Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

Меланья раскраснелась и начала нахваливать себя, всплескивая руками:

– Так навыков-то я, барышня, приобрела великое множество. Бабка моя, травница, всему меня обучила. Настойку от любой хвори сотворю, каждую травку знаю, что к чему понимаю, а уж больных-то через мои руки прошло – не счесть. Вы не смотрите, что я молода ишшо: с детства с бабкой своей за хворыми ухаживала, а как померла она, сама этим промышляю.

Я всё более внимательно вглядывалась в ее лицо, и это «промышляю» неприятно резануло слух.

– Так… расскажи подробнее, как и чем ты «промышляешь».

– Ну… Это… Довольны все, – чуть смутившись, объяснила она. – Кто деньгу даст, а кто припасами отблагодарит. Но довольны родичи болезных-то, довольны. Потому как хороший уход я им обеспечивала и работы грязной не гнушалась.

Она посмотрела на Феклу Федоровну, ожидая подтверждения своих слов, и свекровь тут же откликнулась:

– Сущую правду Милка сказывает. В деревне у нас она на вес золота, как есть самородок. Вся Тютюревка к ей в очередь выстраивалась, она от всяких хворей подмогнуть сумеет. Где-то травку нужную приложит, кому отвар волшебный сделает, чтоб боли не чувствовать, а где-то просто добрым словом немощного поддержит. Травы сама собирает, всё-всё про их знает. Так что, барышня, не извольте беспокоиться, уход за Валерьянычем будет в самом лучшем виде!

Вставая, я легонько хлопнула ладошкой по коленке.

– Ну хорошо! Коли ты такая кудесница, тогда пойдем! Я отведу тебя в покои к отцу и познакомлю с ним.

Меланья угодливо засуетилась.

– Да-да, барышня, конечно. Только разрешите мне с дороги немного в порядок себя привесть. Ну не могу же я столь знатному господину в таком виде показаться.

Мне стало даже интересно.

– А что тебя в твоем виде не устраивает?

Я стала прикидывать в голове разные варианты ответа. Поймав мой пристальный взгляд, Меланья засмущалась.

– Ну-у-у, дайте хочь волосы под платок подберу. Чтобы не осыпались и в лицо при осмотре не лезли.

Меня несколько удивил ее ответ. «А что? Девушка и впрямь чистоплотная, о лекарском деле говорит с толком и пониманием. И не вызывает сомнения, что много практики имела». Я с облегчением выдохнула, обрадовавшись, что за отцом будет должный уход.

– Если всё будет так, как ты говоришь, и я увижу, что ты помогаешь папе, то не поскуплюсь и щедро отблагодарю тебя за старания. Тебе будет выделена отдельная комната рядом с покоями отца, чтобы он в любое время дня и ночи был под твоим присмотром. Остальное тебе Фекла Федоровна покажет. Если особые просьбы будут – выслушаю, ради своего батюшки я на многое готова.

Она смущенно улыбнулась и, опустив глаза долу, ответствовала:

– Барышня, девушка я скромная, в строгости воспитанная, к тяжелой работе привыкшая и ни о какой барской роскоши не помышляю. Предназначение свое вижу в том, чтобы сирым и убогим помогать.

Я резко вздернула голову, отметив, что, чем больше она меня убеждает, тем сильнее я сомневаюсь в чистоте ее помыслов.

– Да, пока он беспомощен, но не одинок, и я думаю, если ты такая завзятая травница, то сможешь поставить его на ноги. И с чего ты взяла, что мой отец сирый и убогий?!

– Ну как же, барышня? Если с ним такое приключилось, значит, в чём-то провинился он пред Небесами. Значит, за что-то наказан!

Мне не очень приятны были ее суждения.

– А веришь ли ты в Небеса? – спросила я.

– Ну а как же, барышня? – голосом невинной овечки ответила Меланья. – Во что же тогда верить-то?

