5 правил счастливой жизни

– Я тоже не читала его, – грустно улыбнулась Сирена, – он закрыт на кодовый замок, а код я подобрать так и не смогла. Но внутри него было вот что.

Она достала из середины закрытого дневника свернутый вдвое лист, исписанный корявым неаккуратным подчерком.

– В тот день, на самом деле, я не могла поверить в то, что… произошло. Потому что до этого мы с ним сильно поругались из-за дальнейших планов, – Сирена говорила очень тихо, сжимая в руках дневник, – мы впервые так сильно повздорили.

Она все это время тщетно отгоняла события прошлого года, но ее душила ответственность за смерть друга, ведь на самом деле, виновницей его тяжелого состояния была именно Сирена.

У них зашел разговор о дальнейшей жизни после окончания школы, на что Арей спокойно объявил о том, что собирается уехать из США, и не намерен продолжать учиться дальше. Сирене показалось, что она ослышалась, так как в ее планы это совсем не входило. Вся их жизнь была с детства предопределена: продолжить родительское дело в разработке игр. Все их родственники работали там же, это был семейный бизнес, который они, будучи детьми, мечтали перенять.

И сейчас, услышав абсолютно противоречивое их планам заявление, Сирена не поверила своим ушам.

– А как же работа в компании? – Удивленно спросила его она.

– Сирена, я не могу, – туманно ответил ей Арей, – я не могу работать там, где собрались все… они.

– О чем ты говоришь? – Все еще не понимала она. – Подумай о том, от чего отказываешься. Это же наша мечта.

– С каких это пор? – Начал злиться Арей. – Я разве тебе не говорил, что ненавижу свою семью? Особенно, родственников отца. Мой… дядя – исполнительный директор. Я не могу даже находиться рядом с ним.

– Арей, опять твои детские глупости, – старалась урезонить друга Сирена, – мне казалось, это все осталось далеко в прошлом.

– В прошлом? – Взвился тот. – Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Ты ведь ничего, совсем ничего не знаешь!

– Что бы там ни было, – отрезала она, – это не стоит потерянной жизни.

– Ты идиотка?! – Заорал Арей. – Думай, о чем говоришь!

Сирена осеклась, переваривая услышанное. Впервые в жизни Арей грубо разговаривал с ней. Да, он капризничал, истерил и вел себя неприлично, но никогда не позволял себе таких слов по отношению к ней.

– Сам идиот, – от неожиданности происходящего, она решила дать отпор, – продолжаешь играть в маленького ребенка. Тебе скоро восемнадцать, а ты совсем не умеешь думать.

– Заткнись! – Продолжал кричать он. – Ты ничего не знаешь! Как ты можешь так говорить?!

– Я знаю все о тебе! – Отвечала в такт Сирена. – Мы росли вместе, думаешь, я не знаю тебя от и до? Да ты как на ладони у меня!

– Все не так, – Арей схватился за голову, не желая слышать подругу, – я хочу уйти от всего. Просто дай мне уйти.

– Ты же просто меня бросаешь, – обиженно воскликнула она, – ты убегаешь от своих страхов в виде родителей, но какой же ты эгоист. Ты думаешь только о себе. А как насчет меня? Думаешь, мне легко будет жить без тебя, если ты уедешь?!

– Так поезжай вместе со мной, – отвечал он, – Сирена, я не могу жить здесь. И дело даже не в родителях.

– Ну да, «эта тюрьма», как ты любишь выражаться, – злилась Сирена, – я никуда не уеду. У меня есть мечты. Это ты у нас перекати-поле, а я всегда знала, чего хочу! И я буду работать в нашей компании. А ты можешь делать, что тебе угодно. Хочешь – уезжай хоть на другую планету. Только знаешь что? Ты не уедешь от самого себя! А проблема именно в тебе!

Арей в ужасе смотрел на подругу. И Сирена до сих пор помнила его обреченный взгляд, словно ее слова были последней точкой, что выстрелом в затылок лишили его возможности надеяться на лучшее. Пустые, ничего не выражающие глаза мертвой рыбы. Таким она запомнила Арея, когда в последний раз видела его живым. Сейчас она больше всего на свете жалела о своей вспыльчивости. О том, что оставила его одного со всеми навалившимися проблемами. Ведь она понимала, что была единственной, кто мог ему помочь. Если бы только она узнала истинную причину его желания уехать из страны, если бы она осталась с ним и попыталась успокоить. Но в тот день, она впервые за все время была настолько сильно зла и обижена, что, громко хлопнув дверью, ушла ночевать к своим знакомым.

