
Семь дней в июне
Ева не любила говорить о личном. Но ей явно приходилось нелегко.
Сиси притянула Еву в объятия. Белинда обняла их обеих. Сидящая неподалеку аспирантка оторвалась от ноутбука и сделала снимок для сторис(#Heartwarming #GirlPower #NeverthelessShePersisted[77]).
– Тогда я чувствовала себя ущербной, – сказала Ева, осторожно высвобождаясь. – Как инопланетянка. Мне было так больно, что это прожигало все – мои мысли, мою личность, мои эмоции, все. До Шейна.
– Ты встретила другого инопланетянина, – предположила Сиси.
– И магия никуда не делась! Какой у него знак зодиака? – Белинда погуглила его день рождения на телефоне.
– У нас никогда не было магии, – солгала Ева, проглотив таблетку болеутоляющего. – Просто гормоны. Честно говоря, надо бы запретить подобные оргазмы до двадцати одного года. Это разрушает мозг.
– Тридцатое марта. – Белинда поморщилась. – Черт, он же Овен. Зодиакальные шлюхи.
– Беги, – посоветовала Сиси.
– Вообще-то, тебе может понадобиться терапия воздействия, – размышляла Белинда, откусывая нетронутую булочку Евы. – Проводите с ним много времени, пока не разберетесь с его памятью. Как будто ешь пятнадцать пончиков за один присест, чтобы вылечить сахарную зависимость.
– Но у меня нет времени поедать Шейна! – простонала Ева. – Только сегодня у меня встреча с потенциальным режиссером и родительское собрание…
– И книга, которая должна оказаться в моем почтовом ящике в понедельник, – напомнила Сиси.
– О. Ну, сначала главное, потом остальное, – поддержала ее Белинда.
Ева потянулась за сумкой. Она чувствовала себя легкой, тело покалывало от обезболивающих, головная боль перешла в легкую волну.
– Всех люблю. Если переживу этот день, напишу вечером.
* * *Вскоре Ева снова оказалась между двумя уверенными в себе женщинами в известном местечке в Сохо. Но на этот раз – в отелеCrosby Street, и с Сидни Грейс, продюсером «Проклятых», и Дэни Акоста, шумным режиссером, заинтересованным в съемках.
Вестибюль отеля, расположенного на тихой мощеной улочке, напоминал сюрреалистический потайной сад, где скульптуры собак и стулья в стиле рококо соседствовали с пышной зеленью. Что может быть лучше для обсуждения воплощения в жизнь сказки Евы для взрослых?
И все шло потрясающе хорошо, учитывая, что Ева оказалась в эпицентре кризиса. За восемь месяцев, прошедших с тех пор, как Сидни купила права на фильм, целый поток известных режиссеров отклонил ее предложение. Дэни Акоста была последней надеждой Евы. Ее последний инди-фильм «Леди пришла играть», ставший хитом Международного кинофестиваля в Торонто, рассказывал о скрипачке, которую преследует призрак, занимающийся с ней невидимой любовью во время исполнения. Губы Дэни в расшитой блестками блузке были накрашены темно-синей помадой – и единственное, что превосходило ее энтузиазм по отношению к «Проклятым», – это энтузиазм Евы от встречи с ней.
– …и я вижу пышные зловещие образы с эротическим подтекстом – вы меня понимаете? Дэни выросла в Восточном Гарлеме, и ее голос обладал роскошным «нуйориканским»[78] призвуком.
– Как «Дракула» Брэма Стокера! – ахнула Ева.
Опьяненная творческой синергией, Дэни подняла руки к потолку, с которого свисала люстра в форме человеческой головы.
– Мы с тобой родственные души.
– Точно. – Сидни произнесла «точно» так же, как сказала бы: «Сочувствую вашей утрате». Она училась в школах Лос-Анджелеса вместе с Ричи и Джонсами и выработала невозмутимую тональность, которой никогда не изменяла. Дочь гитариста группыEarth, Wind & Fire[79] и актрисы ситкома, принадлежавших к разным расам, она могла похвастаться хорошими связями и была гораздо умнее, чем сама о себе заявляла. В двадцать семь лет она уже сняла два документальных фильма для Netflix.
Сидни отчаянно пыталась снять художественный фильм. Дэни отчаянно пыталась доказать, что она не одноразовая звезда. А Ева была просто в отчаянии.
– Дэни, я смотрела «Леди пришла играть» дважды, – сказала Ева. – Что вдохновило тебя на создание образа невидимого любовника?
