– Ценю твою заботу, – вполне искренне ответил я и, взяв со стойки ключ, отправился к задней двери.
Все мотели такого типа устроены практически одинаково, так что если бывал в одном, то, считай, бывал во всех. Номера на первом этаже имели входную дверь изнутри общего помещения, а вход на второй этаж был с отдельной, двухсторонней лестницы, с улицы.
Поднимаясь наверх, я поглядывал на матовые окна номеров и видел, что, заслышав мои шаги, от некоторых шарахались любопытные, но здраво опасающиеся за свою шкуру люди. Конечно, перестрелку с обратной стороны мотеля просто нельзя было не услышать, и потому заселяющийся после такой шумихи постоялец вызывал у многих опасения.
Уже на середине лестницы я услышал, как скрипнула дверь одного из номеров и на общий балкон вышел мужчина… О котором моя база не знала ровным счетом ничего, кроме его линка, который светился благодаря подключению к сети. Обычно никаких данных не было в нескольких случаях: если кто-то заплатил паукам [4] или нечистому на руку копу, если кого-то прикрывает одна из корпораций и если человек просто был приезжим, а его нарушения закона слишком мелкие, чтобы передаваться в сети между городами. Или странами, что в данном случае было даже более актуально, потому как мужик негромко выругался по-русски, обхлопывая карманы в поисках зажигалки. Я хмыкнул, поднимаясь выше, сунул руку в карман, вытаскивая свою, чтобы протянуть ее курильщику и сказал так же по-русски:
– Бери.
– О! Земляк! – обрадовался он, беря зажигалку и с довольным видом прикуривая. – Приятно услышать своего не через этот треклятый переводчик.
– Не совсем земляк, – поправил его я. – Румын. В Тимишоаре много ваших было, когда я там жил, так что, новости не почитаю, но говорить на русском могу.
– Румын… – Мой собеседник окинул меня взглядом, спокойным таким и вполне доброжелательным. Я же, в свою очередь, отметил, что у него совсем нет имплантов, которые как-то были бы заметны внешне, только глаза были заменены, как того требовал установленный для простейших социально-экономических взаимодействий нейролинк. – Да, теперь понял твой акцент. Но румын – это почти земляк, тут-то уж точно. Далеко тебя занесло!
– Да и тебя не ближе, – хмыкнул я, вставая рядом, опираясь локтями на металлические перила балкона и прикуривая.
– Это да, – мой собеседник чуть посмурнел и глянул куда-то вбок, на угол мотеля. – Я сам из Советов уехал уже лет восемь как. Осел в Нью-Джерси, а тут брательник в гости позвал. Мы с ним девятнадцать лет не виделись, дочка у него родилась, представляешь? Племянница моя! – Сказал он с гордостью, и я улыбнулся, глядя в ночную темноту. Голосовой анализатор подтверждал, что то, что я слышу, не наигранно и оттого становилось на душе немножко теплее. Этот русский проехал более шестисот миль [5] через пустоши, наводненные всякой швалью, чтобы посмотреть на свою племянницу… – О, бля, я ж даже не представился! Михаил! – новоиспеченный знакомый протянул мне ладонь, которую я с удовольствием пожал.
– Юрис. Так ты везунчик, Михаил. Детройт тебя встречает прямо во всей своей красе, – я усмехнулся, отправляя щелчком пальцев окурок в полет и следя взглядом за разбрасывающей искорки точкой до самой земли.
– Да это просто пиздец… Слушай, а ты-то что тут забыл в такое время? – голосовой анализатор мигнул желтым, показывая, что собеседник резко встревожился и я повернул голову в сторону Михаила.
– Приехал по личным делам, ищу кое-кого, а тут вот это… Что тут было-то? На перестрелку банд не похоже, там одни муэртовцы лежат, да два парня, не из банды, кажется. Один еще живой был, я его на такси к врачу отправил. Если повезет, то доедет. А больше и никого. Странно это, – я вытащил из пачки еще одну сигарету и приглашающе протянул пачку Михаилу. Он сигарету взял, что было хорошим знаком.
– Да хрен бы их знал, Юрис, что тут было. Я проснулся уже от криков и пальбы. У номеров на втором этаже окна на эту сторону выходят, а та стена глухая. Высовываться, как сам понимаешь, не хотелось… Да и все происходило на той стороне мотеля, все равно не увидел бы ничего. Как понял, что все закончилось, так вышел покурить, а тут – ты.
– М-да… – затянувшись, я хотел что-то еще сказать, но так и замер, глядя на стоящего рядом русского. Голосовой анализатор не позволил бы мне сейчас подслушать тихие разговоры в каком-то из закрытых номеров на первом этаже, но все же аудиосистема немного усиливала слух и, из-за своего несовершенства (да, копам не ставят за счет города самые крутые импланты, вот неожиданность) фиксировала посторонние звуковые колебания, «сливая» их с голосом говорящих. Потому, когда Михаил договорил, а анализатор продолжил выдавать наличие звука на диаграмме, я, чисто машинально, замолк прислушиваясь.