– Ну как во что верить в твои-то годы? – усмехнулась я. – В любовь. Странны мне слова твои: девушка должна о семейном счастье мечтать, а ты вишь какая праведница…

– Для каждого у Господа своя дорога. У меня вот такая…

Она смущенно опустила глаза, и этот ее картинный жест показался мне фальшивым. И уже сложившееся хорошее впечатление от встречи с этой лекаркой стало развеиваться.

– Пойдем, Меланья, не будем задерживаться. Волосы ты и наверху подберешь. Я тебя с папой познакомлю: от меня и больше ни от кого он должен помощь принять.

Шурша сарафаном, она семенила за мной, и я спиной ощущала ее прерывистое дыхание, отчего-то чувствуя себя из-за этого незащищенной. Я успокаивала себя: «Приеду из города, пригляжусь к ней повнимательнее. Что-то меня настораживает в этой „благочестивой“ девахе: похоже, не так проста она, как хочет казаться. Ну да ничего, я ее быстро на чистую воду выведу. Жаль, что Вера наотрез отказалась приехать и ухаживать за папой… Вот бы кто точно сумел ему помочь».

Собираясь подняться на второй этаж, наверху лестницы я увидела Федора. Он уже успел привести себя в порядок и, сияя как медный таз, наигранно весело крикнул:

– Наталья, душа моя, ты ли это?

– Да, муж мой. – Я решила показать, что более не сержусь: выяснение отношений с ним сейчас могло помешать моим планам.

Он быстро сбежал по лестнице и с лицедейским пафосом расцеловал меня в обе щеки.

– Доброго утра тебе, женушка. Завтракала ли ты? Быть может, хочешь составить мне компанию в трапезной?

– Я уже поела, Федор. Меня ждут другие дела.

Он заглянул мне за спину и несколько удивился.

– А это кто, Наташ? Кажется, мне знакомы ее черты…

Меланья стояла, низко опустив голову.

– Ну же, барышня, глаза-то подними.

– Какая она тебе барышня?! – резко спросила я. – С ума что ли сошел? Это, между прочим, землячка твоя, из вашей глухой дыры приехала!

Я еле сдерживала себя, сама не понимая, почему так взвилась: «Как только язык его поганый повернулся назвать ее барышней?! Ослеп, что ли, девку деревенскую от барышни не отличает?! Или позлить меня хочет?! Так ничего у тебя, Феденька, не выйдет!»

Чуть повысив голос, я обратилась к Меланье:

– Ну, чего ты молчишь, как глупая коровушка? Видишь, барин к тебе обращается – ответствуй! Вы раньше встречались?

Она подняла наконец голову, робко взглянула на него и тут же опустила глаза. Федор удивленно произнес:

– Мела-а-а-анья?! Что она тут делает?

Фонтан злости поднялся в моей груди: «А-а-а, так вы еще и знакомы?!»

Я сделала шаг в сторону, с интересом наблюдая за ними. Федька подошел вплотную и поднял голову Меланьи за подбородок. Увидев это, я недовольно задышала чаще, а руки нервно заерзали, теребя платье. Негодование мое набирало обороты, но я не торопилась его изливать и с интересом ждала, что будет дальше. Они стояли и смотрели друг на друга.

– Как же ты сюда попала? Как твой брат? Как его здоровье? Уехал он куда, или по-прежнему проживает в нашей деревне? – засыпал он ее вопросами. – Что, замуж ты так и не вышла?

– Не вышла… Ну что вы, Федор Федорович, не извольте беспокоиться, всё хорошо, – ее противный смиренный голосок выводил меня из равновесия. Я уже совершенно не верила этой наигранной кротости. Их разговор меня жутко раздражал. На первый взгляд, ничего предосудительного в этой беседе не было: они только воспоминали общих знакомых. Но звенящие в душе колокольчики уже сливались в дружный тревожный хор, он гремел в моей голове, и, чтобы остановить его, я громко крикнула: