Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы

– Куда же ты?.. Что, даже не попрощаешься?..

Он подбежал к карете. Я посмотрела свысока и тихо сказала:

– До свидания…

– И это всё?.. Просто «до свидания»? – недоуменно воскликнул он. – Ты не можешь так меня обидеть.

Он протянул руку и попытался схватить меня, я чуть отпрянула, и он досадливо, чуть ли не со слезами вскричал:

– Ну не уезжай, пожалуйста, постой… Хотя бы не так… Неужели тебе всё равно?..

Я резко дернула плечиками и ничего не сказала. Я была уже другая! Я отличалась от них. Тогда я поняла это в первый раз – что я не такая как все! И мне уготовано нечто более возвышенное, нежели братание с дворовыми!

Я села рядом с Дмитрием Валерьяновичем, двери за мной захлопнулись, и я поехала в свой новый дом! Меня ждала совсем иная жизнь!

Застучали копыта лошадей, свистнул кучер. Последний раз я обернулась, посмотрела в окошко кареты и увидела свой двор, друзей… высокого и статного Гришу: провожая меня, он махал рукой, глядя из открытого окна.

Я забралась на колени к Дмитрию Валерьяновичу, так как он сидел по ходу движения, и стала смотреть вперед. Но ничего там не разглядела: из-за малого моего роста видны были только крупы лошадей, и в этом, признаюсь, было мало приятного… Но всё равно, я смотрела не назад, не вбок – я теперь всегда смотрела вперед!

Лошади уносили меня всё дальше и дальше от места, где я родилась. Беспокоилась я только об одном: лишь бы мама, когда вернется, узнала, где я теперь, чтобы Гриша не забыл передать ей мою записку и мама непременно меня нашла.

Лошади несли меня в новый дом, в новую жизнь… Незаконная дочь графа Григория Григорьевича Орлова, урожденная графиня Наталья Григорьевна Орлова, уезжала навсегда.

То ли по иронии судьбы, то ли из трусости мой отец, высокий статный господин, отдал меня на воспитание своему другу и товарищу по военной службе Дмитрию Валерьяновичу Ярышеву. И величали меня теперь не иначе, как Наталья Дмитриевна Ярышева.

В ту пору в нашем городе появилось много важных господ, они стремительно множились и богатели. И у этих господ, как правило, были незаконнорожденные отпрыски, которых зачастую ничем не хотели обделять. Байстрюков Голицына знали как Галицких, Трубецкого – как Бецких, Шереметьева – как Реметьевых, Воронцова – как Ранцовых… По какому-то неведомому умыслу отец мой, граф Орлов, записал меня в церковных книгах Натальей Александровной Алексеевой. Но об этом я узнала намного позже, когда Дмитрий Валерьянович отдал меня под этим именем в Смольный институт благородных девиц.

…Мне придется покуситься на ваше терпение: стремительные и бурные события моей жизни будут перемежаться с небольшими описаниями тех или иных мест, которые мне довелось посетить. Но делаю я это намеренно, дабы вы моими глазами увидели то, с чем я соприкасалась. И я подробно расскажу об удивительных людях, сильных мира сего, с которыми мне привелось соприкоснуться на моем таком ярком и непростом жизненном пути.

Конечно, маленькая Наташа не смогла бы описать всего того, что представало перед ее взором. И людей, встретившихся на ее пути, не сумела бы оценить по достоинству. Но в этом и заключается вся прелесть моего повествования. По мере того как я взрослела, менялись мое восприятие и оценка всего со мной происходящего. Так будет и в моем рассказе. Ведь сейчас я могу собрать всю картинку своей жизни воедино…

Глава 4. Новая семья

Мой названый отец, Дмитрий Валерьянович Ярышев, 1724 года рождения, потомственный военный, происходил из дворянского, но не знатного рода.

Он с детства посвятил себя солдатской службе и не понаслышке знал военное дело. Воспитывался в Шляхетском кадетском корпусе, который находился на Васильевском острове и располагался в доме, ранее принадлежавшем любимцу Петра I князю Меньшикову. В этот корпус принимались исключительно дворянские дети, уже научившиеся читать и писать. Там они обучались математике, истории и географии, артиллерии, фортификации, фехтованию, верховой езде и «прочим к воинскому искусству потребным наукам», а также немецкому, французскому и латинскому языкам, чистописанию, грамматике, риторике, рисованию, танцам, морали и геральдике.

