Глашатай

Глава третья. Решение

1993 год, Чечня, село в Шатойском районе

Ахмад не перебивал и не переспрашивал. Гость говорил неторопливо, сдержанно, но временами в голосе его звучала настороженность и горечь. Все, что слышал сейчас Ахмад, не было новостью. О том, что происходило в Грозном, он знал очень хорошо. Не было дня, чтобы мужчины села не собирались у магазина – у каждого внизу, на равнине, были родственники, знакомые, друзья, а значит – не было недостатка в рассказах, правдивых и не слишком.

Ахмад приходил сюда каждый день – но в разговоры не вступал, молча слушал; даже когда его уважительно спрашивали, мол, а ты что думаешь, ни слова не говоря покачивал головой и возвращался домой.

Молчал он и сейчас. Асет принесла чай, беспокойно глянула на мужа, ушла. Сыновьям Ахмад разрешил только поприветствовать гостя – и тут же отправил обоих по делам. Не для их ушей все это. И так – слишком много разговаривают. А теперь, когда из Грозного приехала дочь, еще и бабы стали чересчур говорливы. Парламент, Ичкерия, конституция – не нужно это женщинам, мужские это дела.

Гость поставил чашку на стол, произнес после паузы:

– Я жду ответа, Ахмад.

Ахмад тяжело встал, подошел к двери, позвал жену.

– У нас разговор важный. Проследи, чтобы не мешали. Никто, понимаешь?

Асет кивнула головой: да, поняла. Никто не войдет.

…Во дворе играл мальчик. Привязал к веревке какую-то штуку, вроде мешочка, набитого камнями. Волочил веревку по земле, представлял, как ловит рыбу. Увидев Асет, улыбнулся, потом замер – и снова принялся играть.

– Море волнуется раз. Море волнуется два. Брррр… Ла-ла-ла…

Джамал пел – слова для игры подхватил у Хеды; это она рассказала, как играют в Грозном ребята. Компания была ему не нужна – хватало веревки и песни.

– Море волнуется раз… Брр… Море волнуется два – ла-ла-ла…

Теперь он раскручивал веревку вокруг себя, переступая с ноги на ногу и потихоньку поворачиваясь, описывая круг.

– Осторожней, – попросила Асет, – и сам упадешь, и уронишь что-нибудь еще, отец заругает…

Ни разу за одиннадцать лет Асет не пожалела, что муж решил усыновить найденыша. Но в глубине сердца понимала: чужой. Для всех – неродного отца, неродных братьев, соседей и друзей. За прошедшие годы внешность мальчика поменялась: волосы и глаза потемнели, кто-то даже однажды назвал его «ингушонок»: вроде как нашлось в чертах что-то ингушское. Джамал был добрым – да, все говорили об этом. Он любил детей, животных, женщин; к мужчинам относился как будто с опаской, хотя – Аллах свидетель – его никто и никогда не обижал. Не сказать, чтобы чурался сверстников – но гораздо чаще проводил время с младшими; местные мальчишки дразнили его нянькой, однако он не обижался и никогда – никогда! – не лез драться. Он по-прежнему не выносил даже вида оружия – отвечал необъяснимыми припадками. Вызывали врача, возили в райцентр, делали какие-то осмотры и анализы, но результат был один и тот же: ребенок здоров. С ним все в порядке, если не считать «истерической реакции» – эти слова из медицинской карточки приемыша Асет запомнила наизусть. Говорил Джамал редко и неохотно – многие (в их числе, конечно, невестки) считали его умственно отсталым. Почти каждое утро подросток уходил из дома – смотреть, как встает солнце. Часто останавливался – и как будто замирал, вслушиваясь в то, что кроме него никто не слышал.

…Ахмад плотно закрыл дверь, вернулся на место. И только теперь спросил гостя:

– Какого ты ответа ждешь? Что именно вы хотите от меня?

Приезжий глаз не отвел, твердо сказал:

– Скажи, пойдешь ты с нами? Нам нужен такой человек, как ты. Уважаемый. Имеющий опыт. Хороший стрелок.

Ахмад усмехнулся:

– Стар я для этого… Забыл ты, видно, сколько мне лет. Снайпер из меня теперь неважный.

Гость раздраженно дернул головой:

– Не делай вид, что не понимаешь, Ахмад, прошу. Мы давно знаем друг друга.

Ахмад задумчиво тронул подбородок.

– А ты уверен, что это поможет?

Гость заговорил громче:

– Да, Ахмад, поможет. Это безумный человек. Это шайтан. Ему нужна власть – много власти. Кровь нужна. Его надо остановить.

… – Море волнуется два… Ла-ла-ла… Море волнуется раз…

Песня становилась громче и быстрее. В такт двигался мальчик – крутился вокруг себя, очерчивая мешочком на веревке окружность – море, подзывая в сети рыб и рыбок. Асет выглянула из окна.

… – Одним выстрелом ты остановишь человека, – заметил Ахмад. – Но – вряд ли остановишь время. Вы не боитесь, что станет только хуже? Что на его место придет другой – дважды шайтан?

Гость нахмурился:

– Ты знаешь, Ахмад, я не люблю лишних слов и рассуждений. Я знаю одно: он проклят. И если оставить все, как есть, это проклятие ляжет несмываемым пятном на весь народ. Уже сейчас трупы находят прямо на улицах – когда такое было? Молодые шакалы, которых из школ повыгоняли, щеголяют ворованным оружием, стреляют на улицах. А он говорит про свободу и веру! И люди – люди слушают его, Ахмад! Многие боятся. Некоторые считают, что в чем-то он прав – а ты знаешь сам, как быстро слабый человек соглашается на большое, начав с малого. Есть и те, кто не забыл депортацию. Правда, таких немного…

Гость закашлялся. Был он немногим моложе хозяина – и долгий тяжелый разговор давался непросто.

Ахмад долил чай в чашку. Ответил:

– Я тоже не забыл.

…Веревка кружилась все быстрее. Джамал пел – еще громче. Асет позвала – он не услышал.

…В комнате несколько минут слышен был только мерный ход часов. Наконец гость спросил:

– Что мне сказать людям?

Ахмад отодвинул пустую чашку. Сказал:

– Скажи – нужны будут деньги. Хорошие стволы. Через неделю приеду. Поговорим, как следует.

Гость кивнул:

– Да, Ахмад. За это можешь не беспокоиться.

…Теперь его голос звенел, врывался в обычную дневную речь аула, ширился, разлетался далеко. Во двор стали заглядывать люди – смотрели и уходили, посмеиваясь, а то и качая головой: громко пел Джамал. И кружился – уже так быстро, что веревка визгливо вспарывала воздух, мешочек с камнями летел за ней, а в самом центре крутился вокруг себя мальчик, выкрикивая непонятные слова. Асет попыталась подойти к нему – куда там! В ужасе ждала она Ахмада – муж не выносил сцен. Но – что же делать? Как остановить эту пляску, все сильнее отдающую безумием? Женщина смотрела на мальчика, снова и снова звала его. И тут услышала сверху – строгий и, кажется, раздраженный голос мужа:

– Что там такое у вас? Телевизор что ли на улицу вынесли?

Асет, не помня себя, бросилась к Джамалу. Она не поняла, что произошло – просто вдруг не стало хватать воздуха и она упала. Остановился Джамал.

Веревка туго затянута на морщинистой шее. На сбившемся платке – пыль. Неказистое старое тело – на земле.

На одну руку Асет попыталась опереться, чтобы встать. Второй пробовала освободиться от веревки на шее. Джамал бросился к ней:

– Бабуля, бабулечка моя!