Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

Что сверлило меня изнутри и не давало покоя? Я словно пыталась ухватить невидимую нить, но никак не могла этого сделать. Мне казалось странным и появление Меланьи, и поведение мужа. Нужно было усыпить его бдительность и вызвать на разговор. Как настоящая кошка, подкралась я к нему сзади на четвереньках, положила руки – мягкие лапки – ему на плечи и замурлыкала:

– Федь, ну если ты так соскучился по своей деревне, так давай вспомним, как мы с тобой провели нашу первую ночь. Знаешь, когда я там проснулась и увидела, что тебя рядом нет, я ведь подумала, что ты меня оставил: получил свое и больше не вернешься. Как же я ругалась тогда на себя… да и на тебя тоже.

Федор передернул плечами, сбрасывая мои руки. Эти слова задели его за живое, но он еще делал вид, что сердится:

– Да ты и сейчас ругаешься, как будто я тебя не люблю и снова от тебя ушел. Словно не пришел до сих пор в ту самую избу и не снял тебя с той самой закопченной печки. Сидишь там доселе и ругаешься на чём свет стоит.

«Смешно…» – легонько хлопнула я его по спине.

– Да нет же, Федь. Ну что ты глупости говоришь! Давай еще что-нибудь вспомним… – тормошила я его, смеясь. В меня словно бес вселился. Я теребила его, чувствуя, как каждое слово отзывается в нём сладкими воспоминаниями:

– Федь, а что, может, нам с тобой вдвоем туда поехать? – Федор вздрогнул и замер. – Хочешь ли ты снова со мной там оказаться? – я соскочила с кровати, встала перед ним и протянула руку. Федор смотрел на меня глазами глупого теленка и не верил своим ушам.

В голове тут же пронеслось: «Дура! Ты дошутишься! Что ж ты его провоцируешь? Ведь он сейчас сгребет тебя в охапку и увезет…»

Видя засветившиеся надеждой Федькины глаза, я постаралась выдернуть руку, но не тут-то было: он крепко держал меня и тянул к себе.

– Наташ, ты правду говоришь? А может, это наш шанс? Там, вдали от всех этих кошмаров, мы вновь испытаем былые чувства… и, быть может, заживем с тобой наконец-то как люди.

В моей голове застучало: «Ну, вот! Допрыгалась, доигралась… Так тебе и надо! На кого теперь ругаться?! На себя! Кто дура? Я дура! У кого мозгов нет?! Значит, самое место мне в той ободранной избе, на той самой печке!» И я, не понимая, что говорю, ляпнула:

– Федь! А поехали туда? Прямо сейчас!

Я не видела у него таких счастливых, светящихся глаз с того самого часа, когда он стоял со мной перед алтарем. Федор подхватил меня на руки и закружил по комнате, задыхаясь от нечаянно свалившегося на него счастья:

– На-та-ша-а-а! Лучшего и большего подарка ты не могла мне сделать! Снова всё будет как тогда…

Наконец он поставил меня на пол и, убегая, выдохнул:

– Ты собирайся, Наташенька, я сейчас…

Федор понесся вниз, оглушая дом своим криком, словно в радостной горячке:

– Собираемся, срочно собираемся в дорогу! Закладывайте самый удобный экипаж! Нет, дочку с собой не берем: мала еще, не выдержит, – он беседовал с кем-то, и с его уст одно за другим слетали приказания.

– Слава тебе, Господи, – прошептала я, – хватило ума хоть дочку в эту дыру не тащить!

– Мила! Изба моя, что на отшибе, стоит еще? Мы с Наташкой сейчас туда поедем, а вы нас тут ждите! И чтобы во всём порядок был! – радостными возгласами сотрясая дом, басил Федор. Потом он выскочил на улицу, и уже оттуда его голос разнесся по всему двору. Из окна я видела, как слуги ошалело смотрят на носящегося по двору Федьку.

– Попоны, попоны для лошадей несите! Быстро! И, обернувшись к выскочившей за ним матери, скомандовал:

– Мама! Подарки для всех соберите, да побыстрее. Вы, матушка, не мешкайте! Э-э-х-х, Милка, – шутливо толкнул он выбежавшую на шум Меланью. – Посторонись, не путайся под ногами! Все прочь!

Народ забегал, засуетился. Я прошептала:

– Боже мой! Чего же я стою? Бежать немедленно, пока он за мной не вернулся!

Я заметалась по комнате. Подскочив к гардеробу, схватила ботиночки и начала их зашнуровывать, но пальцы не слушались. Махнув рукой, я понеслась вниз и чуть не слетела кубарем с лестницы, наступив на шнурок. Врезалась в одну из служанок так, что она не удержалась на ногах и плюхнулась на пол…

Схватив первую попавшуюся накидку, я выскочила через кухню на задний двор.

– Барышня! Барышня-я-я… Остановитесь! Куда же вы раздетая побежали?! Холодно нынче! Наташа! – доносились до меня крики Аксиньи.

