Если ты вернёшься…

– Передай, чтобы поскорее внесла родительскую плату. Ваш долг растёт, директор недоволен таким положением. И ещё, группа ведь выпускается в этом году, нужно сдать деньги на подарки детям и оплату аниматоров.

– Я скажу маме.

– Только обязательно! Смотри! Не забудь!

Деньги, деньги, деньги! Откуда их взять в том количестве, в котором они постоянно требуются? Мать, выбиваясь из сил пашет на двух работах, не зная отдыха. Отец работает, только вот ему зарплату не выплачивают месяцами, а другое он ничего подыскивать не собирается. Зачем? Навряд ли он сможет найти ещё одного работодателя, который будет закрывать глаза на его недельные запои.

У меня в этом году тоже выпускной, девятый класс, но вот только он мне не «светит». Ни праздничный вечер, ни торжественная часть, на которую попросту не в чем пойти. Мама дала денег лишь на альбом выпускника, за что я ей была благодарно, хотя школу и не любила, но фотографии – это память о тех моментах, которые уже никогда не повторятся.

Идя по кромке тротуара с ненавистью смотрела на свои старые туфельки со сбившимися носами. Я ходила в них уже третий сезон, благо мой размер не изменялся, замерев на цифре тридцать семь.

В классе все смеялись над тем, как я одевалась, в отличие от остальных у меня не было возможности покупать новые блузки и юбки. Изо дня в день я ходила в одной и той же одежде, занашивая её практически до дыр, лишь тогда мама недовольно ворча покупала мне новую.

Да, именно я была тем самым изгоем среди более удачливых сверстников, хотя давно уже смирилась с этим безвыходным положением, стараясь не замечать колкостей и насмешек в свой адрес.

– Морозова! С дороги! – мимо меня пронёсся Витька Максимов больно толкнув в спину локтем.

Размахивая рюкзаком как оружием, он со всего маху врезался в своего друга Лёшу Изотова. Между мальчишками завязалась эпичная драка. Они мутузили друг друга школьными сумками, под улюлюканье собравшихся зрителей.

Я ускорилась, стараясь как можно дальше уйти от этой лихой компании, чтобы не стать жертвой их пристального внимания.

В класс зашла, не отрывая взгляда от старого обшарпанного линолеума и тенью проскользнула за свою пятую парту в третьем ряду. Положив учебники и тетради на стол, я бездумно уставилась в окно подперев голову сложенными в замок руками. За распахнутыми настежь рамами вовсю царила поздняя весна, радуя благоуханием цветущей акации и сирени.

В этом году деревья цвели как-то по-особому, аромат их сливался в неповторимую мелодию, оттенённую нотами сладости и свежескошенной травы. Сделав глубокий вдох, ощутила пьянящий чуть приторный запах.

– Вот же убогая! – раздалось со стороны. – Морозова у нас захотела побыть романтичной тургеневской барышней! Дурнушка, а туда же лезет, не иначе, как весна на неё подействовала!

Со всех сторон раздался дружный хохот, перемежающийся с хором нестройных голосов, как обычно, обсуждающих мою скромную персону.

– Что, наслаждаешься благоуханием? А чего вздыхаешь так тяжко? Ты у нас случаем не влюбилась? Нищенка нелюдимая!

Люба Семёнова – самая наглая и жестокая из моих одноклассниц. Её родители потомственные врачи, занимающие высокие должности в городской больнице. Куда мне с ней тягаться? Она носит только брендовые вещи и два раза в год строго меняет свой смартфон на новую модель. В отличие от остальных Люба не ходит в школу пешком и не ездит на автобусе, каждое утро её привозит отец на огромном чёрном джипе, сверкающем мощными фарами. В её взгляде всегда скользит превосходство над теми, кто не родился с золотой ложкой во рту.

Я опустила голову вниз, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ответить противной девчонке. Каждое её слово болью отзывалось в моей душе, причиняя страдания, о которых мне некому было поведать.

Родителям было не до меня, они лишь работали сутками напролёт, уверенные в том, что раз на столе каждый день есть кусок хлеба, значит они выполнили свои обязанности по воспитанию детей. Братишка, он был ещё слишком мал и не понимал, что наша семья несколько отличается от других. А подруг у меня не было. Совсем. Кто будет дружить с той, что постоянно подвергается нападкам сверстников? Ведь общаясь с такой как я, можно запросто попасть под раздачу.

Девочка из бедной семьи с огненно-рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на лице. Кто как не я должен был стать предметом насмешек любимых деток таких успешных родителей?

Множество раз я заводила разговор с мамой о переводе в школу, расположенную подальше от дома, но она лишь отмахивалась от меня, советуя не обращать внимания на глупые выходки одноклассников, толком и не вслушиваясь в то, что я пыталась рассказать.

«Алёна, ты не задумывалась, что основная проблема кроется в тебе? Дети не хотят дружить с тобой, сторонятся. Так почему ты решила, дочка, что другое учебное заведение станет лучше? Ведь ты останешься сама собой, такой же необщительной затворницей, и ещё не ясно примут ли тебя там», – так говорила мама, считая, что на этом наш доверительный диалог закончен.

И сжав зубы от обиды, с каждым днём всё больше терзающей моё сердце, я продолжала терпеть. В школе старалась быть как можно незаметнее, чтобы не навлечь гнев эмоционально неуравновешенных подростков на свою голову. Неимоверное счастье испытывала в те дни, когда они забывали про меня, поглощённые своими делами и заботами. Тогда я могла спокойно передвигаться по школе, сидеть за партой, не подвергаясь обстрелу скатанной в тугие шарики бумагой, могла не думать о том, что по дороге домой придётся вновь отбиваться от их придирок, могла ровно спокойно дышать, не ожидая внезапного удара.