После окончания курса он получил звание капрала и был направлен в армию. Его служба началась в лейб-гвардии Измайловском полку, и восемнадцати лет он был произведен в гренадеры лейб-компании.

Молодой Дмитрий, воспитанный в военной семье, никогда не сетовал на трудности и преданно служил отечеству. Уже в 26 лет он стал капитан-поручиком, а еще через четыре года был пожалован капитаном гвардии и назначен в тот полк, где служил молодой и горячий Григорий Орлов. Не раз командир Дмитрий Ярышев спасал своего подчиненного от наказаний, потому как видел в нем не только разудалого гуляку и повесу, но и перспективного военного.

Моему названому отцу было 34 года, когда его произвели в чин подполковника и в их с Орловым биографию с пушечным громом и свистом сабель ворвалась Семилетняя война. Уже понюхавший пороху Ярышев был удивлен, с какой страстью стремился Григорий на поля сражений, где, по его словам, «ковалась европейская слава русского оружия».

Тяжела была война с пруссаками, и Дмитрий Валерьянович трижды вытаскивал с поля боя изувеченного Орлова. Но однажды он сам получил серьезное ранение в ногу, из-за которого мог либо умереть, либо остаться калекой. Но судьба пощадила его, и тяжелая рана всё же затянулась. После выздоровления Дмитрий Валерьянович не хотел уходить из армии, но вернуться в строй не смог.

Дмитрий Ярышев не только был отважным и справедливым командиром, но и заботливо следил за вверенными ему бойцами, чтобы их вовремя и в достатке обеспечивали и добротной амуницией, и горячим питанием. Генералы, не понаслышке знавшие, как скрупулезно Ярышев разбирается в снабжении солдат и младших офицеров, решили использовать его способности в хозяйственных службах. И, вступив в новую должность, Дмитрий Валерьянович с тем же рвением, что и прежде, стал выполнял свои обязанности.

Григорий Орлов также оправился от ран: по молодости лет и благодаря богатырскому здоровью зажило на нем всё достаточно быстро. Он вернулся к службе и сделал головокружительную карьеру.

Григорий Григорьевич получил в дар от царицы Елизаветы дом в Петербурге – не за собственную лихость, а за заслуги отца, Григория Ивановича Орлова, некогда новгородского губернатора. Тот самый дом, где в 1758 году родилась я, Наташа. Но хозяйственник Григорий Орлов был никудышный, вот он и попросил старого друга Дмитрия Валерьяновича помочь ему в обустройстве. И тот не отказал (об этом я еще расскажу).

Императрица Екатерина произвела Дмитрия Валерьяновича в полковники. Куда более щедро наградила она своего любовника, которому была обязана и жизнью, и славой, и честью. Среди земель и поместий, пожалованных Орлову, числилась мыза Лигово. Именно эту усадьбу граф Орлов отдал дочери и ее приемным родителям.

Моя названая матушка, Мария Леонидовна, урожденная де Невер, была очень знатной дамой, чем, впрочем, нисколько не кичилась. Она происходила из древнейшего рода, восходящего к династии византийских императоров Палеологов (тех самых, чья прапраправнучка стала супругой русского царя Ивана III).

Родилась она в замке на границе Италии и Франции и почти полжизни прожила в Греции. Там ее родители познакомились с княжной Марией Кантемир, последней любовью Петра Великого, и ее братом Антиохом и загорелись идеей переселиться в Россию, где иностранцам сулили выгодную службу и быструю карьеру.

Но Машенька была слаба здоровьем, и переезд в сырой холодный Петербург мог стать для нее губительным. Поэтому ее батюшка, Леон де Невер, отправился пытать счастья при дворе Елизаветы Петровны вдвоем со старшим сыном, а семья (у маменьки было пятеро братьев и сестер) осталась на свободном от турок острове Лефкас. Дети не теряли времени даром и получили блестящее европейское образование, что впоследствии сослужило им хорошую службу – все де Неверы достигли немалых высот, но, к сожалению, скончались рано, не оставив наследников. Впрочем, наследовать, по меркам нашего роскошного века, им посчастливилось бы не слишком много. Но я опять забегаю вперед…

Де Неверу старшему улыбнулась удача, он сумел выдвинуться, сменил веру и принял русское имя Леонид. Семья также прошла православное крещение и вскоре присоединилась к своему главе.

