– Писали их портреты? – влезла я.
– Да… прошлым летом Людмила Борисовна увидела мои картины и заказала семейный портрет. Я жил у них почти месяц, пока работал. За это время успел влюбиться в здешние места, а тут, кстати, этот дом сдали на лето… Вот, работаю.
– Портрет закончили?
– Висит в каминном зале…
– Мы пока дальше гостиной не продвинулись, живем в гостевом доме. Но сегодня непременно взгляну.
– Кстати, нам обедать не пора? – спросил Вадим, поставив пустую бутылку на пол. – Искусство – это хорошо, но им сыт не будешь.
– Если не возражаете, мы еще зайдем, – сказала я, подхватив Вадима под руку. – Попробуйте его вовремя не накормить, и он становится невыносим…
– Заходите в любое время, – сказал Плетнев и проводил нас до калитки.
Обедали мы с хозяевами все на той же веранде. Выждав время, я сказала, обращаясь к Ключникову:
– Сегодня во время прогулки обратили внимание на заколоченный дом по дороге к водонапорной башне.
– Понятия не имею, что это за дом, – пожал он плечами. – А чем он вас заинтересовал?
– Очень живописно расположен. Кстати, мы познакомились с художником. Встретили его возле реки.
При этих словах Людмила едва заметно нахмурилась и отвела взгляд.
– Иван Плетнев, – продолжила я. – Я видела его картины на выставке.
– Моя жена тоже видела, к сожалению. Ей взбрело в голову заказать ему семейный портрет, в результате мы целый месяц по три часа в день сидели в очень неудобных позах…
– Портрет получился отличный, – заметила Людмила.
– Меня бы вполне устроила фотография.
– Глупости.
– Вовсе нет, учитывая, сколько пришлось заплатить.
– С каждым годом портрет растет в цене, если уж на то пошло.
– Ты думаешь его продать?
Кажется, назревала семейная ссора, Людмила поспешно сменила тему:
– Зайка звонила. У нее все отлично. Завтра едут в Толедо, она вся в предвкушении…
– А ты когда к ней собираешься?
– Я же сказала, мне надо закончить дела.
– У тебя есть дела?
– Представь себе. Такое впечатление, что тебе не терпится от нас избавиться. Сначала от дочери, теперь вот от меня.
Ключников ничего не ответил. Обед закончили в молчании. После того как мы встали из-за стола, я попросила Людмилу показать мне портрет. Мы прошли в каминный зал, просторную комнату с мраморным камином, в котором при желании могло уместиться все семейство с гостями. Вокруг были расставлены диваны и кресла, а над камином висел тот самый портрет. Глава семейства рядом с дочерью, Людмила в красном платье держит руки на их плечах. Художник ей польстил, сбросив с десяток лет, выделил достоинства и сгладил недостатки так, что теперь выходило: их и вовсе нет. С Настей и Ключниковым решил не церемониться, девочка выглядела утомленной и капризной одновременно, Ключников – больным стариком, должно быть, на контрасте с женой.
– У вас чудесная дочь.
– Да, я ее обожаю… – Странное дело, но моя похвала вызвала у дамочки раздражение, должно быть, мне следовало восхищаться исключительно мадам Ключниковой, что я, собственно, и сделала, мгновенно вернув ее расположение.
Вадим с Павлом Аркадьевичем прогуливались в саду, я вскоре присоединилась к ним. Наш клиент выглядел задумчивым; когда мы уже собрались поблагодарить за обед и удалиться, он вдруг сказал:
– Этот художник… честно говоря, он мне не нравится. Я наводил о нем справки. Скользкий тип… но дело даже не в этом. Когда Настя ему позировала… в общем, когда они оставались вдвоем, я случайно услышал, как он с ней разговаривает… точно она взрослая девушка, а ей в прошлом году было всего тринадцать. Я хотел его выгнать из дома, но жена вмешалась, я, видите ли, все выдумываю: он не сделал и не сказал ничего такого… Возможно. Меня не слова покоробили, а его тон, и… поэтому я был совсем не в восторге, когда он здесь дом снял. Почти уверен, Настя с подружками к нему заходили… и не раз. Ира… у нее ведь была связь с мужчиной, Максимильян Эдмундович меня правильно информировал?
– Да. Патологоанатомы не ошибаются, – кивнул Вадим, это высказывание Ключникова покоробило, но он сдержался.
– Я подумал, что, если…
– …ее любовником был Плетнев?
– Чудовищно, верно? Но ведь такое, к сожалению, бывает.
– Чего только не бывает, – согласился Вадим.
В этот момент я почувствовала движение за нашей спиной. Сделала еще несколько шагов и повернулась, вроде бы разглядывая соцветия гортензии. Возле веранды, сбоку, скрытая зарослями все тех же гортензий, стояла Людмила. Судя по выражению ее лица, слова мужа она слышала. Резко повернулась и пошла в дом. Ключников ничего не заметил и, само собой, не догадывался, что ненароком вызвал гнев супруги. Вполне возможно, в ближайшее время достанется не только ему, но и Плетневу. Допрос с пристрастием как минимум. Мамаша делила любовника с подругой малолетней дочери? Занятные дела здесь творятся.
– Вам удалось что-то узнать? – спросил Ключников, перед тем как проститься.
– Вы получите подробный отчет от Максимильяна Эдмундовича, – заверил Вадим, отчитываться перед клиентами он не любил, с радостью перепоручая это Бергману.
– Что ж… благодарю…
Ключников пожал Вадиму руку, кивнул мне, и мы направились к гостевому дому.
– Как тебе, кстати, версия: Плетнев – растлитель малолетних, – ворчал Вадим, когда мы шли по тропинке. – И девчонку с перепугу утопил.
– Что-то слишком много здесь растлителей, – усмехнулась я.
– Может, у них тут общество педофилов?
– Ага. С батюшкой во главе.
В этот момент я заметила охранника, который встретил нас накануне. Он разматывал шланг, стоя возле ограждения из туй. То ли совмещал охрану с уходом за садом, то ли помогал садовнику от нечего делать.
– Добрый день! – крикнула я, направляясь к нему.
Вадим последовал за мной. Заколоченный дом на отшибе не шел из головы, вот я и решила расспросить охранника. Должно быть, он действительно располагал бездной времени: обстоятельно расспросил, что за дом я имею в виду, и начал издалека:
– Между прочим, это когда-то школа была. Начальная. Мой отец в ней учился. Четыре года здесь, а потом переводили в Прохорово, это километров пять отсюда. Там интернат. Батя в интернате оставаться не хотел, вот и бегал по десять километров в день туда-сюда, в любую погоду, один раз чуть не замерз, в метель попал. А еще до школы дом местному богатею принадлежал. Ситников его фамилия. Торгующий крестьянин, так тогда это называлось. Внизу лавка, второй этаж жилой. Раскулачили и сделали школу. Когда новую школу построили, это уже при мне, в доме библиотеку оставили. А в перестройку не до библиотек было, все позакрывали, у дома крыша протекла, книги в школу стащили, а дом стоял заброшенный, пока не появились наследники того самого Ситникова. Выжил мироед в холодных краях, дети или внуки в город вернулись, но до поры до времени не высовывались. А как можно стало, так и объявились. Очень им хотелось дедов дом назад получить.