Крадучись, как вор, я намеревалась попасть на конюшни, опасаясь только одного: столкнуться с Федором лицом к лицу. Ностальгические чувства, которые я вызвала своим дурацким предложением, заставили его перебаламутить весь дом. Если он узнает, что я передумала, радость разом обратится в ненависть, и он не раздумывая похоронит меня под дорожной каретой… а для верности еще попоной накроет. «Я не могу сейчас так бесславно умереть – мне жить надо! Потому как ждет меня впереди много удивительного и прекрасного! Как же быть?» И я, согнувшись в три погибели, начала обходить дом. Как вдруг совсем близко раздался громкий голос Федора. От страха я забилась между дровницей и сложенными одна на другую вязанками хвороста. Большим темно-бордовым комом сидела я там, ни жива ни мертва, дрожа от холода и страха быть обнаруженной. Но Федор прошел мимо, ведя под уздцы лошадь. Он не заметил меня! Я с облегчением выдохнула: «Это знак! Это мой шанс! Значит, сегодня я буду свободна! Пусть он едет без меня. Ведь он обязательно поедет! Если он задался какой-то целью, то обязательно к ней двинется, – так мне казалось. – Ему уже всё едино, буду я рядом или нет. Наверное, он и матушку с собой прихватит… О, это было бы просто замечательно, – мечтательно думала я. – А когда я вернусь, придумаю, как разрубить этот гордиев узел…»

Как только Федька скрылся из глаз, я подхватила юбку и кинулась на конюшню.

– Кеша! Лошадь мне оседлай, да побыстрее! – бросила я конюху.

Тот непонимающе развел руками:

– Так ведь барин экипаж закладывать сказывал… Зачем же вам ишо лошадь?

– Делай, что велю!

И белая кобыла по кличке Бланка, в переводе с испанского – «белая» или «светлая», тут же оказалась подо мною. Я не раздумывая направила лошадь не к главным воротам, а через деревню, где был еще один выезд из поместья.

Оказавшись на узкой проселочной дороге, ведущей через лес к тракту, я поняла, что спасена. Дав Бланке шенкелей, я во весь опор понеслась к заветной цели, совершенно не чувствуя холода. Сильным порывом ветра накидку сорвало, и она, вспорхнув, словно огромная птица, упала на землю. Незашнурованное платье съехало с плеч, но это было уже не важно. Мне казалось, что я, как и в прошлый раз, перед свадьбой, слышу вопли Федора, призывающего меня вернуться. «Наташа-а-а-а! Нет, только не это! Только не сегодня, не сейчас! Я убью-у-у-у тебя, Наташка…» Его душераздирающий крик вновь и вновь возникал в моей голове сквозь гул бешеной скачки и порывов ветра. Но я ни на секунду не задумалась над тем, чтобы вернуться: была почему-то уверена, что в этот раз убегу от него навсегда!

Подгоняя лошадь, я мчалась что есть духу. Мне казалось, что хлещущий в лицо ветер сотрет из памяти и навсегда вырвет из моей жизни образ Федора, блеск его бешеных глаз, окрашенных красным цветом злобы и гнева.

Глава 218. «Лучшие подруги»

Я неслась вперед всё быстрее и быстрее. Глаза горели, азарт заставлял не думать о последствиях. Наверное, в своем безумии я была похожа на фурию.

Наконец я подъехала к главным городским воротам и только тогда смогла осознать: «Как же я смогу показаться в городе в таком виде?» Обернувшись, я усомнилась в своем сумасбродном решении. Уныло взглянув на дорогу, приведшую меня сюда, я вся съежилась и развернула лошадь в сторону дома…

Я стояла на перепутье, и мне казалось, что я делаю самый важный выбор в своей судьбе. Сначала я повернулась лицом к тому, кому принадлежала пред Богом и людьми, а затем к тому, кого вожделела… Мне хватило двух минут, чтобы понять, как я не хочу возвращаться к Федору! «Ну и пусть меня сочтут за городскую сумасшедшую или примут за падшую женщину, которая только что вырвалась из заведения и с бешеными глазами, простоволосая и расхристанная, несется непонятно куда. Какое дело мне до чужого мнения, когда решается моя судьба?» Я была уверена, что всё самое лучшее ожидает меня впереди, там, за городскими воротами. А в той жизни, что я оставила… в ней больше нет смысла. Я сделала свой выбор! И вновь вспомнила слова Катерины: «Ты должна быть ответственной за свой выбор! И последствия, которые он принесет, станут твоей наградой!» И я въехала в городские ворота за своей наградой!

Бланка шла шагом, но я не чувствовала ни отчаяния, ни страха, ни холода – мне было даже жарко. Я как всегда двигалась вперед в намерении получить свое. Без сожаления оставив всё, что было мною так любимо, я перестала ценить то, к чему стремилась и чего так неистово жаждала ранее.

Я прибавила ходу, пустив лошадь рысью, и в скором времени достигла дверей Настиного салона. Я стучала кулаками так сильно, что, распахнув двери, слуга испуганно уставился на подоспевшую на шум хозяйку.

– Ба-а-а, Наташка, глазам не верю, ты ли это? – Настя оторопело рассматривала меня с ног до головы. – Как странно ты выглядишь… Проходи скорее в мой кабинет да рассказывай, что с тобой приключилось.

Я прошла и отмахнулась от ее вопросов:

– Ах, Настя, оставь… я потом тебе всё расскажу.

Но Настя не унималась:

– Что-то случилось? Он выгнал тебя?!

Она в ужасе прижала ладонь к губам. Я отмахнулась:

– Ну куда он меня выгонит из моего же собственного дома?! Что ты глупости говоришь, – воскликнула я. – Сама убежала.

Настя всплеснула руками и ахнула: