Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы

– Наташенька, ну что же ты прячешься? Ведь не съедим мы тебя… Да и не страшный я вовсе, ну же! – подбадривал меня чей-то незнакомый голос.

Тут Григорий наклонился и сказал:

– Чего оробела? Посмотри, кого я к тебе привел! Это Дмитрий Валерьянович и его жена Мария.

Я тихонько выглянула из-за ног Гриши и увидела очень приятного мужчину в мундире с орденами и в начищенных сапогах; волосы его уже начали серебриться, а густые бакенбарды и вовсе были седые. А подле сидела маленькая тихая женщина… уж больно худой она мне показалась. Бледное лицо выглядело болезненным, я бы даже сказала – безжизненным. Она протянула в мою сторону руку и позвала:

– Подойди, деточка. Плохо вижу издалека, хочу личико твое прекрасное получше разглядеть.

Григорий тихонько подтолкнул меня в спину. Но я застыла на месте, словно приросла к нему, и не решалась сделать хотя бы шаг к этим людям. Кем они были для меня, почему ждали и звали – я не понимала. Неизвестность пугала, и я не хотела шагать ей навстречу.

Женщина поднялась со стула, опираясь на тонкую тросточку, и прихрамывая пошла в мою сторону. Я ужаснулась… Странно было видеть сравнительно молодую еще даму, ковыляющую как старуха. Мария медленно дошла до меня, и это далось ей с огромным трудом. Она опустилась на колени и провела сухой маленькой рукой по моим волосам.

– Ну что же ты такая лохматая, Наташа?.. – дыхание ее было прерывистым, словно она быстро бежала. – Али никто тебя не причесывает? Трудно, наверное, без мамы? Трудно… Солнышко ты мое златокудрое… А я ведь тебя совсем крошечкой на руках держала. Ты не бойся меня, Наташа, я тебе хорошей матерью буду, на сколько хватит меня. Я всему-всему тебя научу! Истинно верю, будешь ты послушная ученица и любящая дочь для меня, ведь правда? – она улыбнулась. – Ты похожа на маленькое солнышко, на ангелочка. А глаза у тебя какие красивые, зеленые, точно малахит…

Она обернулась к господину, сидевшему напротив:

– Посмотри, Дмитрий, какая красавица нам досталась, – она подняла голову. – Что же ты раньше не отдал нам это сокровище, Григорий? Давно умоляли тебя об том. Дождался ведь, чёрт, когда мне уже и времени-то почти не осталось. Ведь только теперь осчастливил… Сколько бы я могла девочке передать! Эх, Гришка, как не было мозгов в твоей голове, так и нету!

Григорий опустил голову и, ничего ей не ответив, поспешил выйти из комнаты. Я осталась наедине с гостями. Мария оперлась на мою руку, тяжело встала и подвела меня к седовласому господину, а сама опустилась в кресло, шумно выдохнув. Что-то страшное происходило с этой женщиной: от нее веяло могильным холодом, и руки ее казались ледяными… Но она смотрела так ласково, что мне захотелось обнять ее. Как будто не она пришла, чтобы заботиться обо мне, а я должна была ее пожалеть. Я прижалась к ней и молча уткнулась носом в ее плечо, Мария тихонько заплакала, и я тоже отчего-то заревела… Приятный господин кашлянул в кулак:

– Будет вам, будет! Чего воду льете? Радоваться надо!

– Прости, Дмитрий, не буду…

Женщина поспешно вытерла платком мои слёзы и приложила его к своим глазам. Дмитрий ласково взял меня под руки и усадил рядом с собой.

– А чего худая такая? – улыбнулся он. – Али Гришка тебя голодом морит? – он тихонько засмеялся: – Ты не думай плохого! Не по злобе он, Наташа, а по забывчивости, по безалаберности по своей!

Он ласково потрепал меня, но не жалеючи, а словно ободряя, и спросил:

– Собраться тебе нужно, дочка… А может, ты уже собралась?

Он нравился мне даже сильнее, чем утирающая слёзы Мария. С самого детства я не любила, когда меня жалели, и слабых тоже не любила…

Я покачала головой и, вздохнув, развела руками. Но вдруг нашла, как мне показалось, самое правильное решение:

– А давайте вы здесь останетесь?! Уж если вы так хотите видеть меня дочкой, то и живите со мной, в этом доме. Ох, как не хочу я его покидать!

– А почему? – ласково спросила меня Мария. – Почему ты не стремишься за его порог? На твоем месте я бы бежала отсюда без оглядки.

Я удивленно посмотрела на нее, не понимая смысла сказанных слов.

