Храни меня на вираже

– Почему я должен вам верить? – удивлённо спросил фотограф.

– У меня есть для этого все основания: я дипломированный ветеринар и несколько лет работала в клинике в России. И даже без навороченного оборудования я смогу отличить энтерит от парагриппа. И видно, что эта собака – не её! Если бы ваша собака кашляла, это вряд ли бы вас умиляло, мистер Этьен.

Вместо ответа Лепаж отложил камеру и пошёл в комнату ожидания.

– Ваша собака? – строго спросил он у брюнетки. – Советую не врать!

У лжехозяйки шпица забегали глаза, и она раскололась:

– Нет, мсьё, я взяла собаку напрокат на время фотосессии. У меня нет своей собаки.

– Понятно, – подытожила Серафима. – Взяла у сомнительных перекупов, которые подозревали, что собака не совсем здорова, поэтому отдали её за копейки. И они не собираются её лечить. И им всё равно, что она больна и может быть опасна для других питомцев.

– Они говорили, что она спокойная и с ней не будет хлопот. И что, если я захочу её оставить, можно просто не забирать залог.

Все сидевшие рядом девицы отшатнулись и оттащили подальше собак. А брюнетка брезгливо сбросила шпица с колен и выскочила за дверь. Обратно она уже не вернулась. Лепаж ушёл к себе, стилист продолжил работу. Девушки-модели скучковались подальше от «заразного».

– Лена, съезди, купи лекарства! – попросила Новицкая свою помощницу. – Мне нужны шприцы, стерильные спиртовые тампоны для инъекций, иммуномодулятор «Максидин», «Энгистол» и что-нибудь купирующее кашель.

Когда девушка уехала, Серафима взяла на руки бедолагу и погладила:

– Сейчас Лена лекарства привезёт, тебе полегче будет.

Волчок хотел было приблизиться, но Серафима жёстко скомандовала:

– Нельзя! Место! Тоже укол захотел?

Волчок отлично понял слово укол и остался на месте. Лена вернулась быстро, Серафима тщательно вымыла руки, попросила кусок ткани. Администраторша вынесла полотенце. Девушки с любопытством смотрели в их сторону. Малышу было совсем худо. Сима, аккуратно положив шпица на полотенце, набрала шприц и, нащупав вену, медленно ввела лекарство, потом ещё набрала и сделала второй укол. Свою очередь к стилисту она, естественно, пропустила.

Оставив шпица лежать под стулом на подстилке, она снова хорошо вымыла руки, просто расчесала волосы и позвала Волчка:

– Пойдём, дорогой, нас уже зовут.

Съёмка прошла очень быстро и продуктивно. Волчок был молодцом и выполнял всё, о чём его просили.

– Впервые вижу такое взаимопонимание! Я ещё в Кортрейке это заметил, – не сумел сдержать восторга Этьен. – Как вам это удаётся?

– Надо просто его любить. Не делать вид, а любить. Они это чувствуют, – просто ответила Серафима. – А у вас есть животные?

– Была собака. Умерла от старости два года назад. А почему вы спросили?

– Там, в коридоре, лежит маленький, никому не нужный пёс. Он очень нуждается в любящем и адекватном хозяине и заботе. Мне его забирать не с руки – у меня собака. Но если никто не решится, заберу я. Уколы я ему поставила. Могу, пока в Страсбурге, наблюдать его. Но лучше ему в клинику. Моделям я даже предлагать не буду, а вам бы я доверила…

Елена переводила и не понимала: как вот так запросто и так смело можно говорить с известным мэтром. Но тот, наоборот, был тронут речью русской ветеринарши. Он снова вышел в коридор и посмотрел на маленький пушистый комочек.

– Как там в России говорят? Была не была? – улыбнулся Лепаж. – Я назову его Сюрприз.

– Это девочка!

– Тогда пусть будет Сюри или Сьюри.

Серафима подала пакет с использованными ампулами:

– Это для врача, который будет её лечить.

– Понял. У меня друг в клинике работает. То-то удивится…

* * *

В Страсбурге она пробыла пять дней. Ей очень понравился город, удивительный слиянием двух культур: Германии и Франции. Лепаж щедро оплатил её работу и перед отъездом пригласил её в ресторан. Там они разговаривали о России, о его профессии, о весёлых случаях в практике обоих. Много смеялись и шутили. Елена тоже перестала стесняться и улыбалась.

– Вы можете сделать неплохую карьеру фотомодели, – на прощание сказал Лепаж.

