Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы

Словно на уроке, мы с Лизой уселись перед Катериной и приготовились ее слушать. Минуту она молчала, собираясь с мыслями и предоставляя мне время полностью успокоиться.

– Я так понимаю, Наташа, в твоих чувствах к Федору мало что изменилось. По твоему выпаду я поняла, что ты по-прежнему любишь его. И ты, моя бедная, глупая дочь, тоже вляпалась! Попала в тот же самый капкан. – Она смотрела на нас как на душевнобольных, медленно качая головой. – О, Боже мой! Что же вы обе в нём нашли? Что в нём такого особенного, чего нет ни в одном другом мужчине более высокого сословия? Хотя… я, наверно, догадываюсь. Ваш общий отец тоже сделал странный выбор… кровь не вода.

Катя ненадолго умолкла и, видя мое удивление и неосведомленность, слегка ухмыльнулась, но, так же как и Лиза, ничего не пояснила. И я поняла, что в этом доме появилась еще одна тайна, но пытаться раскрывать ее сейчас совершенно не хотелось. Меня больше волновал Федор. Вздохнув, Катерина продолжила.

– Ваша молодость и неопытность застят вам глаза, затмевают разум, не позволяя распознать истинное лицо столь недостойного избранника. Девочки мои, я могу понять вас, но это никак не оправдывает ваших поступков. Вы не ровня ему! Барышни вашего сословия и положения обязаны вести себя осмотрительнее.

Я встала и запальчиво произнесла:

– Знаете что, Екатерина Павловна: не нужно меня ни понимать, ни поучать. Ведите задушевные беседы с вашей дочерью, только, пожалуйста, без меня. Мне сейчас важно только одно: спала она с ним или нет, – и с трудом сдерживаясь, чтобы не вцепиться Лизе в космы, я выкрикнула: – Мне что, признание из нее клещами вытягивать?! Что тут произошло?! Может, вы мне об этом расскажете, а затем поведаете, где были ваши глаза, Екатерина Павловна?! Ведь вы же знали, до чего он меня довел! Как вы допустили, чтобы ваша родная дочь попалась на тот же крючок? Что с вами, Екатерина Павловна, я вас не узнаю?! Где ваша бдительность и прозорливость, где ваша мудрость, наконец?

Катя махнула на меня рукой и устало произнесла:

– Да сядь ты уже, угомонись, Наташа. Со своей дочерью я разберусь сама, помощники не потребуются.

Я было открыла рот, намереваясь с ней поспорить, но она строго и безапелляционно приказала:

– Сядь, говорю!

В ее словах прозвучало столько холода… казалось, они были стальными, я не смогла не подчиниться. Катерина внимательно посмотрела на дочь.

– Лиза, тебе есть что сказать Наталье Дмитриевне? За что ты просила у нее прощения? Насколько мне известно, между вами ничего не было.

Лиза потупила взор и тихо произнесла:

– Не было, маменька, вы правы, – она наклонилась еще ниже и вдруг, резко выпрямившись и гордо вскинула голову, сказала, словно бросая вызов: – он… не захотел, мама…

У Кати расширились глаза, но она осталась безмолвной, давая дочери возможность сделать то, на что она решилась. Лиза вполоборота повернулась ко мне.

– Я отвечу вам, Наталья Дмитриевна. Возжелай он меня, так ни минуты бы не сомневалась, и мне ни капельки не стыдно в том признаться. Совершенно не заботилась я о том, возьмет он меня после этого замуж или опозорит. – Лиза вновь повернулась к матери. – Вы, наверное, хотите спросить меня, маменька, за что я его полюбила? – Лиза медлила, собираясь с силами. – Да за глаза его и речи жаркие, за разговоры, за которыми мы провели много часов, за чувства, которые он во мне открыл…

Я слушала и недоумевала: «О, Господи, чего же такого он сумел ей наплести, что эта девочка так влюбилась?» И тут же усмехнулась: «Ну да… чему я удивляюсь: ведь я могу наизусть повторить все его сладкие речи».

Как только я поняла, что близости меж ними не было, то мгновенно успокоилась. Больше меня не терзали ни гневные чувства, ни ревность, в душе всё вмиг стихло. Умиротворенно прикрыв глаза, я грелась у огня, и это не ускользнуло от Катиного взгляда. Она улыбнулась краешком рта и перевела взгляд на Лизу. Лицо ее опечалилось.

– Что ж, дочь моя, коли ты поведала нам главное, рассказать всё остальное, я думаю, труда не составит. Продолжай!

Катя сидела, словно статуя, практически не шевелясь и устремив взгляд в одну точку. Лиза смотрела на мать в надежде, что она изменит свое решение, но та даже не шелохнулась. После непродолжительной паузы, вздохнув, Лиза продолжила рассказ.