– Все в порядке?
– Погоди, – я стряхнул пепел с тлеющей сигареты и медленно повернул голову, от своего нового знакомого к другому концу мотеля. Ничего не изменилось, но диаграмма упорно фиксировала какие-то посторонние шумы, помимо производимых стоящим рядом мужиком, причем с совершенно симметричной амплитудой. – Ты ничего не слышишь?
Михаил вместе со мной вслушался в ночную темноту, замерев и перестав шуметь. И это помогло. На грани возможного для моих ушей я различил ритмичное пиканье сигнального маячка, которое шло откуда-то снизу.
– Нет, кажется, – русский с сомнением покачал головой и покосился на меня. – А ты слышишь?
– Да. Надо с хозяином поговорить, – я снова отправил окурок в темноту. – Кажется, я все еще могу разобраться со своими делами… Бывай, Михаил. Хорошей тебе встречи с родственниками, будь аккуратен в городе и, если вдруг что, звякни, попробую помочь.
Я скинул ему виртуальную визитку на еще до этого обнаруженный номер линка, и он чуть вздрогнул от неожиданности.
– Ага… О-о, детектив… А говорил, что по личным делам, – в его голосе засквозила легкая обида и я, уже отошедший на противоположный край балкона и остановившийся у двери, что шла сразу за дверью с номером «16», обернулся.
– Так я и правда по личным. В отпуске, сегодняшнего полудня.
– Хреново у тебя отдых начинается, Юрис – хмыкнул Михаил. Я пожал плечами, признавая его правоту и снова посмотрел на дверь. Хозяин мотеля не врал – сдаваемых номеров действительно было по шестнадцать на каждом этаже. Но было еще и подсобное помещение, кладовка, если по-простому. И находилась она как раз после шестнадцатого номера, что вполне позволяло обозначить ее как 2/17. Быстро осмотрев ручку и дверной короб и не обнаружив на них особенных отметин, я на миг прижался ухом к пластику, пытаясь уловить какие-то звуки, но все было тихо. Плавно повернув ручку, я открыл дверь с едва слышным щелчком, и увидел… Совершенно обычную кладовку.
Сняв с пояса фонарик, я посветил им через порог, внимательно осматривая заставленную всяким хламом комнатушку с небольшим пятачком свободного пола по центру, потом – щелкнул покрытым пылью включателем на стене.
Бутыли с щелочью, отбеливатели, куча чистящих средств, внушающий уважение набор разных веников и щеток, коробки с запасными лампами… «Барахло» – разочарованно вздохнув, я потер пальцы друг об друга, стирая с них пыль, что летела с пустошей и за городом налипала буквально на любую поверхность и закрыл дверь.
Михаил уже ушел в свой номер, да и мне не стоило задерживаться.
На мое появление хозяин мотеля отреагировал довольно кислым выражением лица.
– У тебя на первом этаже работает сигнальный маячок, ты в курсе? – с ходу сообщил ему я, отмечая малейшие изменения в его мимике. Судя по всему, сказанное мною стало неожиданностью для Мэттью, потому что он замер, потом чертыхнулся и схватив в руки все также лежащий на столешнице дробовик, уже медленным, осторожным движением закинул его на плечо, держа одной рукой и недовольно косясь на дуло «Элен», смотрящее ему в лицо.
– Я понял, за оружие при тебе резко лучше не хвататься. Где ты маячок нашел?
– Под третьим номером второго этажа, – я опустил револьвер и поймал второй рукой брошенный мне ключ с брелоком 3/1. Мэттью вышел из-за стойки регистрации и пошел в коридор по левую от меня сторону.
– Туда утром «пиджак» [6] один заехал, нервный. Даже лица его не рассмотрел. Муэрта привезли, они же заплатили за него, а сами в тачке остались. Он, как заехал, вообще не выходил из номера, должен был утром уехать…
– В одной из тех тачек, что на улице догорают? – с мрачной усмешкой поинтересовался я и Мэттью, не ответив на вопрос, выругался, остановившись перед дверью с номером «3». Звук маячка отчетливо доносился из-за неё. Никто не возмутился из номера, когда я без каких-либо церемоний похрустел ключом в замке, но на поворот ручки дверь все равно не открылась. Мэттью, пожав плечами, сделал полшага назад, со знанием дела прицелился в область на две ладони выше замка и выстрел из дробовика превратил в ничто добрые пятнадцать дюймов косяка и примыкающей к ней двери. Хозяин мотеля пинком распахнул дверь и,сунув дуло дробовика в комнату, поводил стволом из стороны в сторону.
– Дерьмо, – через пару мгновений прокомментировал Мэттью, опустив оружие, и вошел в номер. Придержав его за локоть, чтобы не сильно наследил, я обошел его и молча огляделся.
Мятая и залитая кровью постель, в которой валяется кровоточащий кусок мяса размером с растопыренную пятерню, издающий слышимый мною звук. Дорожка из крупных, собирающихся в маленькие лужицы, алых капель, местами смазанных в полосы, прямиком в приоткрытую дверь туалета.