– Спасибо, – поблагодарила Серафима. – С вами работать – одно удовольствие! Я отлично развлеклась, для меня это новый и интересный опыт. Но не думаю, что это моё призвание. Вот со зверюшками возиться могу сутками. Кстати, как там ваша Сьюри?

– О! Вполне. Выздоравливает. Кстати, мой друг похвалил вас: без анализов поставить правильный диагноз и провести грамотное лечение – это вызывает уважение! Такие специалисты ему нужны, он готов пообщаться.

– Спасибо, но я завтра уезжаю в Сент-Максим.

– О! Прованс! – мечтательно закатил глаза Этьен. – Буйство красок! Рай для художников! Но лучше туда приезжать в июле – августе, когда цветут лавандовые поля.

С Лепажем они расстались на хорошей волне. Она везла огромную папку-портфолио с фотографиями и кучу снимков на флешке. И сейчас в машине Серафима рассматривала их фотографию с Натаном. «Действительно, хорошо получились…»

Григорович, возвращаясь после переговоров со спонсорами, заехал за «девушкой Натана», как теперь за глаза называла её вся их команда Star Flash. Он относился к Меро как к сыну и откровенно тревожился за него: за свою долгую жизнь он повидал немало жён и подружек гонщиков и знал, как порой женщина может выбить почву из-под ног.

Он насторожился, когда стал невольным свидетелем их телефонного разговора накануне гонки в Чехии, после которого Меро ходил сам не свой. Потом что-то зажглось в гонщике, он словно ожил. На трассе выкладывался, рисковал, будто у него было, как у кошки, девять жизней.

После внезапного приезда девушки Микаэль не на шутку забеспокоился, что у ведущего пилота страны «сорвёт крышу». Но Меро, наоборот, стал тренироваться более осознанно и эффективно, не просто закрепляя навыки прохождения трассы, а изыскивая способы сократить время на сложных участках и оттачивая мастерство на уровне рефлексов.

И что удивительно, эта женщина меняла его. Натан всегда был неординарной личностью, больше склонной к уединению и рефлексии, чем к выпячиванию себя. И вдруг он словно вышел из тени, откуда-то появилась внутренняя сила и уверенность в себе. Это почувствовали все. Он начинал говорить – и все вдруг умолкали, слушая его. Даже походка Натана стала неспешной и основательной, не теряя при этом своей лёгкости.

И вот наконец незнакомка из России сидела в его машине, а он ненавязчиво, исподволь наблюдал за ней. Она не походила ни на одну из знакомых женщин. С первых минут она поразила его тем, что достала из сумки плотное одеяло и постелила его для собаки, чтобы та ненароком не попортила сиденье. Сама села туда же. Живая и непосредственная, она то радостно и шумно возилась со своей собакой, то сидела и неподвижно глядела в окно с мечтательным выражением лица. Разглядывать её было одно удовольствие.

Мудрый Григорович почувствовал невероятную притягательность и незамутнённость её души.

«Кажется, Меро привёз из России третий и самый главный свой талисман и оберег…» – почему-то пришла к нему в голову странная мысль.

* * *

Чем ближе они подъезжали, тем непонятнее вело себя её сердце. Она чувствовала, что соскучилась за эти пять дней по Натану – по его объятиям и голосу, по запаху и улыбке. Ей хотелось, чтобы он снова держал её за руку, касался её волос и плеч.

Она принимала от него всё, но ничего не давала взамен. Сима помнила свою любовь и нежность к Тарасу. Почему же сейчас она не может выдавить ни капли для него, более чем достойного мужчины? Или любовь в ней иссякла?! Что-то внутри сдерживало её, мешало эмоциям вырваться наружу, и это её удручало. Ещё она наверняка знала: Меро всё чувствовал и терпеливо ждал.

Серафима не знала, как ей с ним вести себя. Они придерживались дружеских отношений, но всё чаще нарушали границы, скатываясь даже не на лёгкий флирт… Инициатором, конечно, был Натан, но с её молчаливого согласия – она откровенно ему попустительствовала. Потом они впопыхах восстанавливали границы. Только срывы случались всё чаще и чаще. И Серафима снова достала их общую с Меро фотографию, сделанную Лепажем. «Сложно тебе со мной…»

Вот и последний отрезок пути перед спуском к морю. Дорога шла сверху, и перед глазами девушки внезапно открылся величественный пейзаж бескрайней морской глади.

– Стойте! – невольно вскрикнула она.