Леонид де Невер был одним из начальников Орлова и Ярышева в годы Семилетней войны. Он сложил голову на полях сражений, успев благословить своего подчиненного на супружество с 15-летней дочерью. До свадьбы Дмитрий и Мария виделись всего однажды… Они полюбили друг друга с первого взгляда и были очень счастливы в браке.

Когда Дмитрий Валерьянович удочерил меня, ему было 39 лет. У них с Марией имелись и свои поместья. Но, в отличие от графа, Ярышев, как и его тесть, никогда не был честолюбив, не гнался за славой и несметными богатствами, а честно и добросовестно служил делу, которому посвятил себя с юности.

Мария заразилась чахоткой (слова «туберкулез» тогда еще не знали) через 6 лет после переезда в Петербург. Она мужественно боролась с болезнью, хотя недуг поразил не только легкие, но и суставы…

В молодости они с мужем мечтали о дочке, однако Бог дал им только сыновей, а родить еще ребенка у чахоточной Марии уже не было шансов. Решение графа устроить жизнь своей внебрачной дочери супруги восприняли как знак свыше и, посоветовавшись, сами предложили Орлову взять маленькую Наташу на воспитание.

Дмитрий Валерьянович был посвящен в историю графа и моей мамы, Натальи Петровны, но никогда не касался в разговорах этой темы. Любое упоминание о ней приводило Орлова сначала в бешенство, а потом в великую меланхолию, которая обычно заканчивалась чрезмерными возлияниями…

Глава 5. Мой новый дом

Я уже упоминала, что моей новой семье теперь принадлежала мыза Лигово с 7 прилегающими к ней деревнями и несколькими тысячами душ крепостных. Земли наши простирались от Финского залива до Лиговского канала, имение пересекала Петергофская дорога. Раньше поместье являлось «придворным селом»: в Лигове проживали дворцовые садовники, потому места здесь были ухоженные.

На огромном озере у плотины работала большая водяная мельница. Его берега были укреплены вязами и плакучими ивами, спускающимися к самой воде. В зеркальной глади отражались кусты белого и розового шиповника, на поверхности плавали белые лилии.

Двухэтажное здание покоилось на массивном фундаменте из тесаного сердобольского гранита, бельэтаж был оформлен по фасаду четырехколонными ионическими портиками, охватывающими окна и изящные барельефы над ними. Над парадным фасадом парил длинный балкон, поддерживаемый гранитными колоннами. В дом вела двухмаршевая гранитная же лестница, выходившая на небольшой мощеный плац для подъезда карет.

Особняк был идеально вписан в композицию тенистого французского парка с затейливыми цветниками, кленовыми, липовыми и дубовыми аллеями и роскошного фруктового сада. Всё вместе являло собой восхитительное зрелище!

Мы остановились у больших парадных ворот. Они отворились, и карета въехала внутрь. Я с любопытством рассматривала дом, где мне теперь предстояло жить. Прекрасное место, в которое я так неожиданно для себя попала, понравилось мне с первого взгляда.

Когда мы подкатили к крыльцу, Дмитрий Валерьянович первым вышел из экипажа и подал руку сначала мне, а потом Марии. Завидев карету, слуги вышли из дома и выстроились на крыльце. Они улыбались нам и, кланяясь, восклицали:

– А-а-а, вот и наша барышня приехала, добро пожаловать! Да глядите, красавица-то какая, на королевишну похожа.

Я обрадовалась радушному приему, и мне было лестно, что меня называют барышней, да еще и красавицей.

– Как вас звать-величать, милая?

– Наташей, – бойко ответила я.

Дмитрий Валерьянович подошел ко мне и, ласково обняв, поправил:

– Натальей Дмитриевной! Дочка это наша богоданная – моя и Марии.

– Вот и хорошо, – промолвила полноватая женщина. – А я Аксинья – кухарка ваша.