Из растворенных окон аромат.
Там выставлены в кадках деревца,
И календарь не нужен,
Чтоб знать, что на дворе уже весна.
Прохладный ветерок благоуханьем
Наполнил пестротканые наряды:
В подаренных гостями платьях
Все гейши щеголяют. Облачились
В одежды летние сегодня первый раз.
Такой уж день – конец зиме,
и гости в сборе![18 - Такой уж день – конец зиме, и гости в сборе! – Во второй день первого лунного месяца, в начале весны, обитательницы Ёсивары надевали новые летние наряды, о которых следовало позаботиться их постоянным гостям. Этот день назывался кисохадзимэ (???), «первое облачение». Это был также один из дней «момби» (см. Словарь).]
Хоть ночь былая выдалась не тихой,
Уже в час Мыши в доме поднялись,
Разбужены рассветными лучами,
Что ярче, чем помада «краски утра».
Заманчивое зрелище, должно быть,
В селенье страсти утром заглянуть!
Ойран Коноито в своей гостиной
Тайком о чем-то шепчется,
И с кем же? С уже знакомой нам девицей Ёнэхати!
Ёнэхати. Ах, ойран, я до самой смерти не забуду вашей доброты… (Плачет.)
Коноито. Ну ладно, ладно, девочка! Вдруг кто-нибудь войдет и увидит твои слезы… Пока все еще в бане, припудри скорее лицо и спускайся вниз. Волноваться не о чем, лишь бы сохранить наш план в тайне.
Ёнэхати. Всей душой, всем сердцем благодарю вас! Но если из-за такого ничтожества, как я, люди начнут судачить про господина Тобэя, как же стыдно мне будет!
Коноито. Да нет, я потому и выбрала Тобэя, потому и попросила именно его, что такой уж у него характер: его не тревожит людская молва. А если ты будешь беспокоиться о его репутации, он не сможет тебе помочь. Все будет хорошо, доверься мне! Во всяком случае, нынче вечером я опять пошлю ему записку и приглашу сюда.
В коридоре слышатся чьи-то легкие шаги.
Ёнэхати. Судя по походке, это О-Тё…
Коноито. Да. Иди скорее вниз, чтобы с таким лицом тебя никто не видел…
Как раз в этот момент сёдзи внезапно раздвигаются. Это хозяйская дочь О-Тё.
О-Тё. Ойран, вы у себя? (Она входит в смежную с гостиной прихожую.)
Коноито. Да, я в гостиной. Госпожа О-Тё?
О-Тё. Да, это я. (Продолжает стоять на месте.)
Коноито. Может быть, пройдете в комнату?
Произнося эти слова, она придает своему лицу какое-то новое выражение и поворачивается к Ёнэхати, которая все еще здесь.
Что же, госпожа Ёнэхати, раз так, то, к сожалению, я вынуждена принять меры!
Она говорит это жестко, с рассерженным видом, и Ёнэхати, сердцем угадав, в чем дело, отвечает ей в тон.
Ёнэхати. Да, я думаю, у вас есть повод для беспокойства!
Поднимается и выходит в коридор, а в гостиную проскальзывает О-Тё.
Коноито. Эта девица никогда не смолчит! (Делает вид, что раздосадована.)
О-Тё. Ойран, что случилось?
Коноито. Да пустяки.
О-Тё. Уж если даже ойран рассержена, верно, произошло что-то из ряда вон выходящее…
Коноито. Вообще-то, я стараюсь ни в коем случае не вступать с людьми в пререкания и, будь то гейша или девочка-служанка, со всеми держусь ровно. Но уж это, кажется, чересчур!
О-Тё. Да что же произошло?
Коноито. Она просто дуру из меня делает!
О-Тё еще совсем юна, но она с детства росла в этих стенах и теперь сразу сообразила, что к чему.
О-Тё. Но ведь про Ёнэхати все говорят, что она недотрога и к мужчинам равнодушна?
Коноито. Как знать… Но только я ведь это так не оставлю: или ее здесь не будет, или я уйду. Одно из двух! И если Кихэй не соизволит меня выслушать, я усядусь в его покоях и буду там сидеть, пока не добьюсь своего.
Все это она произносит весьма сердито. На самом же деле, по договоренности с Ёнэхати, она разыгрывает ревность, заставляя всех поверить, что у Ёнэхати любовная связь с ее постоянным гостем Тобэем. Она делает это нарочно, чтобы у Ёнэхати был предлог покинуть заведение.
Что же касается Тандзиро, пребывающего ныне в некоем местечке Наканого, то он должен был унаследовать заведение «Каракотоя», однако после смерти владельцев (его приемных родителей) он остался в долгах, был близок к разорению, а потому вновь решился пойти в приемные сыновья, уже в другой дом. Однако богатого наследства он там не получил, а управляющий домом «Каракотоя», по имени Кихэй, сговорился с кредиторами и, напротив, упрочил свое собственное влияние в доме. Тандзиро был вынужден скрываться, оказался в стесненных обстоятельствах. Когда об этом узнала ойран Коноито, в сердце ее родилось желание помочь прежнему хозяину и его возлюбленной, гейше Ёнэхати. Расчеты Коноито, движимой чувством долга и сострадания, оказались хитроумными и точными. О-Тё этих планов не разгадала, но она давно уже чувствовала: что-то есть между ее нареченным Тандзиро и гейшей Ёнэхати. Теперь, под действием ревности, она дала волю злорадству и неприязни по отношению к Ёнэхати.
О-Тё. Вот, оказывается, в чем дело! Кто бы мог подумать!.. А я-то занялась разговорами и забыла дать вам лекарство! Ойран, можно в эту чашку налить? (Наливает лекарство и ставит перед Коноито.) Ах, ойран, вот вы сейчас сказали, что собираетесь пойти к Кихэю и что будете сидеть у него, пока не добьетесь своего. Но мне так будет тяжело, если вы от нас уйдете! Пожалуйста, не делайте этого, останьтесь здесь, со мной! Пожалейте меня! Мне страшно, что вы вдруг покинете дом…
Из глаз ее катятся слезы. Если бы родители ее были живы, разве стала бы она упрашивать женщину, которая, по существу, ей служит? А ойран сочувствует О-Тё, понимая, как горько оказаться в юные годы сиротой. У самой Коноито тоже глаза полны слез.
Коноито. Мне и правда жаль тебя. В прежние времена, когда хозяин с хозяйкой были живы, такого и представить нельзя было, чтобы ты, как простая служанка, в фартуке, разносила гейшам снадобья! При виде этого у меня слезы наворачиваются…
Коноито в порыве чувств привлекает О-Тё к себе, обнимает ее и горько плачет. Эти слезы искренни, и они говорят о добром сердце гейши.
Сам автор, когда писал эти строки – а было это в начале месяца хризантем[19 - Месяц хризантем – по солнечному календарю соответствует сентябрю.], седьмого дня, уже за полночь, – услышал первую в этом году перекличку диких гусей на перелете. Он сложил такие строки:
О, ты нежна была…
К твоему изголовью
И нынче помыслы мои летят.
Пусть вестовым мне дикий гусь послужит,
Ведь стая первая сегодня поднялась.
Но оставим это…
А О-Тё тем временем от ласковых слов Коноито расплакалась в голос. Она вся сотрясается от рыданий. Наконец, подняв лицо, она произносит следующее.
О-Тё. Ах, ойран, когда вы так со мной разговариваете, мне кажется, что матушка опять со мной. Мне ведь так одиноко!