– Постой тут, – я опустился на одно колено, осматривая пол. Ремонт здесь делали одновременно с постройкой самого мотеля, так что постеленный линолеум, местами выцветший из-за падающих на него с окна полос света, постепенно «оброс» тонким липким слоем, оставшимся от не до конца смываемых чистящих средств. Я такое видел уже не раз за время своей работы и каждый раз думал о том, что в кои-то веки халтурность при уборке может принести пользу.
Приблизив грязный пол с помощью глазных имплантов, я сразу нашел то, что искал: отпечатки подошв двух пар обуви. Одни на 10 размер, чуть более отчетливые из-за свеженалипшей пыли с улицы и одни на 8.5 [7], не особо четкие поначалу и превращающиеся в кровавые полосы тогда, когда их обладателя потащили к туалету.
Привычно фотографируя все детали, я встал и подошел к кровати, вытаскивая из кармана плаща вечно болтающиеся там рабочие перчатки. Чипов, которые издавали бы такие звуки при нахождении в определенно неживом человеке, было не то чтобы много, но требовалось подтвердить свои догадки, потому я аккуратно перевернул кусок мяса кожей вниз и ощупал его с обратной стороны.
Корпорации заботились о своих подчиненных. Обо всех, конечно, по-разному, но тем не менее те сотрудники, которые представляли хоть какую-то ценность для боссов, могли рассчитывать на страховку в самой известной международной парамедицинской организации «Save our lives», она же SOL. «Сол» предоставляла несколько разных уровней страховки хотя, признаю, что даже самая простая из них действительно могла спасти жизнь в большинстве случаев. Всех своих клиентов они чипировали, причем для каждого вида страховки чип был особенным и звуковой сигнал при смерти владельца издавали только два из них – те, что ставились особо важным клиентам, чьи тела даже после смерти представляли собой ценность. Такие чипы, золотого и платинового статуса, имели особую маркировку на внутренней, обращенной к «мясу» стороне и ставились достаточно глубоко в мышцы, так повредить их было максимально сложно. Чипы «Сол» передавали информацию о местоположении носителя в реальном времени, а также снимали его биологические показатели, за контроль которых отвечала специальная прошивка нейролинка [8], а без нейролинка уже и ребенка нечасто можно было встретить, так что система была отлажена и надежна.
Была. Или все же еще?..
Почему я еще не слышу ави [9] соловцев над крышей мотеля? Глушилка маяка? Нет, тогда бы ави все равно прилетело, по последним координатам, где был зафиксирован сигнал. А это было тут. Значит, дело в чем-то другом. Чип не поврежден, он исправно отправляет сигналы, но клиент для чипа явно мертв… А клиент-ли?
Отпустив кусок человечины, я вытер пальцы о чистый кусок наволочки и, не обращая внимания на вопросительные покашливания Мэттью от двери, прошел вдоль кровавых следов, в туалет. Под самым потолком поблескивало остатками выбитого стекла не очень большое, но достаточное, чтобы туда пролез кто-то не особо толстый и в меру ловкий, окно. На видавшем всякое сливном бачке был отчетливый отпечаток подошвы все того же десятого размера, слегка заляпанный кровью, что закапала унитаз и стекала по стене от нижней рамы окна.
Залезли через окно и оглушили? Может быть, что-то вкололи, чтобы вырубить? Надо взять образец крови… В рабочую лабораторию с таким не сунешься, но Виктор мне в помощи вряд ли откажет. Итак, влезли по-тихому, и по-тихому же вырезали кусок с чипом, после чего – вытащили через окно. А потом что-то пошло не так. Что?
– Кхм! – особо громко кашлянул у дверей Мэттью и я, выйдя из туалета, покосился на переминающегося с ноги на ногу мужика.
– Тебе есть что сказать? – подойдя к кровати, я поднял край измазанной кровью наволочки и, оторвав от нее кусок, зажал в пальцах. После чего – стянул с запястья перчатку и, продолжив снимать ее, вывернул наизнанку, превратив в контейнер для окровавленного куска ткани. Эластичная резина легко вытянулась, я завязал перчатку узлом и сунул в карман.
Капли крови через общее помещение, мимо стойки регистрации, наверняка нашего похищенного. Не удивлюсь, если хозяин мотеля сейчас вспомнит, что видел, как кого-то…
– Я, кажись, это… Видел, как эти уроды тащили «пиджака». Я только не понял, что это он. Одет был как какой-то бродяга, весь в пыли и крови, едва на ногах стоял. В меня сразу дулом пистолета начали тыкать, я сныкался за стойкой, пока дробовик достал – они уже вышли.
– Пойдем отсюда. Ты быстро расскажешь мне, что ты еще вспомнил, мы посмотрим запись с камеры, что у тебя висит над входом с улицы, потом я уеду, а ты все таки позвонишь банде и сообщишь им печальные известия.
Мэттью тяжело вздохнул и махнул рукой в сторону пикающего куска мяса.
– А с этим что?