Мерцание зеркал старинных. Странная любовь

– Наташа, мне непременно нужно с кем-то поговорить. Я никому не могу открыться, только тебе.

– С чего бы это вдруг? Подружку нашла?

Анечка была растеряна.

– Ну пожалуйста, Наташа, не злись. Давай поговорим.

– Садись, говори, я тебе не запрещаю.

Она прошла, села на стул и еще минуту собиралась с мыслями.

– Мне кажется, сегодня ночью я совершила ужасную глупость! – Она потупила взор.

– Да?!

В моей душе шевельнулось гаденькое чувство, но я сдержала себя и как можно спокойнее спросила:

– Это какую же, интересно?

– Да ты, наверное, догадываешься… – она шумно выдохнула.

– Быстрее, Анечка, – я начала терять терпение. – У меня очень много дел.

И она начала рассказывать о том, что я уже знала и без ее откровений.

– Мне теперь так стыдно… я не знаю, что делать. – Она низко опустила голову и выдавила из себя слова, которые явно приносили ей боль. – А вдруг он не женится на мне… что тогда?

Выслушав ее, я встала и, расхаживая по комнате, думала, что бы ответить.

– Да-а-а, попала ты в переплет, подружка, – покачала я головой. – Ну что я могу тебе сказать? Надейся на его благородство, ведь он так хорошо воспитан. Не думаю, что он оставит тебя.

– Да, вот только, – она теребила платок, ее пальчики мелко дрожали, – я ему уже десятую записку отправляю, а он ни на одну так и не ответил. Как думаешь, может, мне сходить к нему?

Я усмехнулась про себя: ее слова показались мне верхом глупости. Надо было, конечно, дать ей хороший совет, но я дала тот, на который в тот момент была способна:

– Конечно, сходи! – сказала я не без удовольствия. – Сходи, постучись к нему, расскажи о своих чаяниях, страхах, переживаниях. Если он любит тебя, то поймет.

Анечка услышала то, что хотела услышать.

– Спасибо, Наташа, ты придала мне уверенности. Я так рада…

– Угу, а я-то как рада… безумно! Рада, что смогла помочь тебе, Аннушка, – сказала я вслед уходящей девушке. – Ну, с Богом! Удачи тебе!

– Спасибо, Наташа.

Как только дверь за ней закрылась, я снова села на кровать. «Глупая девка! Не женится он на тебе никогда! Чего ему теперь жениться-то? Он и так уже всё видел и испробовал. Да и не любит он тебя! – усмехнулась я. – Ладно, не моя это беда… и печаль не моя. А у меня нынче радость! Тайна встречи, теплота объятий… Как интересно, какой он… Грубый или нежный? Как проявляет свои чувства? Целуется или кусается? Ах, совсем недолго осталось!»

Почти весь день я провела в комнате. Написала отцу и подробно рассказала, как преодолела дорогу, как меня встретил Петр Борисович, о нашей прогулке с ним и разговорах, о том, что я всё передала, как было велено, и что вскорости собираюсь домой. Гонцы из дома Шереметьевых регулярно доставляли почту в Петербург и обратно, так что я не сомневалась, что письмо будет доставлено раньше моего приезда.

Сославшись на недомогание, обедала и ужинала я тоже в комнате, а с наступлением сумерек вышла погулять в парк. Истомившись в ожидании, я не знала, как еще скоротать время.

Десять часов… десять с половиной… еще минуты… Время стало для меня как тягучий мед. Сладостное ожидание… сладкие капли его капают в мою чашку. Одиннадцать… две минуты, три, пять. Я потеряла им счет. «Ну когда же? Где же он? Полночь… одна минута первого, две… Он не придет: обманул! Издевается, насмехается надо мной! Срочно домой! Прямо сейчас! Что же ты сидишь? Собирайся! Что же ты сидишь, чего ждешь?» Десять минут первого… и стук в дверь! Я подхожу, еле дыша, спрашиваю:

– Кто там?

Ответ:

– Ты знаешь!

Открыла, он вошел. Схватил, прижал…

– Какая же ты сладкая! – только и смог прошептать он. – Нежная! Как белеет твоя шея, как алеют губы! Позволь мне…

– Да, мой господин, я твоя!