– Я занималась любовью с призраком, – прошептала Дэни. – Я отдыхала в причудливом старинном отеле в Стамбуле. Однажды ночью дух забрался ко мне под одеяло, и мы совершили мистический половой акт. Призрачные руки ласкали меня повсюду.
– Проехали. – У Сидни не было времени на эти девичьи мечты. – Что насчет деталей производства? Бюджеты, места съемок, таланты.
– Кто был тот призрак? – Ева широко раскрыла глаза.
– Оказывается, у меня случились галлюцинации от сильного турецкого гриппа, – рассмеялась Дэни. – Меня бурно ласкали мои же руки!
Ева хихикнула.
– Я потеряла хватку. Простите за каламбур.
– Ты мне нравишься. – Дэни наклонилась вперед, кофейно-коричневые глаза буравили Еву. – И мне нравится твоя смелая ведьма. Давай творить волшебство.
Ева взглянула на Сидни, которая бесстрастно кивнула.
– Дэни Акоста, – объявила Ева, – я думаю, что вы идеальный режиссер для «Проклятых».
– Сеза-а-ам, откройся, – пробурчала Сидни, которая приняла решение сорок минут назад. – Давайте поговорим о кастинге. Новички? Зендея[80]? Эти милашки из «Дорогих белых»[81]?
– Я подумываю о настоящих белых людях, – сказала Дэни.
– О настоящих? – спросила Ева.
– Чтобы получить реальную поддержку и финансирование, фильму нужны белые персонажи. Но… они же черные, – проговорила Ева, отчасти недоверчиво, отчасти смятенно.
– Они – плод фантазии, – ответила Дэни. – Ваканда[82] – это плод фантазии, но она находится в Африке!
– За Вакандой стоит силаMarvel, – напомнила ей Дэни. – Два чернокожих исполнителя главных ролей подорвут потенциал «Проклятых». Вам не нужен черный фильм, вам нужен большой фильм. Я вижу в роли Себастьяна Человека-паука, Тома Холланда, как вам? А Кендалл Дженнер сыграет Джию.
Ева пораженно застыла.
– Она едва может играть саму себя. Ты видела ее на подиуме? Ходит как по доске!
Ее охватила холодная паника. Чернокожие существовали и процветали во всех пространствах, сферах, мирах. И Ева прописала образы Джии и Себастьяна так хорошо и искренне, что читатели всех рас приняли их за чистую монету. Триумф в любом жанре.
«Проклятые» были протестной литературой в исполнении Евы. Обеление ее персонажей перечеркнуло бы ее карьеру.
– Вампиры и ведьмы уже другие, – рассуждает Дэни. – Если они еще и черные, то слишком специфические. Подумайте, где найти аудиторию для фильма о тайваньском оборотне и фее.
– А я бы посмотрела! – У Евы на коленях зажужжал телефон, прервав течение мыслей. Это было сообщение от Сидни.
БУДЬ УМНИЦЕЙ. Дэни – наш последний вариант, не относящийся к списку D. Мы разберемся с перегибами позже. Скажи «да».
– Да, – сказала Ева с замиранием сердца. – Кендалл. Человек-паук. Гений.
Через несколько минут она уже ехала в метро, направляясь на родительское собрание к Одри в Бруклин. Стук сердца отзывался в висках. Как она позволила этой встрече выйти из-под контроля? Где была ее честность? Может, ее и не было вовсе. Только продажная женщина стала бы делать белыми и осветлять своих вымышленных детей ради зарплаты. Нет. Сама мысль об этом была унизительна. Из чувства самосохранения Ева прогнала ее на задворки сознания – она не могла сломаться сейчас, не было времени.
По крайней мере, Одри была лучшей в своем классе. Не о чем беспокоиться.
И с легким сердцем она вошла в Чеширскую подготовительную школу. Здесь, как нигде, Ева знала, что все в мире хорошо. Она шла по коридорам разросшегося викторианского особняка с самодовольством женщины, чья дочь была королевой седьмого класса.
Ева втайне гордилась популярностью Одри. Ее дочь была лидером среди сверходаренных, конкурентоспособных, уверенных в себе детей из респектабельных полных семей, наследников крупных состояний. Чтобы владеть этой толпой, нужна уверенность в себе. И Одри добилась этого, будучи дружелюбной, сочувствующей и не засранкой.
