Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы

И тут мой взгляд упал на костюм-тройку – платье, корсет и брюки.

– Вот! Это то, что нужно!

Обтягивающие черные брюки, бежевый корсет и изумрудное платье, которое и платьем-то кажется только сзади. Из-под длинных рукавов свисают воланы кружев, спереди на поясе пряжка.

Я быстро облачилась, надела новые черные ботфорты, волосы подвязала черной бархатной лентой с бантом. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, осталась довольна. Прыгая через две ступеньки, сбежала вниз. Отец уже собирался выходить, надевал треуголку. Я решила опередить его и быстро юркнула во входные двери.

Во дворе стояла запряженная коляска, на облучке томился кучер. Увидев меня, быстро выбегающую на улицу, отец поспешил следом:

– Наташа, куда ты собралась?

– Папа, я еду с тобой!

Отец от неожиданности всплеснул руками.

– Да что ж за девка такая неугомонная? Не придумывай! – пытался он увещевать меня, переходя на бег. – Там одни деревенские мужики! Для высокородной барышни ничего интересного.

– А я вовсе не высокородная, папа. Граф же не признает меня своей дочерью, значит, мне можно… – смеялась я, видя, как отец пытается меня отговорить.

– Наташа, – схватил он меня за руку в последней попытке остановить, – они мужики, солдафоны, их набрали непонятно откуда. Нечего, нечего приличной барышне там делать! Ты думаешь, мне охота туда ехать? Вот еще… Ох, Наташка, я сам эту затею не одобряю… Мне, старому вояке, смотреть противно. Императрица тешится, игрушку себе придумала – полк гренадерский. Сама полковником стала, в офицерский мундир рядится! Должность эта… Понимаешь, Наташа, это приказ императрицы. Даже не твоего отца, графа. Ему-то я рискнул бы не подчиниться. А так ведь ослушаться не могу – обязан ехать и заниматься чёрт-те чем!

– Да?.. А я думала, тебе нравится новая должность…

– Да какой там «нравится»… Сколько войн я прошел и всегда знал, что за родину сражаюсь, а сейчас что?.. Не понимаю, зачем весь этот блеск, фрунт, этот полк, будь он неладен. Перед кем красуемся? Зачем столько шуму? Странно мне это…

– Папочка, ну пожалуйста, я очень хочу посмотреть! Все только об этом и говорят! Нам мадам в пансионе рассказывала, что лучшие из этих солдат придут к нам на выпускной бал. А сначала будут приходить танцевать с нами, репетировать, готовиться.

– Отстань, Наташка, до твоего выпуска дожить надо. Еще одна такая твоя выходка, и не дотяну я. Даже слушать тебя не хочу, – сказал отец твердо.

Папа решительно отстранил меня и сел в коляску. Но что значит запрет для капризной любимой дочки? Он только разжег мое любопытство и желание сделать по-своему. С невинным личиком я подбежала к кучеру, быстро проговорила:

– Кузьма, поди ко мне, помощь твоя нужна, быстрее!

Тот, ничего не подозревая, слез. Я взлетела на подножку и села на его место. Кузьма с раскрытым ртом застыл на месте.

– Наташа?! Что ты делаешь? – опешив от моей дерзости, прокричал отец.

Сердце бешено стучало в моей груди, я отчего-то веселилась и решения принимала быстро.

Мне повезло: отцу подали коляску, изготовленную специально для меня, управлять ею было привычно. Капюшон обтянут кожей темно-зеленого цвета, большие медные колеса всегда начищены до блеска и даже в дождливую погоду горят как солнце.

Коляска была запряжена тройкой хорошо знакомых мне лошадей, они нетерпеливо перебирали копытами, готовые помчаться. Яшка, конь, подаренный мне графом, стоял в центре, чуть впереди остальных. Он вел за собой всю тройку.

Яшка привык меня слушаться. Не дав отцу опомниться, я щелкнула хлыстом над его ушами, и коляска резко сорвалась с места. От такого неожиданного старта отец откинулся назад и закричал:

– Наташа, Наташка… Вот паразитка…

Я оглянулась и весело засмеялась.

– Да поезжай ты тише, окаянная!

Я только хохотала в ответ.

– Вот что она делает? Разве ж это барышня?.. Солдат в юбке.

Отец понимал, что ему меня не остановить. Он сел поудобнее и принялся по-стариковски бубнить:

– Вот как я в таком виде появлюсь в гарнизоне? А?! Меня, полковника, начальника, какая-то пигалица везет! Хорош я буду перед солдатами…

Решив повеселиться от души, я громко свистнула.

– Наташ-ка-а-а, веди себя достойно, ты же барышня! Даже если ты за кучера, это не значит, что можно свистеть, как уличный мальчишка. Негоже забывать, какого ты рода.

Я открыла было рот, чтобы повторить свою тираду, но отец всё понял без слов и погрозил мне тростью.

– Молчи, окаянная! Даже если никто об этом не знает, ты сама должна помнить!

Погода была не самая лучшая для поездки, начал накрапывать мелкий дождь. Облетающие с деревьев листья то и дело попадали в лицо. Видя, что разговаривать со мной бесполезно, отец махнул рукой и поднял капюшон коляски. Быстро летели по дороге кони. Из-за дождливой погоды людей на улице было мало, и ничто не мешало мне нестись во весь опор.

Забегая вперед, хочу хоть немного приоткрыть завесу тайны своего естества.

…Я Наташа, Наталья Дмитриевна Ярышева, урожденная Наталья Григорьевна Орлова, с того самого момента, как уехала из дома графа, понимала, что мне многое дано в этой жизни, может, не всё, чего хотелось бы, но многое! И даже несмотря на то, что я оставалась никем не признанной, я знала, что я графская дочь. Воспитанная как благородная барышня. Знающая, как вести себя в высшем обществе…

Парадокс! Почему-то вела я себя иногда как вздорная девчонка? Что же это было? Это был мой протест! Против лжи, лицемерия и несправедливости. Я, Наташа, презирающая душевную слабость, оказывалась слаба перед лицом своих собственных пороков – демонов. Все мои не поддающиеся логике поступки были направлены против того, что мой родной отец боялся признать, что я его дочь, и отчего-то скрывает местонахождение моей матери, сделав из этого страшную тайну и тем самым ввергая меня в пучину отчаяния и заставляя ненавидеть его. Он! Только он один, как я считала тогда, – причина моих самых низменных поступков! Один только Бог знает, как задевало мое самолюбие то, что я не могла открыто заявить о своем происхождении, назваться именем, данным мне по праву рождения. Я лишь своей жизнью довершила то, что он создал, породил. Не знаю, вероятно, поступи он по-другому, возможно, и не было бы в моей жизни всех тех ужасов, к которым он собственноручно подтолкнул меня, а я уже без оглядки шагала по головам. Не думая о тех близких людях, кому причинила столько боли и горя. Я не снимаю с себя ответственности за свою жизнь. Я тоже виновата в том, что сделала ее именно такой… Это всё я поняла потом, переступив черту…