Чистой нотой звучат,
Хоть порвать струну и сломать бамбук
Кажется очень легко.
Льется голос под звуки струн –
Это гейша поет.
Впрочем, оставим это.
Тем временем наша О-Тё выходит из закусочной, потрясенная открытием: оказывается, Ёнэхати и Тандзиро связаны близкими отношениями, Ёнэхати поддерживает мужчину деньгами и считает своей собственностью. Пусть Ёнэхати и не сказала об этом напрямик, вела она себя именно так. Да и Тандзиро, видимо, не намерен разлучаться с Ёнэхати…
Удрученная этими мыслями, О-Тё идет медленно-медленно. Шагающий рядом Тандзиро окидывает взглядом погруженную в задумчивость девушку: она выглядит еще милее обычного – такая прелестная, свежая, как бутон цветка.
Путь их лежит мимо обширных владений какого-то самурая, здесь редко встретишь прохожего.
Тандзиро. О-Тё, отчего ты идешь такая печальная, того и гляди заплачешь? Ну не грусти, пожалуйста!
О-Тё оборачивается к нему и, глядя в лицо, вдруг берет его левую руку и порывисто прижимает к себе.
О-Тё. Братец!
Тандзиро. Да?
О-Тё. Ведь вы нехорошо поступили!
Тандзиро. О чем ты?
О-Тё. О чем? Ведь я же спрашивала у вас про Ёнэхати, и вы делали вид, что ничего особенного нет. А потом вдруг оказалось, что вы – муж и жена.
Тандзиро. Да нет, это не так. Просто когда я всего лишился, вынужден был прятаться, да еще заболел, она пришла навестить меня и была очень внимательна. Ну вот… Так получилось…
О-Тё. Получилось, что вы поженились?
Тандзиро. Что значит «поженились»?
О-Тё. Ну, ведь вы поклялись друг другу быть вместе. Разве не так?
Тандзиро. Но мы не муж и жена!
О-Тё. А кто будет вашей женой?
Тандзиро. Женой? Одна девушка. Она в десять раз красивее и милее Ёнэхати.
О-Тё. Кто это?
Тандзиро. Да вот же она!
Он крепко обнимает О-Тё, и они так и идут, не размыкая объятия. Это очень нравится О-Тё, она прижимает к себе его руку и слегка ее пощипывает. У нее немножко покраснели веки, по лицу скользит улыбка – она блаженствует. К счастью, прохожих уже нет, и можно разговаривать обо всем на свете. Но неожиданно из бокового переулка доносится: «Лудить, паять! Кастрюли, котлы!»
В испуге друг от друга отшатнулись
И дальше врозь пошли,
как будто разделил их
Ручей Разлуки, что течет неподалеку.
А над ручьем – мост Исибаси,
мост из камня,
Крепчайшего, как клятвы
двух влюбленных.
С моста посмотришь вниз –
уже растаял
Под теплыми весенними лучами
Лед недоверия, и ждет их впереди
Свиданье жаркое –
то будет в Наканого.
А нынче путь лежит им в Коумэ,
В тот домик среди сливовых деревьев,
Что дал прибежище и кров надежный.
Дорога вьется вдоль кустов колючих,
Живой оградой окруживших
чей-то дом.
Вдруг кто-нибудь заглянет на дорогу,
Как журавель колодезный на дно?
Рука в руке идти нельзя, но в грезах…
Они стыдятся сами этих грез,
И соловей, поющий на застрехе,
Как будто насмехается над ними.
Как писал Хакэй,
Стоит лишь соловью опоздать,
Сливы цветущая ветвь
В кнут обратится.
Глава восьмая
Пляшет, резвится форель молодая –
Рада попасть на крючок
Хоть ивам, ветви к воде склонившим.
Тобэй(разглядывает веер, на котором написаны эти стихи). Чья же это работа?.. А ведь не только форель, но и некоторые гейши идут на крючок без наживки…
Он лежит на боку в гостиной на втором этаже уже известного нам дома в Фукагаве. В комнату входит Ёнэхати. Она выглядит оживленной.
Кажется, ты сегодня в настроении?
Ёнэхати. Да уж… «Но если б не вино, то жизнь моя…»
Она с нажимом произносит реплику из известной пьесы. В тоне ее сквозит пренебрежение, манеры развязны – она не опускается, а падает на колени рядом с Тобэем. Тобэй тоже, под действием сакэ, разговаривает громче обычного.
Тобэй. Слушай, Ёнэхати, сегодня тебе следовало бы приберечь яд своих укусов. А раз решила жалить – я отвечу тем же. Я долго был терпелив с тобой, позволял себя дурачить и прощал насмешки, раз уж они тебя забавляли. Но теперь мне все это наскучило. Ведь ты же бросаешься на гостя оттого, что уже не можешь придумать, под каким бы предлогом ему отказать. Но Тобэй, над которым ты издеваешься, не станет цепляться за одну лодку, когда на реке Фукагава всегда можно пересесть в другую. Разве мало женщин?.. А тебе – тебе пошло бы торговать амулетами против такой напасти, как гордыня. Неблагодарная! Знать тебя не хочу!
Ёнэхати. Ах, как я испугалась!