«Мой золотой ребенок», – подумала Ева, входя в кабинет директора школы Бриджет О’Брайен. Улыбнувшись, она поцеловала дочь в щеку и села рядом с ней за стол Бриджет. Кабинет видел 150-летнюю историю Чеширской подготовительной школы и до сих пор мог похвастаться клубными стульями 1920-х годов и эдвардианскими газовыми лампами.
Сама Бриджет тоже жила немного в прошлом. Высокая и стройная пятидесятипятилетняя женщина напоминала хичкоковскую блондинку с ее зачесанным назад платиновым бобом и платьямиBurberry с поясом. В жизни ее интересовали две вещи: удаление лазером проступающих синих вен на ногах и обеспечение того, чтобы школа под ее управлением стала лучшей частной школой Нью-Йорка до ее выхода на пенсию в 2021 году. И поэтому она отдавала предпочтение ученикам, которые завоевывали награды.
Одри заработала золотые медали на чемпионате штата по дебатам, а также первое место на региональном конкурсе по изобразительному искусству. Ева получила постоянное приглашение на ежегодный праздничный ужин Бриджет в ее доме в Коббл-Хилл.
– Одри отстранена от занятий, – сказала Бриджет.
– Простите, что?
– Я отстранена от занятий, – прошептала Одри.
– Я слышала! – огрызнулась Ева, которая только сейчас заметила припухшие красные веки Одри. И кольцо с камеей Евы на ее левой руке. Потрясенная, она посмотрела вниз на свой голый палец. Утро было таким суматошным, что она не заметила, как не надела кольцо.
Ева уставилась на Одри.
– Что ты сделала?
Одри закатила глаза к золотому филигранному потолку. Как будто вопрос Евы, а не то, что ее выгнали из школы, привел ее в истинное возмущение.
– В начале года мы говорили с вами о видеоматериалах Одри по консультированию сверстников. – Нежный голос Бриджет лишь слегка маскировал ее бостонско-ирландские корни синих воротничков. До первого курса в колледже Вассар она говорила, как весь актерский состав фильма «Отступники».
– Но она перестала записывать эти видео, – поспешно вставила Ева.
– Да, и видео вSnapchat исчезает через двадцать четыре часа. Но скриншот остается навсегда. – Бриджет достала из ящика стола папку. – Несколько недель назад Одри выложила видео своего сеанса с Клементиной Логан.
– Клементина Логан. – Ева с ужасом ждала продолжения. – Ее мама – Кэрри Логан, декан по делам студентов?
– Бинго, – вздохнула Бриджет. Она протянула Одри распечатку через стол. – Клементина на видео сообщила нечто, вызывающее озабоченность о своей матери. Один из учеников сделал скриншот, создал мем, и он пересылался всю неделю.
Ева взглянула на распечатку мема. На ней Клементина была в полуобморочном состоянии с залитыми слезами щеками. Изображение было размытым, но надпись – четкой:
ТЧК ТВОЕЙ МАМЕ СНОСИТ КРЫШУ ТВОЙ УЧИТЕЛЬ АНГЛИЙСКОГО
У Евы отвисла челюсть. Одри фыркнула.
Замороженные ботоксом брови Бриджет нахмурились.
– ТЧК означает…
– То чувство, когда, – сказала Ева. – Я знаю.
– У мамы двадцать четыре тысячи подписчиков вInstagram. – Одри сказала это дрожащим голосом, но с гордостью. – Она знакома с лингвистическими особенностями социальных медиа.
Бриджет почувствовала облегчение от того, что ей не придется переводить «снесло крышу».
– Значит, учитель английского – не ее муж? – спросила Ева с замиранием сердца. – Господи, Одри.
– Я опубликовала это гораздо раньше, чем вы заставили меня прекратить! – запричитала Одри, ее щеки дрожали. – И я понятия не имела, что мама Клементины Логан была обманщицей!
– Мистер Гэлбрейт, учитель английского языка, уволен, – объявила Бриджет.
– Бриджет, я прошу прощения. Но Одри никогда не хотела никого обидеть.
– Возможно, но она отстранена от занятий до конца недели. – Бриджет пригладила пуленепробиваемую прическу пальцами с французским маникюром. – И совет отличников еще не решил, приглашать ли ее снова на заседания в следующем году.
Из горла Одри вырвался жалостливый стон. Ева посмотрела на своего любимого ребенка, плод своих чресл, и ей захотелось задушить это создание.
– Одри, ты не могла бы подождать снаружи? – попросила Ева.
Обрадованная тем, что ее отпустили, Одри выбежала в коридор.
