Бочка но-шпы и ложка яда

– Не ищи ее, лучше выпей чаю.

– Ах да, вспомнила. Макс умный мальчик, но он в тебя влюблен. Разница в возрасте имеет место быть, но ты молодая женщина, красавица и способна…

– Прекрати, – взмолилась я. – Звучит, как на моих похоронах, я сосредоточие всех достоинств.

– Недостатки тоже есть, – пожала плечами Софья. – Но они не идут ни в какое сравнение… А если кто-то из желтой прессы разнюхает… Один намек – и скандала не избежать. Вся эта свора завопит, что ты свела мужа в могилу, чтобы заполучить сыночка, или что сыночек свел в могилу папашу, чтобы расчистить себе дорожку, что для нас ничуть не лучше. Мальчик восхищается тобой, я бы даже сказала, благоговеет, но если ты поведешь себя с ним не как мачеха, а как женщина…

– Господи, как ты мне надоела, – не выдержала я. – Ты же знаешь, я люблю Макса как сына, которого у меня никогда не было и, похоже, не будет. Меня никогда не интересовали мужчины моложе меня, во мне слишком развит материнский инстинкт, хочется им помочь, оградить от неприятностей, но не более того. И здесь даже неважно, на сколько лет он моложе – на три или на десять.

– Слава богу, значит, стоит опасаться только тех, кому ближе к сорока, чем к тридцати, – дипломатично выразилась Софья. – Но и здесь неплохо бы повременить. Твое последнее увлечение…

– Замолчи немедленно, – по-настоящему разозлилась я. Софья схватила чашку и с постным видом отхлебнула глоток. Я отвела взгляд с намерением насладиться пейзажем.

Вид с веранды открывался великолепный. Дом находился в пригороде, в весьма живописном месте. До ближайшей остановки троллейбуса отсюда всего-то десять минут на машине, а чувство такое, что ты за тысячу километров от цивилизации.

Этот дом мы купили у чиновника высокого ранга, который по милости злодейки-судьбы оказался под следствием. Вокруг шумел сосновый бор, полтора десятка домов совершенно терялись в нем. Участок огромный, на нем тоже росли сосны. Дом стоял на высоком берегу реки, к которой вела мраморная лестница, на реке была устроена купальня.

Разумеется, вся территория была обнесена высоким забором. Попасть на территорию, так сказать несанкционированно, можно лишь по воде, ставить забор в реке показалось глупым даже высокому чиновнику, а меня и вовсе заборы не занимали. Даже от видеокамер я отказалась. Конечно, имелась сигнализация, но ею пользовались, только когда я надолго уезжала, а Роза и Наташа на это время покидали дом. Кроме них, при доме практически постоянно жили двое мужчин: сторож и садовник. Оба преклонного возраста.

На реке, кроме купальни, была пристань, возле которой в настоящий момент замерли две моторки. Костас после покупки дома пытался все здесь перестроить, но я вовремя вмешалась, и нанести настоящий ущерб дому он не успел. Возвел лишь застекленную веранду вдоль всего фасада, несколько изувечив его, но здесь было очень приятно отдохнуть, и я смирилась.

Дом был построен в форме буквы П, повернутой ножками в сторону реки, фасад в неоклассическом стиле (до вмешательства Костаса, разумеется) выходил к дороге, правда, от дороги дом отделяли сосновая роща и лужайка, с двух сторон были разбиты цветники. Возле ворот домик сторожа. От домика к реке шла березовая аллея.

Я любила этот дом и предпочитала жить здесь, хотя не всегда это удавалось, мне часто приходилось колесить по свету. Зато я всегда знала, что меня ждет мой дом.

Пейзаж, легкий ветерок, солнце, которое довольно высоко поднялось над рекой, настроили меня на лирический лад. Я блаженно потянулась и тут вспомнила, что время неумолимо движется к полудню, а я еще в пеньюаре.

– Парикмахер будет в одиннадцать, – точно угадав мои мысли, сказала Софья. Я кивнула.

– Тогда с чаепитием закругляемся.

Я уже собралась встать, когда на веранде появилась Наталья.

– Лариса Сергеевна, – сказала она, – вам письмо. – И протянула мне конверт. Вообще-то почту разбирала Софья, оттого поступок Натальи слегка удивил меня. О распределении обязанностей ей хорошо известно, но тут она добавила: – Просили лично в руки и срочно.

– Кто просил? – нахмурилась Софья, наблюдая за тем, как я вскрываю конверт.

– Подъехал парень на «Жигулях». Курьер, наверное, – пожала плечами Наталья. – Семеныч конверт принял – и ко мне.

– Сколько раз повторять, никакой самодеятельности, – вздохнула Софья. – Вам бомбу в руки сунут, а вы ее с благодарностью принесете в дом.

– Какую бомбу? – испугалась Наталья.

– Софья шутит, все нормально, – кивнула я. Наталья ушла, а я нахмурилась, потому что к тому моменту уже извлекла письмо из конверта и ознакомилась с его содержанием. Письмо было лаконичным. «Готовься к расплате».

– Что там? – насторожилась Софья. Я молча передала ей листок. Она взяла его в руки и тоже нахмурилась. – Вот зараза, подписи нет. Как думаешь, кто это? – Я пожала плечами. – По-твоему, это серьезно? Есть на нас какой грех, или злопыхатели?

– Кто ищет, тот всегда найдет, – философски заметила я. – Но письмо серьезным мне не представляется. Кто-то решил попугать накануне знаменательной даты.

– Кто-то из почитателей Артемьева, которого ты, по их мнению, свела в могилу?

– В могилу Артемьева свело пьянство. Но кому это интересно?

– Не хотела говорить тебе, но в одной из газетенок появилась статья к годовщине смерти знаменитого писателя, и там черным по белому написано, что ты его отравила. А далее намеки на твои связи и прочее… Мол, оттого никто не удосужился провести следствие. То, что супруга кремировали, болтунам лишь на руку.

– Это была воля покойного.

– Да плевать на нее, – отмахнулась Софья. – И в земле бы полежал, невелика разница. – Тут она вдруг замолчала и с сомнением посмотрела на меня. Я пожала плечами. – Зная его надоедливость… чего доброго, начал бы по ночам таскаться.

– О господи…

– Лариса Сергеевна, – услышала я. В дверях стоял Семеныч с очень решительным выражением лица. В руках он держал гроссбух, которым потрясал в воздухе, точно щитом. – Чего это Наталья ругается? Я все по правилам сделал, документ проверил, номер записал. Вот, Софья Андреевна, полюбуйтесь, у меня комар носа не подточит. – Он хлопнул гроссбух на стол перед Софьей и победно взглянул на меня.

– Чего тут? – буркнула подружка.

– «Жигули» номер 404 КИ.

– Служба доставки?

– Так точно. И документ соответствующий у молодого человека имелся. Иначе бы я не принял. Я правила знаю.

– Черта лысого ты знаешь, – услышали мы скрипучий голос, и все трое невольно вздрогнули.

На веранде появилась тетушка Сусанна в цветастом платье, соломенной шляпке и нитяных перчатках. Жизнь изрядно скрючила ее, она опиралась на дубовую палку, и если бы не веселенький наряд, запросто могла бы играть Баб-ягу без грима. Злобное выражение физиономии сходству только способствовало.

Сусанна ткнула своей клюкой в сторону Семеныча и прошипела:

– Дармоеды проклятые. Расплодила, аферистка, сама непутная и всяческую шваль вокруг себя собирает.

– Иди, Семеныч, – поспешно сказала я. Он бочком просочился мимо Сусанны, пребывая в величайшем напряжении: старушке ничего не стоило огреть его клюкой, сила в ее тщедушном теле была прямо-таки фантастическая.

Но Семенычу повезло, он выскользнул за дверь без всяких увечий, не удержался и, пользуясь тем, что Сусанна теперь от него довольно далеко, а главное, стоит спиной, досадливо плюнул.

– Чай они пьют, – продолжила Сусанна. – Бездельницы. А ты, лошадь здоровая, в коротких штанах, – комплимент адресовался Софье, – весь срам наружу, смотреть противно… Полный дом дармоедов, а за порядком смотреть некому.

– Тетушка, не хотите ли чаю? – ласково предложила я.

– Пила уже. Три раза пила. Ты мне лучше скажи, кто к тебе шастает, бесстыдница? Только мужа похоронила, чтоб на нем, кровопийце, на том свете черти воду возили, а уже за старое? В монастырь тебе надо, грехи замаливать, а ты все…

– Если она уйдет в монастырь, вам придется переехать в дом для престарелых, – ядовито сказала Софья и улыбнулась от уха до уха. – Так что подумайте, прежде чем давать дурацкие советы.

– Тебя забыли спросить. Молиться тебе надо, – вновь обратилась ко мне Сусанна, – а не с мужиками шашни крутить. Бесстыдница.

– Тетушка, какие шашни? Я весь год в посту и молитве. В эротическом смысле.

– А к кому тогда шастает? Значит, к этой голенастой.

– Вот уж нет, – возмутилась Софья. – Да с чего вы взяли?