Двойная жизнь. Из света во тьму

– И зачем мы здесь? – Оглядываясь, я рассматривала небольшую рощицу, разведенный островитянином костер и думала о том, что при такой благодатной погоде шашлыки бы жарить да через огонь прыгать, а не вот это вот все…

Мои размышления прервались самым неожиданным образом – метко пущенным прямо в шлем снежком!

Резко обернувшись, я увидела старательно скрывающего улыбку Альвина и островитянина, который уже подбрасывал в ладони новый снежок, стоя в четырех-пяти метрах от меня.

– Есть у меня на родине одна игра, принцесса… – начал этот рыжебровый засранец и сделал вид, что замахивается снежком.

Я, совершенно не задумываясь, с коротким писком спряталась за Альвином.

– Снимай с меня перчатки, сейчас я ему… Да нечестно так! – Я дернулась от очередного снежка, который обошедший нас с оруженосцем Харакаш кинул мне в бок. – Дай только перчатки снять!

Распираемая азартом и каким-то детским восторгом, я трясла руками, пытаясь стряхнуть с них готические перчатки, больше мешая Альвину, чем помогая. В конце концов ему это надоело, и он, схватив меня за запястье, сначала расстегнул одной рукой ремни на правой перчатке, потом повторил ту же процедуру на левой.

Да так и остался стоять, сжимая в руках элементы моего военного гардероба, с переброшенным через плечо моим плащом, который я скинула следом за перчатками, наблюдая, как его принцесса лепит из снега шары и с боевыми воплями пытается поразить верткого, как ласка, островитянина.

Уже минут через десять я почувствовала, как по моей спине струится пот, а через пятнадцать мне казалось, что Харакаш просто хочет моей смерти. В непримиримой снежной битве я имела провальный счет, однако душу грело целых четыре метких попадания, одно из которых было прямо в лоб островитянина!

Альвин переместился к костру, отведя лошадей в сторону, и наблюдал за нами оттуда, периодически подкидывая веточки в костер. На призыв Харакаша присоединиться к нашему веселью тот только покачал головой, выставив перед собой руки. Впрочем, веселье длилось недолго – я быстро выдохлась, что, учитывая мое обмундирование, было вовсе не удивительно. Усевшись прямо в небольшой сугроб, я попыталась стянуть с головы шлем, чтобы немного остыть, но оказавшийся рядом мастер меча стукнул меня по рукам.

– Вставай и к костру, не хватало еще, чтобы защитница веры сопливила перед лицом всех этих баронов, виконтов и графов.

– Ты сейчас напоминаешь мне Миру, – не смогла не поддеть его я, упираясь в землю руками и вставая. Харакаш ничего не ответил – он просто отвернулся и пошел к костру, а я, несколько обескураженная его реакцией (ожидала-то очередную подколку!), пошла следом.

Меня усадили на хворост, сунули в руки остатки травяного отвара, сняли шлем и запретили даже пальцем прикасаться к батвату, угрожая лечением с помощью горячего молока, барсучьего жира и волшебных слов.

– И где мы достанем молоко?

– Придется ради такого дела ограбить ближайшую деревню. – Островитянин скорчил самую невинную физиономию и подмигнул Альвину, сидящему чуть поодаль.

– А барсучий жир?

– Возможно, сэр Харакаш одолжит тот, которым смазывает свою густую шевелюру, – внезапно ответил Альвин.

Я замерла с открытым ртом, а мастер меча расхохотался.

– Подожди, ты что, правда мажешь голову барсучьим жиром? – Переводя взгляд с оруженосца на Харакаша и пытаясь понять, пошутил Альвин или нет, я вдруг поймала себя на мысли, что мне комфортно. Так, как бывает комфортно в окружении старых знакомых, с которыми ты вроде бы не особо близок, но все же есть что-то приятное и дружеское, что вас связывает.

– Некоторые вещи, принцесса, должны оставаться тайной, – отсмеявшись, ответил мне мастер меча.

– Я так понимаю, волшебные слова, которыми ты собрался меня в случае чего лечить, тоже относятся к этим вещам?

– Абсолютно верно, – со смешком подтвердил островитянин. Я хмыкнула, старательно убирая дурацкую улыбку, и протянула руки к огню.

Еще где-то с полчаса мы сидели в тишине, слушая треск костра и жмурясь, глядя на пламя. А потом собрались и выехали навстречу уже тронувшейся по дороге армии. Переход до реки был ничем не примечательным, я просто периодически поклевывала носом в седле, выныривая из сладкой дремы только для того, чтобы окинуть взглядом дорогу и раскинувшийся вокруг пейзаж, спросить у Альвина, скоро ли мы прибудем, и, получив неизменный ответ: «Да, ваше высочество, уже скоро», снова погрузиться в зыбкий сон.