Бриджет подождала три секунды, прежде чем запереть дверь. Потом достала из сумочки пачку сигаретParliament, открыла массивное окно и закурила. После первой затяжки ее плечи расслабились.
Только перед избранными родителями Бриджет сбрасывала стильную маску и переходила прямо к делу.
– Клянусь Христом, Ева, – пробормотала она на выдохе, – мне не нужна эта психосексуальная мелодрама прямо перед выходом на пенсию.
Ева подошла к ней и встала рядом у окна.
– Это была ошибка молодости. Как я могу ее исправить?
Она схватила директрису за предплечье, желая, чтобы Бриджет вспомнила, какой восхитительной она была на праздничном ужине.
Бриджет посмотрела на Еву – глаза у нее были цвета жидкости для чистки стекол. Когда она заговорила, то в ее голосе и акценте послышалось прошлое: она говорила, как дочь человека, который каждый вечер все ее детство кидал гири в подвале с командой местных тяжеловесов, надевая при этом футболку с надписью: «Я пришел сюда драться или трахаться, но не вижу твоей сестры».
– Подумай.
Кожа Бриджет была безупречной благодаря бесплатным инъекциямRestylane от доктора Риса Нгуена, предложенным в качестве платы за то, чтобы его девятиклассница осталась в школе после скандала с кражей в магазине Forever 21. А пышные волосы Бриджет были уложены в свежую прическу благодаря бесплатному посещению салона Оуэна Бланди – в обмен на то, что Бриджет позволила сыну Оуэна, не слезавшему с вейпов, окончить школу.
Бриджет О’Брайен можно купить. Но что Ева могла продать?
– Чем я могу помочь? – спросила Ева.
– Знаешь какого-нибудь преподавателя английской литературы? – затягиваясь, спросила она.
– Так сразу не скажу, но…
– Ева, я не могу оставить этот скандал школе в наследство. Мне нужно похоронить воспоминания о нем с помощью нового учителя. И быстро. Найди подходящую замену мистеру Гэлбрейту, и Одри вернется в восьмой класс.
Ева терпеть не могла, когда ей выкручивали руки. Бриджет была мошенницей, но и Ева не вчера родилась. К тому же речь шла о ее ребенке. Одри не могли исключить из школы. Еве потребовалось призвать все силы и самообладание, чтобы не перейти в режим Женевьевы и не сказать этой сучке, чтобы она отвалила по-хорошему.
– Дай мне пару дней, – отрывисто сказала Ева, крутанувшись на пятке. Положив руку на дверную ручку, она добавила: – Бессовестная ты, Бриджет.
– На кону будущее твоей дочери, – сказала Бриджет, затушив сигарету о подоконник. – Я делала и худшее за меньшие деньги.
– Ну хватит о твоей стрижке в стиле шлемофон, – огрызнулась напоследок Ева и, выходя, захлопнула дверь с такой силой, что затряслись петли.
* * *Ева обнаружила Одри у стены с закрытыми глазами. Ноги в кроссовкахVans на ширине плеч, дыхание ровное, медленное. Дочь медитировала. Ева так и знала.
– Одри Зора Тони Мерси-Мур.
Глаза Одри распахнулись, и она прижалась к Еве, заключив ее в объятия.
– Мамочка, мне так жаль.
– Я стараюсь быть лучшей мамой, какой только могу. – Ева говорила больше с собой, чем с Одри. – Ну как мою дочь угораздило так вляпаться, что ее отстранили от занятий? Как?
– Прости! – прошептала Одри.
«Прости лампу не починит», – услышала она слова матери.
«Убирайся из моей головы!»
Ева схватила Одри за предплечье и повела ее в укромный уголок возле туалета для девочек. Она развернула ее так, что они оказались лицом к лицу.
– Я практически уверена, что ты разрушила чужой брак. Ты понимаешь последствия этого?
– Да! – воскликнула девочка. – Но мужья постоянно изменяют, и ничего. В каком-то смысле я как будто разрушаю патриархат?
– О, пора вылезать из пеленок. Дело не в патриархате.
– Ты говоришь, что всегда все дело в патриархате! – Одри заплакала. Слезы оставляли кляксы на ее конфетно-розовых румянах (единственный макияж, который ей разрешалось носить). Она выглядела совсем маленькой, как будто была первоклассницей, играющей с косметикой Евы.
– Ты понимаешь, что мне придется продать свою чертову душу, чтобы вернуть тебя в школу?
Кивая и всхлипывая, Одри заметила идущего по коридору одноклассника и быстро прикрыла глаза рукой.
– Я лишь прошу, – говорила Ева, – чтобы ты хорошо училась, преуспевала в искусстве, оставалась доброй и обнимала меня, когда мы смотрим ужастики. Разрушение твоей академической карьеры не вписывается в этот сценарий.
Блестящие от слез глаза Одри сузились. С головокружительной быстротой она перешла от грусти к ярости.
– Может быть, я хочу большего, чем хорошие оценки и ужастики, – сообщила она. – Я хочу быть бабочкой! Порхать, следуя за своим сердцем. Знаешь что? Я даже не люблю всякие там искусства. И занимаюсь живописью только потому, что у меня классно получается и тебе это приятно, так я исполняютвою мечту. А моя мечта – стать знаменитым психотерапевтом. Возможно, завести еще сеть маникюрных салонов. И мою мечту ты никогда не одобряла, кстати говоря.
– Ты никогда не упоминала о маникюрном салоне!
– Ну, я о нем думала. – Одри шагнула в сторону, прижав кулаки к бедрам. – Слушай, я облажалась. Урок усвоен. Я не такая идеальная, как ты.
Ева вскинула руки.
– Ты знаешь, что я не идеальна.
– Идеальна! Потому что ты не живешь. Ты просто пишешь книги, которые ненавидишь, и одержима мной. У тебя нет бойфренда, ты не путешествуешь, не развлекаешься и не хочешь ничего сверх того, что имеешь. – Она вздохнула. – Ты пишешь о любви, но не хочешь ее обрести. Ты ничего не хочешь.
Еву пронзила мучительная боль.
– Как… ты смеешь обсуждать меня?
Распалившись, Одри не желала останавливаться:
– Вопрос: почему папа ушел? Он был недостаточно совершенным для тебя?
– Что?
– Ты не человек, – сказала Одри с презрением. – Ты робот.
Между ними воцарилась бесконечная, бьющая по вискам тишина. Еще один ребенок пронесся по коридору. На этот раз Одри отвернулась от матери, помахала рукой и улыбнулась. Но когда она встретилась взглядом с Евой и увидела ее выражение лица, то сникла. Ее бравада исчезла.
– Ты закончила?
Одри кивнула, охваченная сожалением.
– Ты права, – дрожащим голосом произнесла Ева. – Я робот. Робот, который устроил твою жизнь так, что у тебя есть свобода пробовать новое, устраивать черт знает что и все равно иметь дом, в который можно вернуться. Благодаря мне ты станешь бабочкой, неблагодарный… подросток.
Горячие слезы жгли ей глаза. Нет. Надо сохранять спокойствие.
– И еще! – воскликнула Ева, явно не в силах оставаться спокойной. – Когда мне ходить на свидания? Где взять время и силы? Я все отдаю тебе, малышка. Больше ни для кого не остается! Подумай об этом в следующий раз, когда облажаешься, а потом будешь с невероятно безрассудной наглостью критиковать мой жизненный выбор.
– Мамочка, я…
– Прости. Я знаю, – прошипела Ева. – У меня срок сдачи на носу. Мне надо идти, – сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти, но вдруг остановилась. – И верни мое кольцо, – сказала она, снимая его с пальца Одри.
Вот так Ева и оставила своего драгоценного ребенка в одиночестве в легендарных коридорах Чеширской подготовительной школы.
Едва оказавшись снаружи, на Парк-Слоуп, раскаленной, выложенной бурым камнем улице, она опустилась на школьные ступени. Идти домой было слишком больно. Поэтому она проглотила таблетку обезболивающего и задумалась.
Ева действительно хотела многого. Она хотела подарить дочери весь мир. Мечтала увидеть своих героев на экране, не жертвуя их расовой принадлежностью. А в глубине души – там, где она прятала свои самые сокровенные желания, – она хотела поехать в Луизиану и написать книгу своей мечты. Ту, которая перевернет их с Одри жизнь с ног на голову. Книга, которая раскроет правду о ее предках, о неисправимо неукротимых, непокорных женщинах Мерсье.
Ева хотела многого. Она просто забыла, как все это получить.
Раньше она была дерзкой. Куда пропала та девушка, которая сбежала от матери к Шейну, в Принстон, а потом в Нью-Йорк? Кем была та девушка?
Только один человек помнил об этом. И он писал ей с тех пор, как она сбежала из закусочной.
Дрожащими руками она достала из сумочки телефон.
Сегодня, 11:15
Ш.Х.
Позвони мне.
Сегодня, 11:49
Ш.Х.
Пожалуйста, Женевьева.
Сегодня, 12:40
Ш.Х.
Просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке. Пожалуйста.
Сегодня, 14:10
Ш.Х.
Ладно, я больше не имею права ничего о тебе знать.
Сегодня, 14:33
Ш.Х.
К черту, да, имею.
Сегодня, 14:35
Ш.Х.
Я остановился в Вест-Виллидж. Горацио-стрит, 81. Я буду здесь до воскресенья. Пожалуйста, приходи, если захочешь поговорить. В любой день, в любое время. Но если не захочешь, я пойму. И уйду и больше никогда тебя не побеспокою. Просто знай, что я желаю тебе самого прекрасного, странного и великолепного в мире, каждый день.
Ева уставилась на телефон. Казалось, если она будет смотреть на него достаточно пристально, он вспыхнет. И она навсегда от него избавится.
Прекрасного, странного и великолепного. Когда в последний раз она испытывала что-то из этого списка? Ева не знала.
Но она знала, что готова на все ради Одри.
И еще знала, что Женевьева всегда таилась на задворках ее личности – приглушенная материнством, карьерой, самосохранением и здравым смыслом, но она была там. Ева была старше, но под ее кожей белели те же кости. То же пламя, притушенное до уголька, ждало искры, чтобы снова разгореться.
И что самое главное? У нее был знакомый учитель английского языка.
Глава 11. Агрессивный акт личного переосмысления
Шейн Холл бежал, спасая свою жизнь.
Катастрофа в закусочной искалечила его мозг. Его сердце было разбито. Его желудок стянуло в узел. В прежней жизни он бы справился с этим состоянием опасным способом. Но благодаря недавнему агрессивному акту перестройки личности он больше не пил. Он стал бегуном. Бегуном с большой буквы, без дураков, потому что купил кроссовкиNike Vaporfly, которые чуть не запретили на Олимпийских играх, потому что они давали преимущество бегунам. И на нем были GPS-часы Garmin Forerunner 945, чтобы отслеживать темп бега, как у профессиональных марафонцев. Но самым примечательным были его компрессионные носки элитного качества, которые рекомендовал Усэйн Болт[83] в старом номере журнала Esquire, который Шейн прочел в VIP-зале авиакомпании JetBlue на Среднем Западе. Экипировка у него была просто огонь.
Шейн ничего не делал вполсилы. Он бегал так же усердно, как пил.
Неважно, что в Анонимных алкоголиках его предупреждали об опасности перекрестной зависимости – когда ты бросаешь пить и берешься за новое увлечение, например, евангелизм, изучение схем многоуровневого маркетинга или спасение питбулей. И конечно, Шейн знал, что его привычка бегать граничит с крайностью. Но какие новые пристрастия могли бы его напугать? Жизнь без алкоголя была мучением, и он с этим справился. Не найти ничего взамен было бы легко.
И вот Шейн бежал и бежал, пока ровный, гипнотический ритм его шагов и сбалансированное, сосредоточенное дыхание не вернули ему спокойствие.
Потому что у него выдался тот еще денек.
Солнце вот-вот должно было скрыться за горизонтом Верхнего Манхэттена, и Шейн пытался его обогнать. Он уже пробежал шесть миль от своего арендованного дома в Вест-Виллидже, спустился по Вестсайдскому шоссе и обогнул морской порт на Саут-стрит. Теперь он направлялся обратно. Сначала он взял слишком агрессивный темп, слишком быстрый, но в последние десять минут или около того начал замедлять шаг. Он был на грани изнеможения. Но именно это и заставляло Шейна идти вперед, это мерцание неуверенности, угроза перегореть.
И он должен был двигаться дальше, потому что хотел попасть домой до наступления ночи. Шейн не мог выйти из квартиры дольше, чем на час. Ведь он сказал Еве, чтобы она пришла, если он ей понадобится. И с тех пор, как она, плача, убежала утром из закусочной, он ее ждал. Возможно, она не ответит и не придет, но, если вдруг она захочет поговорить, он должен быть рядом.
Это он заставил ее плакать. Он всегда так поступал, уничтожая людей, которых любил больше всего, разбивая то, что приносило ему счастье. Увидев ее в слезах, понимая, что она расстроена из-за него, он впал в панику, которая всегда была с ним, запрятана слишком глубоко, чтобы избавиться от нее навсегда. Он должен был все исправить. Нельзя допустить, чтобы они расстались вот так, после такого свидания.

