между нами пронеслась целая жизнь, такая близкая нам обеим и обеими давно забытая… Это были необъяснимые чувства!..

С небес на землю меня спустил голос Надин. Она как-то недобро посмотрела на нас и удивленно спросила:

– Чего это вы тут обжимаетесь? Непоня-я-ятно, – протянула она, покачивая головой. И, не дожидаясь ответа, задала следующий вопрос, уже о себе:

– Катерина, как вы считаете, что мне делать?

Катя мягко отстранилась от меня и погладила Надю по голове.

– Что тебе делать, Наденька? Жить! Жить и радоваться. И постараться больше не делать глупостей, не совершать подобных поступков. Ну что же, девочки, мне пора, а вам есть о чём поговорить.

Она развернулась и стала удаляться в сторону дома. Я смотрела ей вслед, видела ее царственный стан с высоко поднятой головой, и мне почудилось, будто это не женщина, а гордый и непобедимый воин. Он уходит от меня, а я не могу его остановить… Сердце сжалось от странных, совсем не свойственных мне ощущений.

Надька в нетерпении дергала меня за рукав.

– Говори, Наташка, что она тебе присоветовала. Что-то дельное сказала?

– Да, сказала! Сейчас мы поедем к твоим родителям и во всём им признаемся. Катерина уверена, что это лучшее решение! И меня в этом убедила.

Надя состроила рожицу и ехидно проговорила:

– Ой, какое мудрое и распрекрасное решение! – Она покрутила пальцем у виска. – Фр-фр-р-р! – Надин злилась и фырчала, словно молодая лошадка.– Не-е-ет, Наташа! Этому не бывать!

Я вспыхнула:

– Ах, не бывать?! Ну, тогда оставайся здесь и дожидайся меня, а я поеду и сама твоим родителям всё расскажу.

И я уже хотела было уйти, но Надя схватила меня за руку. Она пристально посмотрела мне в глаза, не скрывая ярости и решительности, которые мне, хоть и не часто, но всё же удавалось лицезреть на ее лице, и зло прошипела:

– Только попробуй, Наташка! Как только ты удалишься, я тотчас вон в том озере утоплюсь. – Надька зло прищурила глазки. – Хотя, нет! Я утоплюсь потом, когда пробью чем-нибудь тяжелым твою бестолковую голову, а потом искромсаю твое тело. И только после этого брошусь в воду с камнем на шее. Вот что последует за твоим решением! Не сме-е-ей меня предавать! Не смей пользоваться моей откровенностью, раскрывать мои тайны! Достаточно того, что ты всё своей Катьке рассказала, которая не смогла присоветовать ничего лучше, чем только повиниться перед родителями. А знаешь, что за этим последует?! Я навсегда останусь запятнанной позором и просижу оставшуюся жизнь дома, в старых девах, под ругань отца и нравоучения матери. Никогда ты не посмеешь со мной такого сотворить! Слышишь, Наташка?! Если ты мне подруга! Если хоть капля любви у тебя есть, никогда ты так со мной не поступишь!

Ее голос прерывался всхлипываниями и рыданиями, и с Надей случилась истерика: она начала плакать, опустившись на траву и закрыв лицо руками:

– Ну что же мне делать, бедной?! Что же мне делать, глупой?! Как же я могла?!

Слушая эти причитания, так и хотелось пнуть ее по мягкому месту за то, что она втянула меня во всё это, повесив на мои плечи тяжкое бремя принятия решения. Сделать так, как сказала Катерина… возможно, оно и лучше, но тогда я стану Надьке заклятым врагом. Встречаясь в обществе, буду молча проходить мимо Надин и чувствовать на себе ее буравящий взгляд… На веки вечные я стану в ее глазах предательницей, и никогда мне не избавиться от этого чувства. Есть второй вариант: с головой кинуться в пучину, куда она меня постепенно затягивает, и уже вдвоем и только вдвоем решать ее проблему.

Я стояла в раздумьях, глядя на сидящую в траве и плачущую Надю, и даже не пыталась ее утешить. Подняв голову, увидела невдалеке силуэт Лизы, которая сидела на берегу озера и, склонясь над водой, о чём-то оживленно говорила со своим отражением. Любопытство взяло верх. Вспомнив ее заплаканные глаза, я решила пока переключиться на проблемы сводной сестры и таким образом отвлечься от переживаний за судьбу Нади.