Ночь… Наслаждение… грезы! До чего же он хорош! Одновременно ласковый и грубый, добрый и злой! Слезы, смех, кутерьма, неподдельное чувство… Глубоко проникает… Бьет прямо в цель. Как он хорош! Ночь… Наслаждение… Неописуемое блаженство!

Утром я открыла глаза. Николай лежал рядом, держа мою руку, и ласково смотрел на меня, потом нежно погладил по волосам и тихо сказал:

– Ты волшебная, Наташа. У меня никогда не было такой, как ты! Откуда ты взялась? Мне кажется, ты послана мне из других миров. Хочешь, я отвезу тебя к той, с кем ты долгие годы ведешь переписку? Ты хорошо знаешь французский, так что сможешь лично пообщаться с ней. Выезжаем сегодня же! Никому ни слова! Ни единой душе. Никто не будет знать – только мы! Это наше с тобой приключение, и оно ждет нас! Вот тебе моя рука. Ты идешь со мной?

Я посмотрела на него глазами, полными слёз, и ничего не ответила. В душе моей разрывались тысячи маленьких салютов. Я не понимала, что со мной…

– Я так и знал! Едем! Сегодня же! Я пошлю гонца и отдам распоряжения тем, кто готовит к отплытию во Францию мой корабль. Собирайся без промедления! И секунды не мешкай! Мы отправляемся не завтра, не вечером, а сейчас же! Сию минуту!

Сказав это, он оставил меня одну. Я была абсолютно счастлива в тот момент. Но это было счастье безумца, который в одночасье лишился рассудка от свалившегося на его голову непомерно тяжелого золотого слитка. Я совершенно не понимала, как могу отправиться в путешествие, что буду говорить дома после того как вернусь, как объясню всё отцу. Не было ни одной правильной мысли, только ощущение какого-то дикого щенячьего восторга, которому я и предалась. Мне было всё равно, что произойдет дальше. «И пусть завтра наступит всемирный потоп и смоет меня с лица земли, но это произойдет тогда, когда я буду бежать к пристани, готовая вскочить на его корабль и отправиться в путешествие, так что я даже не успею пожалеть об этом». То, что он мне предложил, отправиться в путешествие на его корабле, было совершенно чудесно, великолепно, невероятно – и властно манило! Всё дальше и дальше уносило меня сладкое безумие.

Ноги мои были слабы, а руки тряслись так, что я не могла взять стакан с водой, чтобы утолить жажду. Я села, спустила ноги с кровати, глубоко вздохнула и сначала сжалась, крепко обхватив коленки, а затем резко выпрямилась – как натянутая струна. «Наташа, – обратилась я к себе. – Ты всегда хвасталась, что идешь вперед большими шагами, так чего же ты боишься?»

Я тут же покидала в сумки всё, что привезла с собой из Петербурга. Служанка пришла мне на помощь и отнесла тяжелую поклажу вниз.

Нервно теребя перчатки, то снимая, то снова надевая их, я дожидалась Николая, расхаживая по комнате, которая, как я тогда считала, теперь по праву принадлежит мне. Я была готова оставить ради него всё, настолько он покорил меня предыдущей ночью! Федора бросить, из отчего дома навсегда уйти… Он был изнежен роскошной жизнью, с рождения воспитывался иностранными гувернерами, учился за границей, но всё это, я так считала, ни капельки не испортило его. В моем понимании он был другим, необыкновенным, настоящим. Мне было очень хорошо с ним, и казалось, что он лучшее, что может быть у меня в жизни: «Счастливее, чем сейчас, я стать, наверное, уже не смогу». В тот момент я готова была связать с ним свое будущее и искренне этого желала.

Дверь без стука открылась, и вошла Аннушка. Голова ее была низко опущена, волосы не заплетены, платье смято. Она села передо мной.

– Собираешься?

– Да, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал беспечно. – Домой пора, третий день пошел, заждались уже.

– А он что? – она боязливо взглянула в мои глаза. – Приходил к тебе?

Я не сразу нашлась, что ей ответить, но потом решила, что врать не буду.

– Да.

Голова ее опустилась еще ниже, она боялась взглянуть на меня.

– Ты говорила с ним обо мне?