И если бы можно было повернуть время вспять, то Сирена отдала бы всю свою жизнь ради этого.

– Прочитай это, – умоляюще попросила Сирена Каспер, протягивая листок, – прочитай, чтобы понять, кто на самом деле виновен во всем.

Каспер непонимающе смотрела на нее, но листок раскрыла и решила сразу же прочитать:

«12.01.2016

Есть Мир, а есть – я. Я под прозрачной, но невероятно прочной стеклянной оболочкой. Иной раз я не чувствую даже себя, что уж говорить об окружающих меня людях. Я вижу их лица смутно, но отчетливо слышу голоса. Но это не помогает мне узнать их ближе, чувствовать то, что чувствуют они. Куда бы я ни приходил, то везде явственно чувствую плотную, но абсолютно невидимую никому, кроме меня, стену. Её невозможно разбить, невозможно докричаться, моих просьб о помощи совсем не слышно. Все они рассыпаются, ударяясь о твердое стекло. Мои пальцы немеют, дыхание становится всё реже, я не могу говорить о том, что не позволяет мне мое пространство. Оно не спрашивает меня, хочу ли я этого, оно приказывает.

Иногда тишина – это преступление.

В моём случае, преступление по отношению к самому себе. Мне никто не верит, я сам себе не верю. Слова застревают в горле. Порой, сложно даже заплакать от бессилия.

Иногда мое пространство сжимается. Сжимается так сильно, что болит грудная клетка. Я не могу в такие моменты ни есть, ни спать. Я продолжаю говорить, что «все хорошо», потому что так приказывает мне моя оболочка. Оно запрещает говорить, запрещает жаловаться. У меня нет того, кому я могу довериться. Порой, я чувствую себя безумно одиноко. И сколько бы людей не было вокруг меня, сколько бы времени я с ними не проводил, пространство сделает свое. Я проходил через этого множество раз. Но так и не смог привыкнуть. Более того, я не хочу, чтобы это продолжалось, но без понятия, как прекратить всё это.

Поздно ночью я кричу. У меня немой крик, который я направляю глубоко в себя, отчего становится только больнее. Я разрываю горло криком, что слышу лишь сам. А потом улыбаюсь целый день или на сколько хватает сил. Иногда я не могу улыбаться, а просто молчу. И тогда это расценивается, как жалоба. Но я не могу объяснить. Мне стыдно. Стыдно даже перед самим собой. Но всё равно, преодолевая себя, я не раз пытался объяснить. Но это невозможно, невозможно также, как объяснить здоровому человеку, какого это – быть без конечностей. Я не преувеличиваю. Моя душа каждый день с треском рвется наружу. Она уже вся продырявленная, истекает гноем и, возможно, сражается за себя из последних сил.

Я не радуюсь, не смеюсь, я давно забыл, что значит спокойствие. Я постоянно о чём-то волнуюсь. Мне не хватает слов, чтобы объяснить о чем. Понимаю ли я? Возможно, точнее, об этом знает мое бессознательное, но я сам нет. И мне очень плохо каждый раз, как только я пытаюсь понять, в чем дело.

Я не знаю, что поможет мне. Ведь, несмотря на все это, я с ужасом осознаю, что начинаю получать от этого удовольствие. Когда я даже немного счастлив, мне не хватает той родной боли в груди и горле. Какой-то психологический мазохизм. Интересно, все ли люди, что болеют душой, испытывают это?

И это ужасное, гнетущее одиночество заглатывает меня день за днём все глубже. Боюсь, я скоро уже начну перевариваться.

Одиночество – страшная вещь. Я постоянно его ощущаю. Скоро оно станет моим единственным другом. Я не знаю, как это изменить. Ведь со мной всегда моя стеклянная оболочка. Со мной всегда моя неоткрытость с людьми. Возможно, я кажусь им фальшивым. Я не могу видеть себя со стороны. Я не знаю, но мне кажется, что я сам всех отталкиваю, ведь у меня давно искренне не спрашивали, как у меня дела. Правда, я и не отвечу правду. Не вижу смысла жаловаться тем, кто не может дать мне хоть какую-то помощь. Ведь в моём случае есть лишь два варианта – непонимание или сильная тревога за меня. Иногда всё вместе. И я их не виню. Я сам никогда не пойму того, чего не ощущал. Это нормально. Но это не делает легче моему состоянию.

С каждым днём мой страх растет. И я абсолютно не имею понятия, как это всё остановить.

20.02.2016

Чтобы победить самого себя, нужно заново себя построить.

Я приложу все усилия для этого»

– Видишь? – спросила ее Сирена, как только потрясенная Каспер отложила листок. – За неделю до этого, он решил жить. Арей не хотел умирать, он очень хотел жить, но… но все из-за нашего с ним разговора. Если бы не мои слова, что я сказала ему тогда, думаю, мы бы все преодолели. Он у меня такой сильный. Но из-за меня он сломался. Мне так жаль, что я сломала жизнь и тебе. Но я не знаю, как все это исправить, Каспер. Я ненавижу себя за все это, но ничего не могу исправить! Мне так жаль.

Сирена сидела рядом с Каспер, опустив голову на колени и не двигалась. Она не плакала, но от этого было еще страшнее. Сирена выглядела, словно живой труп, из которого выкачали всю энергию. Все это время она жила с чувством долга перед Каспер и Ареем за то, что испортила им жизни. За то, что морально убила Каспер и по-настоящему Арея. И теперь, когда Каспер лично явилась к ней, совершенно не ощущала чувства облегчения. Скорее, наоборот, сдерживаемые все это время эмоции толчками выбрасывались из сознания, заполняя комнату. В сознании Сирены не было понятия о том, что Арея больше нет. Она до сих пор думала, что он просто уехал куда-то далеко, как и задумывал. Вот только, время от времени, настоящее давало о себе знать, и в эти моменты Сирена начинала сходить с ума от ужасов действительности.

Она вздрогнула, когда рука Каспер начала мягко гладить ее по спине. И тогда слезы все же выступили и потекли по щекам. Она не считала, что заслуживает прощения за содеянное, но облегчение от того, что с Каспер все в порядке, было важным для Сирены. Она долго плакала с хрипами и всхлипываниями, но не знала, что может сказать еще в свое оправдание. Потому что его попросту не было. Ей было стыдно за свои слезы, что она показывала Каспер, но не могла совладать с собой. Каспер была доказательством произошедшего. И сейчас, сидя с ней вместе в той самой комнате, она чувствовала удушающий страх. Сирена, наконец, осознавала то, что произошло год назад.

Каспер встретилась с Дэмиеном на следующее утро. Не в силах терпеть до завтрака, она наведалась к нему прямо в комнату, чем смутила сонного Лори. Стараясь не обращать ни на что внимания, она протянула Дэму дневник со словами:

– Если Арей захочет, ты узнаешь, что там.

Он с интересом разглядывал небольшой плетеный блокнот в плотной обложке на кодовом замке. Код был трехзначным, и угадать его нумерацию было действительно затруднительно, если не знать правильного ответа.

– Но почему мне? – Не понял ее мотивов Дэмиен. – Я думаю, правильнее было бы отдать его вам двоим с Сиреной, когда я узнаю…

– Не думаю, – отрезала она, – если Арей при жизни не смог рассказать нам всей правды, то уж лучше я узнаю ее через тебя. Можешь считать, что я боюсь. Да и, честно, так оно и есть. Я боюсь того, что там написано и не думаю, что это стоит знать Сирене. Она и так, оказывается, буквально живет в том дне.

Дэм был потрясен ее ответом, но лишь молча принял дневник. Он считал, что сделал все дела, так как, судя по реакции Каспер, они смогли поговорить с Сиреной. Теперь же все в руках и возможностях Каспер, здесь он ей не помощник.

Во время обеда, Дэмиен не выдержал и забежал в свою комнату, чтобы проверить, на месте ли дневник Арея. Дневник был на месте, так что он взял его в руки и стал вертеть под разными углами.