Мифологическое драконоведение

Горы нужны ему также, чтобы начать летать, спрыгнув с уступа или со скалы. Ему нужно тренировать мышцы, научиться управлять растущими крыльями, развивать летные камеры. И когда камеры дракона достаточно выросли, каждая способна взять на себя долю общего веса тела, тогда дракон сможет взлететь и с равнины.

Этот период занимает около тридцати лет. Каждую зиму дракон впадает в спячку. А каждое лето в нем мучительно быстро разрастается новая летная камера.

Нелетающий и неогнедышащий дракон еще очень уязвим. Спасает дракона гипнотизирующий взгляд, он использует его не только при охоте, но и для того, чтобы сосредоточить все внимание, а значит, и атаки своих врагов на этой единственной неуязвимой части. Фактически он куда более уязвим для острых клинков, чем для другого твердого, но тупого оружия: его шкура спружинит под ударом дубины или брошенного камня, но может оказаться пробитой клыком или когтем.

Так, подыскав себе логово, то есть найдя узкую длинную расщелину в основании скалы и поглотив тело ее предыдущего, подобного ему обитателя, совсем недавно отползшего туда и погибшего после неудачной попытки загипнотизировать злобного саблезуба, – наш дракон переживает свою долгую мучительную юность. Все время, сколько удается, он проводит в своей пещере, лишь иногда выползая наружу поохотиться. Одной дикой свиньи ему хватает на целый месяц. В таких вылазках он – ползающий червь, медленный и безобразный. Чтобы поймать добычу, он залегает в засаде, дожидаясь подходящего животного, оказавшегося в пределах его видения и воздействия. Воду он пьет из безопасного водоема.

Безветренными вечерами его, исполненного неопределенной тоски и смутных желаний, влечет наружу даже тогда, когда он не хочет есть. Он встает на задние лапы и с шумом машет отросшими крыльями. Он подпрыгивает и ненадолго взлетает.

Прыжки продолжаются и становятся все выше. Инстинкт управляет давлением на мембраны летных камер, открывая и закрывая соединительные клапаны и стабилизируя положение в воздухе. Дракон учится пользоваться крыльями. А затем в один из теплых вечеров благодаря очередному прыжку он попадает в угасающие уже потоки одинокого термаля и возносится ввысь, расправив свои огромные крылья. Там ощутимо дает себя знать изрядный объем летных камер – дракона кренит, болтает, раскачивает в нисходящих потоках и бросает вниз, на камни. Страх вынуждает его мощно работать крыльями. Быстрый спуск прекращается, а затем начинается плавный подъем, все выше и выше… Он наконец летит!

Однако дракон ощущает, что камеры его переполнены газом. И вновь срабатывает инстинкт. Открываются клапаны, и струя газа устремляется в глотку, извергаясь меж челюстей наружу. В шести дюймах от разинутой пасти она взвывает, и длинный язык пламени вспарывает окружающий сумрак. И вот далеко за пределами утеса и скалы этот сигнал видит старый дракон, блуждающий вместе с ночным ветром, и отвечает собственным ревущим всплеском пламени – не приветствием, а вызовом и признанием того, что взлетел новый дракон, конкурент, который скоро явится сразиться за территорию спаривания.

Впервые после того как он оставил водоем, где когда-то встал на ноги, наш дракон вновь защищен и свободен. Он – часть окружающего мира. И он начинает изучать пути ветров и термалей, проходящих над равниной и помогающих ему в охоте на животных из тучных стад, пасущихся там. Он может даже, если пожелает, исследовать горную цепь для поиска более комфортного и безопасного логова. Хотя и на нынешнее жаловаться ему грех, ведь благодаря ему он – один из всего выводка – до сих пор жив.

Первые полеты состоялись на исходе лета, после того как выросла последняя, наиболее важная камера. Всю осень он охотится и ест, а когда на равнине воцаряется зима и стада отходят на юг – залегает в логово. Весною он выйдет, чтобы вновь охотиться, становясь с каждым днем все более сильным и уверенным – с каждым, разумеется, тихим днем. Ведь даже самый старый и опытный дракон не рискнет покинуть пещеру в дни штормов и ураганов, потому что огромные, но хрупкие крылья могут сыграть плохую службу, когда налетает что-нибудь более серьезное, чем ласковый ветерок. Там, где ветра устойчивы и предсказуемы, драконы учатся летать с их помощью, но в штормовых вихрях наших героев кружит, как сорванную листву.

В течение всего этого сезона дракон ощущает новый позыв, влекущий его к центру. С каждой ночью сигналы усиливаются: вызовы вспышками пламени и ответы на них видны за сотни миль вдоль большого откоса.

Сначала они беспорядочны, но вскоре возникает центр. Драконы собираются вместе, кружась в огненном танце. К этому же месту устремляется и наш дракон. Будучи самым молодым, он прибывает сюда последним.

Там, где предгорья переходят в собственно горы, он обнаруживает около двух десятков подобных ему, кружащих над темным каровым озером (кар – горный цирк). Все, что ниже, – это голые бесплодные скалы, отравленные останками многих поколений драконов. Драконы кружат, образуя спираль, круги которой, становясь все уже и уже, приближаются к точке, находящейся как раз над центром карового озера. Эта вершина спирали – место старого гигантского дракона, «владеющего» каровым озером. Дракон же, находящийся чуть ниже, испытывает его, в то время как те, кто находятся еще ниже, завоевывают свое место в спирали в долгой серии индивидуальных поединков, пока не удостоятся права стать следующим претендентом. Наш дракон покачивается в танец во внешнем круге. Всю ночь он кружит там, выдыхая очень небольшие порции пламени и рискнув пока вступить лишь в две незаконченные стычки с другими молодыми драконами. Но на вершине спирали идет реальное сражение. Там старый гигант и его конкурент, уже не раз опаленные горючими струями из глотки противника, сошлись близко, фыркая своими пятидесятиярдовыми языками пламени и маневрируя, чтобы взять верх. «Верх» – практически в буквальном смысле, потому что с каждым всплеском пламени бойцы теряют подъемную силу, и соревнование должно выявить, кто из них сможет воспарить над другим, все еще продолжая выдыхать пламя; кто окажется выше, изрыгая при этом огонь на выдохшегося соперника и вынуждая того снизиться. Именно одержавший верх как раз и станет лучшим среди танцующих в полете. Тем самым он докажет, что его гены наиболее достойны быть переданными следующему поколению драконов. На сей раз побеждает старый гигант, а его претендент соскальзывает на уровень ниже – но он еще может вернуться…

Тремя ночами позже старый гигант побежден. В последнем усилии, чтобы еще раз проявить свою силу, он изрыгает газа больше, чем может себе позволить, теряет подъемную силу и начинает планировать вниз, но по пути оказывается очень близко от нашего дракона. Инстинкт соперничества, призыв карового озера порой оказываются сильнее даже инстинкта выживания. Еще один могучий выброс пламени, и, поскольку наш дракон выдыхает ему слабый ответ, ставшее более стремительным планирование старого гиганта становится гибельным: его швыряет вниз на скалы. Мембраны его камер уже расширены до предела, поэтому внезапный скачок давления – это уже чересчур. Его буквально разносит на куски, в то время как танец в выси продолжается.

Эти огненные танцы длятся всего две недели или до тех пор, пока все драконы не рассеются, оставив одного сильнейшего, чтобы владычествовать на каровом озере. Время для нашего дракона течет однообразно, за исключением того, что каждый год он выращивает еще одну летную камеру, учится летать еще выше, искуснее, и выдыхать все более мощное пламя. Затем зима, и еще один год, и еще один тур танцев-поединков. Так год за годом он растет, ежегодно сражаясь, как умеет, за место повыше в драконьей иерархии, пока наконец не становится претендентом на главное место, кружась уже перед верховным из драконов, все выше и выше. Он выдыхает короткую струю пламени и на мгновение кажется словно бы оступившимся в воздухе, но так как верховный приблизился, он использует импульс этого незначительного падения, чтобы исполнить переворот через голову с одновременным полным разворотом, подходя так близко, что тонкие крылья бьются друг о друга. Маневр застает верховного врасплох, и тут, словно это был отрепетированный танцевальный пируэт, наш дракон внезапно оказывается над противником – его тенью сверху, следующей за каждым его движением, с когтями, готовыми пронзить непрочное тело, парящее ниже, если бывший верховный попытается вновь возвыситься.

Ответ верховного – пламя, но уже не направленное на противника, а просто как демонстрация. Струя пламени в ответ на струю конкурента. Внезапно у старого дракона совсем не оказывается газа, чтобы ответить, и он отплывает в сторону, выходя из танца. Сюда он отныне уже никогда не вернется, улетая далеко на север, где найдет себе новое логово и станет одним из угрюмых и коварных старых драконов, частенько встречающихся на горных перевалах.

Теперь верховным становится наш дракон. Он сохраняет завоеванную позицию, пока танцы не завершатся и другие самцы не разлетятся, оставив его владыкой карового озера. Затем он устраивается на сторожевой вершине, восстанавливая растраченную энергию…

Тем временем по всей равнине просыпаются гормоны у самок, принуждая их выбираться из водоемов и – для начала – просто некоторое время полежать, привыкая к новой для них среде. Затем они движутся на север. Их глаза прикованы к танцу огней, мерцающих вдали над скалами. На каждую вспышку пламени они отзываются странными певучими криками.

Странствие это даже для тех из них, кто обитает близко к горам, занимает несколько дней, а для некоторых – почти месяц, а если две из них встретятся где-нибудь около карового озера, они будут сражаться с нешуточной яростью, чтоб определиться с первенством. Всего их, приходящих к каровому озеру, около восьми десятков. Самой молодой – порядка десяти лет, самой старшей – около тридцати, тогда как нашему дракону к этому времени исполнилось по меньшей мере полвека.