– Я маму жду… Она обязательно вернется за мной. Мне все об этом говорили, да я и сама знаю. Она во сне ко мне приходила. Я жду ее, понимаете? Если я уйду, то она меня не найдет, и я не узнаю, что она приходила. Как вы не понимаете?! Мне без мамы никак нельзя! А вы… коли я вам приглянулась, оставайтесь. Ты добрый, – я погладила по руке приятного господина, и он смущенно улыбнулся. – И ты, – я указала на женщину, – вроде добрая, хоть и худая. Если вы будете жить в этом доме… – я поспешила их успокоить: – вы не сомневайтесь, тут места всем хватит. Я вам покажу моего любимого пони, мне Гриша подарил. У меня и лошадки есть, только я до них еще не подросла, и кошечки, – похвасталась я. – Гриша мне много подарков привозит, только не играет со мной никогда… Палаша не велит к нему приставать. Он теперь стал ва-а-ажный господин, во как! Зато тут ребятишек много дворовых, я с ними дружу… Вы оставайтесь, пожалуйста, вместе маму мою будем дожидаться. Вот она вернется, я ей расскажу, какие вы хорошие… и вы ей обязательно понравитесь! Мама у меня добрая, красивая, и все говорят, что я очень сильно на нее похожа. Я бы пошла с вами, только я не могу, никак не могу отсюда уйти, не заставляйте меня, пожалуйста.

Они переглянулись и тяжело вздохнули. Женщина вроде как опять заплакала, но больше не хотела показывать слёз, поэтому отвернулась, тихонечко встала и, прихрамывая, отошла к окну. Мужчина взял меня на руки и крепко обнял.

– Эх, Наташа, – погладил он меня по голове, – не можем, никак не можем мы тебя здесь оставить. А мама? Мы письмо ей напишем и объясним, где нас искать нужно. И, если хочешь, хоть каждый день будем в этот дом записки посылать и справляться о ней. Как только она появится, нам сразу же ответят. А пока… Наташенька, я тебя очень прошу, служанку позови, чтобы подсобила, и собери свои вещи. И поедем, дочка. Ты не представляешь, какой красивый дом тебя ждет!

– А правду Гриша сказал, что там парк и озеро большое?

– Правду, Наташенька, правду, дочка. Ты разрешишь себя так называть?

– Зови, коли хочешь, ты хороший…

Мужчина приложил к глазам платок.

– Ты чего тоже плачешь? Почему? Я ведь тебя не обижала…

– Нет, Наташенька, я не плачу, мне что-то в глаз попало, соринку смахнул.

– А-а-а…

– Знаешь, а ведь у тебя теперь братья есть.

– Да ну-у-у?.. – не поверила я.

– Да, Наташа, и любят они тебя, как и все мы! Ты слышишь, мы будем очень сильно любить тебя и никогда-никогда не обидим! Слово офицера даю, а оно дорогого стоит! Можешь мне поверить!

– А офицер – это кто?

– Ну-у, офицер… это солдат такой, который воевал, Наташа.

– Так раз я теперь ваша… Если ты солдат, то я кто буду – солдатка?

Они переглянулись между собой и весело засмеялись.

– Ну, Наташка, ну, солдатка! Солдатка и есть, – хохотал он, – уж больно бедовая!

Мне понравилось, что я так быстро их развеселила, и я как-то сразу доверилась ему и согласилась с каждым его словом. И родительское участие почувствовала – любовь отца, которого у меня никогда по-настоящему не было.

Поэтому я сразу, лишь кивнув, поспешила выйти из комнаты. Я затворила двери, но бежать к себе не торопилась. Они начали обсуждать нашу встречу, и мне захотелось подслушать… Многое я по малолетству не поняла. Слышала только, как женщина плачет и повторяет:

– Как же так можно с ребенком поступать и обещать ей, что никогда, Митя, никогда не сбудется?.. Разве можно маленькую обманывать? Нельзя. Девушка молодая вырастет… Как дальше в жизнь пойдет с ложными-то надеждами? Матери жизнь сломал и ребенку переломает… Эх…

– Тише-тише, прошу тебя, Машенька! Не нужно так убиваться, и плакать не стоит, ведь мы ее заберем отсюда, теперь всё хорошо будет, душа моя.

Глава 3. Прощание с родным домом

Я постояла еще немного, и мне стало неинтересно. Я пожала плечами, не понимая, о чём они говорят, а может, и не желая понимать, не допуская эти слова в свое сердце. Радостно бежала я наверх, клича девушек, чтобы помогли мне собраться.

Но пришла не служанка, а моя дорогая Катюша. Я очень любила ее, и она всегда приходила ко мне, не дожидаясь служанок, и ухаживала за мной, и волосы мои кудрявые чесала, и мыться помогала. И, когда мне было грустно, сказки красивые рассказывала – про принцев и принцесс.

С детства я боялась темноты. Мне казалось, как только свет погаснет, сразу кто-нибудь из угла вылезет. Я словно кожей чувствовала опасность и говорила об этом. Катя ласково улыбалась и отвечала:

– Пустое, Наташа. Ты посмотри, сколько в доме слуг. Разве они позволят кому-то по углам прятаться? – она весело смеялась. – Не бойся, глупышка: девки, когда прибираются, в каждый закуток заглядывают, так еще ни разу никого не застали. Вспомни-ка, какая у нас Глаша сильная: она любому мужику спуску не даст, а тому, кого ты себе напридумывала, и подавно тумаков бы надавала… Спи, девочка моя, никого не бойся.

Но свечу не задувала, приносила в мою комнату самую большую, чтобы не успела сгореть за ночь, – не боялась Катя пожаров, как все остальные. Не раз я слышала, как она, уходя, наказывала служанке: