Исток бесчеловечности. Часть 2. Творец, создай себя

– Но сам-то от себя не отвернёшься! Я, знаешь, в лесу выросла, и дядьки-лесорубы совсем не в ночеградском бархате ходили, никто особенно ни к кому не присматривался. Но без штанов ни один не разгуливал, не пакостил, в сапоги червей без повода не совал.

– А ещё удобно, – не сдавалась Треан, – работать под носом у чудовищ. Те чуят, бесятся, рычат, а поймать не могут.

Зюсска как раз добралась до «зала подношений» и остановилась: место показалось странно незнакомым. А ведь они перед тем, как подняться на чердак, рассмотрели здесь каждый угол.

– А поймать, значит, не могут… – повторила мастерица, явно думая о другом. – Здорово, конечно, но при чём тут именно девочки? Вот, чего я никак не пойму… И ещё одного. Куда мы забрели?

Здесь было совсем другое, нехорошее место. Серая, мутная вода, поросшие песчаником и ракушками стены. Мозаика пола распадалась, утрачивала узор, соскальзывала в глубокую подводную долину под панцирем скалы. А на дне, в полумраке сонно покачивалось в медленном потоке нечто плотное, далёкое, состоящее из множества колеблющихся фрагментов.

– Змея? – прошептал Штиллер.

– Скорее уж, черепаха, – послышалось выше и дальше. Треан поплыла смотреть.

– Или черепашье семейство…

Вдруг тот же голос наёмницы раздался из-за спины Зюсски.

– О! Нет. Не пойдём туда, хорошо?

Поздно. Сильный, невесть откуда взявшийся поток, подобно ладони небрежной хозяйки, что сметает крошки со стола, снёс Штиллера и Зюсску с порога, закружил и повлёк по длинной дуге всё ближе к твари или причудливому подводному растению. Из карманов посыпались гоблины: пищащие мочёные бублики, солонки, перечницы и глиняные кружечки. Тварюшки поражали своим конспираторскими талантами: безо всяких мистических шляп оставались незамеченными. И чем они издавали свои непереносимые вопли?! Гоблины быстро опередили неповоротливых в воде наёмников. Штиллер оторопело проводил взглядом монетку в полплотвы, которую проглотила шипастая полупрозрачная рыба. В желудке её волнообразно перекатывалась небольшая, но впечатляющая сокровищница: три «кости», кольцо с камнем и частично переваренный шушун.

Поток пронёс приятелей над загадочной массой. То, что казалось издалека гигантским морским монстром, представляло собой кучу оружия, сохранившего даже под водой свой блеск и остроту клинков. Ещё валялись там скелеты рыб, птиц, животных и рыбаков, лодки и сети. Что было спрятано или потеряно в Запретных Водах, нашло свой путь сюда, улеглось на кость и железо, обняло более древние находки, обросло ракушками да травой и уснуло чутким, тревожным сном. В глубокой таинственной дрёме чудовище росло, призывая к себе гоблинов-обитателей суши.

Вещи из трактира воспользовались наёмниками, как блохи, отправляющиеся на попутной крысе навестить родичей в соседнем городе. В гигантском подводном рое водились невообразимо древние гоблины, знакомые ещё с Вёллем Маленьким. Посещение этого места для оживших предметов было, вероятно, как для людей – паломничество в Храм Морской Змеи. Или визит в «Книгу судьбы». Там тоже в обманчивом покое дремала старина.

Но через мгновение всякое сходство с мирным книжным кладбищем пропало. Десятки пустоглазых призраков тварей, что сдохли во славу Левиафана в последней Запретноводной Войне, поднялись с гигантской мусорной кучи, оскалившись или сжимая в кистях-плавниках короткие копья и ножи. Рен выхватил Сепаратор. Зюсска давно уже держала Слоновью Память – свой меч-полуторник – наизготовку. Рен нырнул под вращающийся клинок и отрубил противнику, меняющему цвет из белёсого в тёмно-коричневый, две из шести змееобразных ног. Шершавый плавник врага содрал ему изрядный кусок кожи под ухом. Соль обожгла свежую рану, заставила держать голову под неудобнейшим углом, а врагу потеря конечностей не доставляла неудобства. Более того, присмотревшись, ключник убедился, что все части у чудовища вновь на своих местах.

Тогда Рен, отчаянно молотя ногами по рогатому клюву монстра, бросил меч, мысленно попросив прощения у Горрина-оружейника. Ящер не ответил, что было совсем неплохо – Штиллер мог себе представить его ответ. Не теряя времени, Рен выудил из сумки нож-ключ Хоффхарда, нашёл поблизости подходящую подводную скалу. Зюсска удачно метнулась поближе: она только что зарубила двоих, но обнаружила, что и её замечательная сталь призрачным аксолотлям не вредит.

– Бесчестное фехтование! – упрекнул ключник ненавидящую морду чудовища, дёрнул Зюсску за рукав, и они провалились в раскрытую Штиллером дверь.

Задумывалось вернуться в зал со змеиными трофеями, но оба оказались в той же мутной, кишащей рыбами-оборотнями воде, только ближе к лестнице, по которой вошли. Твари, следящие за чужаками неподвижными тёмными глазницами, ринулись следом. В кое-каких пастях сидели клыки совершенно неправдоподобные, которые просто не поместились бы внутри, не пробив верхнюю челюсть хозяина. Ключник устало пожелал им сожрать самих себя и снова отворил дверь, втащив упирающуюся вязальщицу следом. «Вот откуда пришёл Отик!» – во внезапном озарении подумал Рен.

И оказался на вершине рукотворного свода. Чудовищный склад немёртвого мяса и злобной стали кишел над ними. Зюсска и Рен покинули Тупик Хоффхарда (несуществующее пространство между входом и выходом, термин из «ключниковой зауми») вниз головой. Зюсска сразу оценила преимущества нападения сверху, но даже в такой позиции твари оставались неуязвимыми для их атак.

И тогда Штиллер раскрыл дверь в туше самого толстого ската.

Ключ Хоффхарда задумывался как оператор сути, не плоти. С его помощью умелый мастер мог выяснить намерения, убедиться в искренности, распознать скрытый мотив поступков врага или компаньона. Штиллер был, наверное, первым, кто в отчаяньи применил инструмент таким образом. Теперь нарушителя традиций ожидал специальный ключниковый ад.

Зюсска толкнула товарища в дверь.

И сама прыгнула следом.

8.

Бретта перестала жевать и прислушалась, закусив яблоко. Штиллер осторожно высвободил руку из-под её затылка и натянул одеяло до подбородка. Из приоткрытого окна тянуло сырым ветром с побережья. Над Лена Игел висели тяжёлые тучи, до краёв наполненные мокрым снегом, обещающим неосторожным, легко одетым горожанам затяжную лихорадку. Вдруг девушка подскочила и с яростным воплем метнула огрызок в окно. Послышался крик, шум падения, хохот и топот. Штиллер подскочил к окну, но уже никого не увидел: улица перед «Рыбой» опустела.

– Хамло, – с достоинством произнесла Бретта немного в нос, ныряя под одеяло. – Найду по шишке на лбу – и без какой-нибудь части тела оставлю. Позже решу, без какой. Возьми ещё одно одеяло и иди сюда, спать тебе осталось всего ничего. Я почитаю немного, раз тебе свет не мешает. Ах да! Теперь знаю, что ты имел в виду.

– А что я имел в виду? – Штиллер набросил на неё другое одеяло, точнее, старую шаль, позаимствованную у Ребекки на времена холодов. И подоткнул со всех сторон, зевая и улыбаясь одновременно. Рен совсем не мёрз. Ему не раз намекали, что так проявляется чудовище в составе его души.

– О превращении короля в лягушку, – напомнила Бретта. – Когда глашатай объявил, а ты в толпе стоял, слушал.

– Ну да. Что же ты нового узнаешь?

– Убеждаешься, что отныне ты – не единственный обладатель секрета! – Бретта сердито потыкала пальцем в окно, где уже не маячила физиономия нахального собрата по гильдии. – И часто наши вонючки лезут к тебе в окно?

– Только если засиделись внизу заполночь, когда двери Дома Наёмников закрыты. Отмычки просят.

– А ты не давай… Да что ж так дует?! Запри окно поплотней. Ключник ты или кто?

Зюсскин скат состоял из плеска, движения и прохлады. В нём можно было отдохнуть. Даже возникла соблазнительная мысль никогда не покидать беззаботное, сытое и весёлое существо. Особенно хороши были прыжки – не меньше, чем в три локтя над водой. Смертоносный воздух обжигал кожу, облака и лодки в отдалении представлялись искажёнными, размытыми.

Хлопок! – и появился Штиллер, улыбающийся до ушей.

– Порезался! – объявил он, гордый и счастливый, будто его только что короновали. – Представь, ключом Хоффхарда. Вот ещё один удар по самолюбию именитых теоретиков. Расскажу Смо – у него мозги закипят и вытекут. Через левую ноздрю.

– Радуется… – неодобрительно протянула сразу переставшая быть скатом Зюсска. – Зубодёра тебе навестить, что ли? Помогает вспомнить, что за поганка жизнь… А в дерево такой хитростью можно войти?

– Другим ключом, – сообщил Рен.

– А в другой ключ?

– Давай-ка выбираться отсюда.

9.

– У нас в Забуролесье, на берегу Длинной Бухты рассказывают сказку о чудовище, называемом «донник». Потерянное под водой отправляется в одно тайное место и там превращается в большую, страшную рыбу-донник. Если такая схватит, спастись можно, только если рассмешить её. Донник захохочет и выпустит добычу. Когда бригада по ярмаркам шаталась, мы с ребятнёй тамошней «в донника» играли. Было весело, пока одну подружку не утащил в воду… донник.

Штиллер испытующе посмотрел на Зюсску. Та серьёзно покивала и выпрыгнула из корзины трёх сестёр-вязальщиц, саботирующих собственную работу.

– Морскую Змею хотел найти, а не Отика, столетнего неудачника, – раздражённо прошептал Штиллер. – Что теперь скажем печальным сестрицам? Они ведь ожидают от нас ответов на все вопросы.

– Не много ли ты на себя взвалил, друг? – Зюсска глянула на ключника жалостно, с лёгким пренебрежением. – Бесплатно за дело взялся против правил наёмниковских. Даже не поторговался: мол, принесу разгадки – изготовите подвенечный наряд для принцессы. А золото драконово, награду-то, – себе в карман. Продешевил, Штиллер! Но ничего, ещё научишься мудрости купеческой, – Зюсска усмехнулась загадочно. – И Змея нам ни к чему, без неё ясно.

– Неужто?

– Ага. Сестричкам никогда не перестать заниматься ерундой. Они ведь лучшие из лучших. Зюсска дождалась, пока ключник кивнул, и продолжила:

– Люди глядят на их работу и думают: «Ух ты! Красотища! Лучше не бывает!» А мастерицы знают: можно ещё затейливей, ещё ярче сделать! И распускают. И вяжут заново. И опять. Тут прибавят, там убавят, узор сменят и прочее. Возятся, а добиться, чтоб им самим нравилось – не могут.

– Что же делать? – неслышно произнёс Штиллер, глядя на монотонную работу проклятых.

Зюсска потянулась к нему обеими руками. В левой крючок, в правой – Слоновья Память:

– Уж не знаю, что этим бабенциям поможет, а я между делом подраться не прочь. Отложить клубок – и поохотиться на тварей обжорливых, буролесских. На рыб, всякое понятие о приличиях потерявших. Говорят, жизнь слишком короткая, чтобы стать мастером многих ремёсел. Глупость да скаредность! Народ свою суть тратить не желает. Впрок бережёт. А зачем её хранить? В гроб положить, некромантам на забаву? Тебя возьми: ключник-наёмник. Не будешь ведь двести лет без толку перед закрытой дверью стоять, чтоб её открыть похитрее. Войдёшь, как получится, если тебя внутри дело ждёт.

– Но как же? Создавать несовершенные вещи?.. – растерянно возразила одна из сестёр. Три рукодельницы давно прислушивались к разговору. Ключник заметил, а Зюсска – нет. Впрочем, та ничуть не смутилась: