– Дашка, ты? Где тебя черти носят? – худощавая женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти открыла скрипучую дверь и впустила внучку вовнутрь. – Опять на Волге купалась до посинения? Смотри, весь нос облез! Вот что я матери скажу, когда приедет за тобой?
Девочка тем временем быстро забежала на деревянное крыльцо и нетерпеливо опустила свои ноги в эмалированный зеленый таз с холодной водой. Она закрыла глаза от удовольствия: обожженные ступни перестали «гореть». Приятная прохлада разлилась по всему телу.
– Есть будешь? – все так же ворчливо спросила бабушка, наблюдая за непоседой.
Девочка открыла глаза:
– А что?
– Что? Рыба жареная, что же еще летом на Волге едят? – покачала головой женщина.
– Надоела ваша рыба, – скривившись, процедила тихо Дашка, – я лучше чай попью…
– От чая вон, гляди, кожа да кости, – и бабушка критично осмотрела внучку, которая все еще стояла в мятом ситцевом сарафанчике, опустив ноги в таз.
Выгоревшие за лето волосы, высохшие на ветру светлыми прядями торчали в разные стороны, на коленках – ссадины, нос – шелушится, под ногтями – грязь.
Пожилая женщина покачала головой:
– Вот мать приедет из командировки – тебя не узнает!
– Узнает! – засмеялась девочка.
В летней кухне стоял большой пузатый самовар. Дашка озорно показала язык своему искаженному отражению на его зеркальной поверхности. Бабушка налила чай, бросила в чашку несколько ягод и придвинула пиалу с осетровой икрой.
– Сделай хоть бутерброд!
– Эх, колбасы бы, – вздохнула девочка, лениво размазывая по куску батона зернистую икру.
– Колбасу будешь есть в городе! – сердито проговорила пожилая женщина. Потом погладила внучку по голове и с усмешкой добавила:
– Хочешь конфету?
– Шоколадную?
– Шоколадную, – доставая вазочку из буфета, улыбнулась она.
После обеда Дашка спросила, хитро прищурившись:
– Бабушка, можно я поваляюсь на кровати за печкой?
– Иди уж, горе мое, ложись за печкой, – она махнула рукой и стала собирать со стола чашки и тарелки.
– Егоза, ты только ноги хорошо помой сначала, – выглянув из дверного проема, крикнула она вдогонку внучке.
В горнице, за закрытыми ставнями, было удивительно тихо и прохладно. За печкой-голландкой стояла панцирная кровать, на которой лежало любимое Дашкино лоскутное одеяло. Оно действовало на нее умиротворенно: стоило ей начать рассматривать квадратики этого рукоделия, как глаза сами закрывались, и Дашкино сознание улетало в прекрасную страну грез.
Мысленно она переносилась домой, в городскую квартиру в Бунинском переулке. Там все родное и любимое: детские книги и альбомы с акварельными красками, игрушки и куклы… Во дворе – волейбольная площадка, а рядом – построенная недавно деревянная горка. Правда, съезжая по ней частенько получаешь занозу в мягкое место, но все равно там весело. Даша за лето уже соскучилась по своему двору и школьным друзьям. Она улыбнулась, представив, как будет радостно встретиться с ребятами после каникул. Девочка повернулась к стенке и, протяжно зевнув, погрузилась в безмятежный детский сон…
Пробудилась Даша от еле слышного шепота за стенкой. Она сразу узнала родной голос и задорно крикнула:
– Мама!
– Проснулась, моя доченька? – спросила ласково мать, заходя в крохотную комнату за печкой и протягивая к девочке руки.
Даша тут же вскочила на кровати и, обхватив маму за шею, сильно прижалась к ней:
– Я так соскучилась по тебе, – проговорила она в самое ухо родительнице.
Мама поцеловала девочку в щеку и улыбнулась.
– Я тоже соскучилась, роднулька! Целую неделю была в командировке в Москве, а на обратном пути заехала за тобой, – мама заботливо поправила прядку волос у дочки.
– А когда мы поедем домой?
– Вот выходные проведем у бабушки, а потом поедем в город, – она посмотрела на еще заспанную дочь и озорно добавила, – я тоже хочу искупаться в речке!
Даша довольно кивнула и подумала, что с мамой она могла бы здесь жить еще целый месяц!
На следующий день они отправились на Волгу. Мама ловко скинула с себя сатиновый халатик и шлепки. Потом, разбежавшись, нырнула в воду, вытянув руки, как стрелы над головой. Сидящие неподалеку деревенские мальчишки присвистнули и посмотрели на Дашку, которая гордо глядела вслед уплывающей маме.
– Здорово твоя сестра плавает! – кивнул один из ребят.
– Не сестра, – девочка замотала головой, – мама!
Мальчишки опять присвистнули и завистливо бросили взгляд на «городскую».
После купания на речке мама завела Дашку в сельмаг и купила халву и золотистые бублики. Продавщица положила продукты на прилавок, потом улыбнулась и, достав газету, сделала из нее большой кулек.
– Кладите, девчата, свои покупки сюда, – она подала им куль, – смотрю, вы без сумки.
Держась за руки, как подружки, они отправились к дому бабушки, но не успели открыть дверь во двор, как она сама перед ними распахнулась. В проеме ворот стояла соседка:
– Нюся, твои девчата пришли, – крикнула она бабушке и, кивнув маме, добавила, – а я тут новости нехорошие слышала, Зинаида!
– Что за новости? – улыбка мгновенно исчезла с маминого лица.
– По радио передали, что в городе – холера!
– Да что вы говорите такое? – молодая женщина вошла в калитку и, обращаясь к бабушке, спросила. – Мама, что за чушь? Я только неделю назад дома была – и никакой холеры не было!
Бабушка только руки развела.
– Что же я придумала такое, что ли? По радио сказали, что зафиксировано несколько случаев заболевания холерой, – уверенно произнесла соседка, по слогам проговорив замысловатое слово «зафиксировано».
«Не зря ее прозвали в деревне „Говорит Москва“, – подумала Дашка, глянув на разговорчивую тетку, – вечно все знает!»
На следующий день мама стала собирать Дашкины вещи. Бабушка сидела на сундуке и невесело наблюдала за сборами, поджав подбородок. Потом подошла к своей дочери и всхлипнула.