Сливовый календарь любви

Она плачет, уткнувшись в его плечо. Он берет Ёнэхати за руку и притягивает к себе.

Молодой человек. Прости меня, пожалуйста.

Ёнэхати. Разве вы виноваты?

Молодой человек. Даже на тебя я нагнал тоску!

Ёнэхати. Так вот как вы теперь обо мне думаете…

Молодой человек. Милая!

Он обнимает ее. Прильнув к его коленям, она по-детски заглядывает ему в лицо.

Ёнэхати. Как мне хорошо сейчас! Прошу тебя…

Молодой человек. Что?

Ёнэхати. Хочу, чтобы всегда было так, как теперь…

Мужчина пристально смотрит на нее. Он вдруг замечает, как она хороша. Взор его затуманивается.

Молодой человек. Я не могу больше… (Он приникает к ней.)

Ёнэхати. Мне так щекотно…

Молодой человек. Прости…

Он опускает ее на пол рядом с собой, и в это самое время издали доносится звон… Это утренний колокол храма богини Каннон.

Глава вторая

«Далеки и все же близки
Женщина и мужчина»[14 - «Далеки, и все же близки…» – Строки из произведения X века «Записки у изголовья» («Макура-но соси»), отрывок 167. То, что близко, хотя и далеко: Обитель райского блаженства. След от корабля. Отношения между мужчиной и женщиной. (Пер. В. Марковой)] –
Да, справедливы слова дамы Сэй,
Как тонок кисти намек!
Итак, Ёнэхати и Тандзиро
Друг другу в любви клялись,
Хоть домом им были кулисы театра,
Где страсть на сцене дают.
Клятвы этой не преступив,
Верность они сберегли.
И вот на окраине, «На меже»,
Снова в пучину любви!
На рваных циновках,
На ложе болезни –
Связь такая прочна ль?
Но не жалеет она ни о чем,
В яшмовый паланкин
Сесть не спешит,
Ведь ее любовь
Обету былому верна.
Те, что живут в селенье цветов,
Где быстротечность – закон,
Знают цену своим словам,
В этом их гордость и честь.

На лице хозяина комнаты, Тандзиро, гримаса боли.

Тандзиро. Ёнэхати, налей-ка мне в чайную чашку вон то лекарство… Сердце колотится…

В это время Ёнэхати расчесывает ему волосы своей гребенкой.

Ёнэхати. Что с вами? (Перепуганная, подает лекарство.)

Тандзиро. Да так… (Улыбается.)

Ёнэхати. Ох, не тем мы занялись! (Лукаво смеется.)

Тандзиро. Да ладно, ничего. А как там О-Тё поживает?

Ёнэхати. О-Тё? Да, эта девочка тоже измучилась – что правда, то правда. К тому же хозяин, Кихэй, как-то подозрительно к ней внимателен, неспроста это. Я, конечно, стараюсь быть с ней рядом и опекать, но, как ни говори, она догадывается… Ну что между вами и мной… По правде сказать, мне с ней нелегко.

Тандзиро. Мы ведь с ней вместе росли… Такая милая… (Лицо его омрачается.)

Ёнэхати. Вот-вот. Кто с детства знаком, тот всегда милее. (Тон ее становится холодным.)

Тандзиро. Да нет, я не говорю, что она мне как-то особенно дорога. Я только говорю, что жаль ее.

Ёнэхати. Понятное дело. И я про то же. (Даже когда от ревности глаза ее сощурены, она выглядит миловидной.)

Тандзиро. Ты сумасшедшая. Сразу начинаешь злиться и уже не слышишь, что тебе говорят.

Ёнэхати. Конечно, я сошла с ума. Только сумасшедшая может явиться к человеку, у которого есть невеста, ваша О-Тё, и сидеть возле него, потому что ему плохо.

Тандзиро. Теперь ты все сказала. Как хочешь. Ты сама себе хозяйка. (Отворачивается.)

Ёнэхати. Ой, вы сердитесь?

Тандзиро. Не важно, сержусь я или нет, оставим это.

Ёнэхати. Да, но ведь это все потому, что вы назвали О-Тё своей милой… Я невольно ответила…

Тандзиро. Я сказал, что жалею ее, а не то, что она моя милая.

Ёнэхати. А это не одно и то же? Славная, милая, хорошенькая, бедненькая… Ну, простите мне, если я не права.

Тандзиро. Ладно, не надо.

Когда он это говорит, глаза ее увлажняются от слез, ведь она с самого начала опасалась, как бы не оттолкнуть мужчину. А вдруг он решит порвать с ней?