…Был вечер. Федор, как и раньше, сопровождал меня во время прогулки. На прощание я попыталась обнять его. Он позволил мне это сделать, но, к сожалению, не обнял в ответ. Прижавшись к его огромной груди, я вся дрожала. Заглядывая в его темные как ночь глаза, я пыталась разглядеть там хоть искорку любви ко мне. Шептала, какой он прекрасный и умный, что ему совсем не требуется никакого образования, он и так умнее и прозорливее многих. Говорила, что он лучший из всех, кого я встречала на своем недолгом пути. Он стоял словно каменный, казалось, я была ему совсем безразлична, и это больно ранило меня. Наконец он молвил:

– Права ты, Лиза, только в одном: совсем мало ты еще прожила на свете и не встретила пока на своем пути никого достойного, потому и сравнить-то меня тебе не с кем. Впервые столкнулась ты со взрослым мужчиной, и, возможно, тебе кажется…

Я порывисто закрыла ладошкой его рот и, встав на цыпочки, попыталась поцеловать. Он не противился и, осторожно держа меня за талию, ответил на поцелуй. Но даже при всей своей неопытности душой я почувствовала: он остался холоден, его глаза смотрели сквозь меня, я не зажгла в нём огня. Холодно попрощавшись, он ушел в домик. Я едва не заплакала от обиды и бессилия. Медленно бредя в особняк, пыталась придумать, как переломить ситуацию. И решилась! Мысли о близости не вызывали во мне ни страха, ни отчуждения…

– Да! Я хотела, чтобы он был моим первым мужчиной! – вскричала Лиза, видя чуть побледневшее лицо матери и мои сверкающие гневом глаза. Я открыла было рот, пытаясь что-то возразить, но Катерина резким жестом остановила меня. Лиза продолжила.

…Утвердившись в своем решении, я тем же вечером решила исполнить задуманное. Приготовилась. Спускалась ночь, едва дождавшись темноты, я пошла к нему. Тихонько постучав в дверь, я топталась на крыльце, но мне никто не открыл…

При этих ее словах я вскочила и закричала:

– А сейчас-то он где?! В том домике?! – до меня только сейчас стало доходить, что он может быть совсем рядом, и это сильно будоражило.

Катя подошла и, надавив мне на плечи, усадила на место.

– Послушай, Наташа, прояви хотя бы немного терпения и уважения к моей дочери. Ей нелегко говорить, но уж коли ты подняла этот вопрос, посиди, пожалуйста, молча и послушай.

Неохотно сев, я сложила руки перед собой, от нетерпения ерзая на стуле. Лиза всё медлила.

– Лиза, ну сколько можно, что ты тянешь и мучаешь меня? «Пошла-а-а-а она, видите ли, постуча-а-а-ла». Хватит с меня твоих душевных излияний, говори!

Катерина вновь бросила недовольный взгляд в мою сторону. А Лиза спокойно продолжила, словно рассказывала о чём-то обыденном, например, что она ела за завтраком.

…Никаких шорохов за дверью я не услышала, так что, постояв какое-то время, толкнула ее и вошла. Он лежал на кровати и что-то писал. Я неслышно подошла ближе и тихо позвала:

– Федор…

Он повернулся, и по его удивленному взгляду я поняла, что он никак не ожидал меня здесь увидеть. Федор вскочил.

– О, Боже мой, ты ли это?! Дитя, что ты здесь делаешь? О-о-ох! В каком ты виде?! Мама дорогая!

Я вновь не сдержалась:

– А как ты была одета, Лиза?

– Никак… Я лишь накинула короткую мамину шубку на голое тело и стояла перед ним, чуть распахнув ее.

Катя как стояла, так и села, не проронив ни слова, лишь глаза ее расширились, а брови поползли вверх.

…Федор разглядывал меня так, точно я прилетела к нему на метле.

– А-а-а-а… мама-то знает, куда ты пошла?! – чуть запинаясь, спросил он.

Я ничего не ответила и, подойдя вплотную, скинула шубку… Он на миг зажмурил глаза и потряс головой, видимо, надеясь, что я исчезну. Сказать, что он был поражен, – значит не сказать ничего…

Я в ужасе прикрыла рот рукой, смотря то на Катю, то на ее дочь:

– Это какие же извращенные мозги надо иметь, чтобы такое сделать?! Ишь ты, пакость какая! Голяком она поперлась! Хорошенькое воспитание дала тебе матушка!

Лиза продолжала, не обращая внимания на мои слова. Ее уже не надо было подбадривать: она упивалась своим рассказом.

…Я подошла к нему вплотную:

– Возьми меня, Федор, я твоя. И сердце, и душа – всё твое, а теперь возьми и мое тело, оно тоже всецело принадлежит тебе!

Я слушала и мысленно видела, как он глядел на нее, рассматривая прекрасные юные формы… Прервав Лизу на полуслове, я воскликнула:

– Наверно, ему, подлюке, очень хотелось до тебя дотронуться, он же никогда и нигде случая не упускал… Как тут-то устоял, не понимаю!