«Скоро» оказалось не меньше, чем шестью часами, – худо-бедно я научилась определять время по положению солнца благодаря паре уроков, данных Харакашем. Под конец нашего пути я чувствовала себя самым несчастным и одновременно самым злым человеком на свете. Грязная голова зудела под шлемом, ощущение прилипшей к спине рубахи доводило меня до белого каления, в придачу я чувствовала, как чешется копчик, и никак не могла его почесать так, чтоб это не было слишком заметно.

По всем этим причинам, когда наша армия подошла к изгибу реки, где мы и планировали разбить лагерь, я безапелляционным тоном велела Альвину отправиться к обозным – требовать самую большую и крепкую лохань, глубокое ведро и черпак и передать мой наказ: после готовки сразу поставить на огонь большой котел с водой. Делать это до ужина или вместо него я все же не стала – если я плюну в солдат, они утрутся, но если они плюнут в меня…

Самая большая лохань выглядела как добротный деревянный таз с бортами примерно в метр высотой и шириной чуть меньше метра. Что ж, выбирать не приходилось, хорошо, что было хотя бы это.

Лохань была торжественно водружена в центре моего шатра, Альвин взял в оборот кого-то из солдат, и они притащили туда же две треноги-подвеса: одну для котла с горячей водой, вторую – для котла с холодной. Я мерила шагами пространство вокруг, вспоминая, что короткая прическа у меня появилась одновременно с увлечением походами в составе студенческой группы, пока все те же два страдальца наполняли второй котел холодной водой из реки.

Наконец, когда четверо мужчин притащили наполненный крутым кипятком котел и установили его на треногу, я приказала Альвину встать на страже у входа в шатер, завязала полог внизу, вытащила из походного сундука пушистые полотенца и принялась снимать одежду.

Раздевшись до пояса, я решила повременить со штанами и сапогами. Волосы длинные, мыть их относительно долго, а мерзнуть голой, стоя босыми ногами на земляном полу пусть и мягкой, но все же зимой, мне совершенно не хотелось.

Вытащив из того же сундука простой деревянный ларчик, а из него – маленький глиняный горшок, горловина которого была затянута тканью и завязана веревкой, я высыпала порошок в разведенную мною воду в лохани и приступила к помывке всего того добра, что наотращивала принцесса.

Уже спустя минут десять я поняла, что не предусмотрела лишь одного – куда девать грязную воду. Потому, после того как волосы были домыты, мне пришлось намотать полотенце на голову, натянуть на себя грязную одежду и, расшнуровав полог, попросить Альвина взять себе помощника и вылить использованную воду за пределами лагеря.

Клянусь, что в тот момент мой телохранитель впервые на моей памяти задумался о том, что меня было бы проще придушить. Однако, ограничившись коротким выразительным взглядом, Альвин исчез, а вскоре появился с кем-то из солдат, и они вынесли лохань, чтобы потом вернуть мне ее пустой. Искренне поблагодарив их, я повторила последовательность с зашнуровыванием полога и раздеванием, на этот раз уже полностью, убрала полотенце с головы, завязав на макушке что-то вроде гульки, и со вздохом, согнув ноги в коленях, устроилась в лохани, поливая себя разведенной водой из ведра и яростно шкрябая кожу пальцами.

Вода остывала быстро, потому растягивать удовольствие не получалось. И вот, стряхнув капли с ног, я всунула их в сапоги, энергично растерлась, оделась в чистое и снова заплела волосы, чувствуя себя почти что заново родившейся. Вот она – привычка к комфортной жизни! Ведь ходила в походы на неделю-полторы, и вполне устраивало меня обтирание влажной тряпкой, в походе же! А тут…

Я отвязала полог шатра и снова вернулась к сундукам, ища в их недрах чистые шерстяные носки.

– Альвин, унесите воду, пожалуйста. – Мой окрик остался без внимания, я удивленно подняла голову, прислушалась и только сейчас поняла, что вокруг как-то настораживающе тихо.

Я почувствовала подкрадывающуюся нервную дрожь. Доспехи надевать было некогда, да и все же – звуки стоящего вокруг меня военного лагеря были, просто они стали иными.

– Альвин?.. – Я, найдя носки, шустро натянула их, снова обулась и, накинув на плечи плащ, взяла в руки ножны и откинула полог шатра, тут же лицезрея преинтереснейшую картину.

На площадке, что была перед моим шатром, полубоком ко мне стоял Харакаш в весьма недвусмысленной позе, указывая обнаженным клинком в сторону незнакомого мне бородатого мужчины, огромного, похожего на вставшего на дыбы медведя, облаченного в тяжелый доспех и бело-красные одежды и сжимающего в руках недурственного размера молот, украшенный символом Светозарной. За спинами человека-медведя стояли еще несколько мужчин в похожих одеждах и доспехах, но вооруженных мечами. Альвин, чуть отошедший от шатра, нервно сжимал рукоять клинка. Замершие вокруг солдаты выглядели растерянными, а командующий Бернард, до этого момента переводивший отчаянный взгляд с Харакаша на неизвестного с молотом, метнул умоляющий взгляд на меня. Впрочем, молотоносец тоже заметил мое появление и, бросив островитянину короткое «позже договорим», повернулся ко мне.