Когда прозвенел звонок, оповестивший о том, что последний урок закончен я дождалась, когда все покинут класс и приступила к обязанностям, возложенным на мои хрупкие плечи одноклассниками. Поднимая стулья, ставила их на парты, подготавливая кабинет к приходу бабы Зины, местной уборщицы, которая всегда жалела меня, угощая чем-нибудь вкусным и сладким.

– Опять ты здесь, горемычная? – покачала она головой, ставя на пол ведро с довольно грязной водой. – И чего родителям не расскажешь, как тебя обижают эти ироды? Это же не дело, ты одна за всех «дежуришь» пять дней в неделю, а эти «детки в клетке» радуются, что нашли безмолвную грушу для битья.

– Скоро каникулы, – мечтательно протянула я, – после экзаменов не увижу никого из них целых два месяца. Там и отдохну, наберусь сил перед новым учебным годом.

Прополоскав тряпку в раковине, расположенной в углу комнаты я тщательно протёрла доску и разложила мел на подставке, подготовив рабочее место для учителя.

– Хорошая ты девчонка Алёнушка, жалко мне тебя, сил нет, как жалко. Гляди, что принесла, – подозвала она меня к себе, выуживая из кармана халата шоколадный батончик. – Держи, я-то не ем такие, а ты слопай втихомолку, любишь ведь сладкое.

Поблагодарив бабу Зину, я приняла угощение, в очередной раз удивляясь её доброму отношению ко мне.

– Ну, беги Рыжик, небось снова в читальне своей до вечера просидишь? Николаевна-то заждалась тебя.

Школьную библиотеку женщина упорно именовала «избой-читальней», порой ругая меня за то, что я провожу там много времени, хотя близко дружила с её заведующей, Тамарой Николаевной. Седая элегантная старушка с забранными в пучок волосами, всегда приветствовала меня тёплой улыбкой и частенько угощала горячим чаем в прикуску с печеньем, хваля за мою неуёмную тягу к книгам.

Переступая порог читального зала, я оставляла за его дверями все свои горести и переживания, становясь на несколько часов беззаботным человеком, у которого всё хорошо. Тихонько устроившись в дальнем углу на продавленном мягком кресле, я перечитывала любимые произведения. Здесь, в этом светлом помещении, хранящем запах старых книг я чувствовала себя свободной от жизненных оков, с головой окунаясь в созданные писателями миры. Я танцевала на балах с Наташей Ростовой, с сочувствием следила за судьбой Сонечки Мармеладовой, искренне переживала за Катерину, что тщетно пыталась вырваться из царства зла и насилия, в которое попала, выйдя замуж за сына Кабанихи…

– Алёнка, пора закругляться, девочка. Время к пяти близится, братишка, наверное, заждался тебя, – прервала меня Тамара Николаевна.

– Спасибо, – ответила я, нехотя закрывая очередную книгу.

Забрав Сашу из сада, ещё раз выслушала гневную тираду о том, что мы должны как можно скорее внести оплату, либо же не занимать так необходимое кому-то другому место, тому, кто способен вносить деньги без задержек, в отличие от нашей такой неудачливой семьи.

Дома быстренько протёрла полы и начистила картошки, чтобы пожарить её, перед приходом родителей. Сашка успел поужинать в саду, а я была сыта тем песочным печеньем, которым меня угостила приветливая хранительница книг.

Вспомнив, что в рюкзаке лежит шоколадный батончик достала его отдав брату. Сколько радости было в глазах ребёнка при виде столь редкой для нас сладости.

– Ты точно не хочешь? – в очередной раз спросил он не решаясь съесть его в одиночку.

– Точно! Куда мне сладкое? Я же девочка, должна думать о фигуре.

– Тогда ладно! – согласился Сашка. – Хотя, ты же и так тощая, зачем тебе ещё худеть?

Я смотрела как его маленькие белые зубы вонзаются в столь желанное лакомство, наблюдая как тянется мягкая карамель, образуя невесомые тонкие нити, во рту усиленно начала вырабатываться слюна, едва моего носа достиг насыщенный мягко сливочный запах шоколада, тесно переплетённый с ароматом жареного арахиса и чуть солоноватой карамели.

Чего лукавить, конечно я так же как он, хотела съесть это нечаянное угощение, наслаждаясь давно забытым вкусом, смакуя во рту каждый откушенный кусочек, рассасывая его в попытке продлить удовольствие. Но я не могла лишить братика этой услады, доступной всем детям, кроме нас. Я уже взрослая, смогу пересилить себя, а Сашка ещё так мал, и не понимает, что ждёт его впереди. Я мечтала, чтобы он был счастливее и удачливей меня. Пусть мой малыш никогда не узнает той боли, когда в очередной раз тебя тычут в спину, выкрикивая оскорбления, на виду у прохожих, что, опустив пристыженные взгляды проходят мимо, предпочитая не вмешиваться в то, что их не касается.

Глава 2

Не такая, как все

Мы жили в старой панельной пятиэтажке, расположенной на самой окраине города. Однокомнатная квартира досталась маме в наследство после смерти родителей. Вчетвером мы ютились на площади в тридцать квадратных метров, не имея, даже в очень отдалённой перспективе, шанса, улучшить свои жилищные условия.

Ветхий раскладной диван, занимавший большую часть кухонного пространства, служил для родителей спальным местом. Обивка из некогда зелёного гобелена, давно уже выцвела и истончилась. Изношенные, местами проржавевшие пружины натужно скрипели, безжалостно впиваясь в тело, когда кто-то из домочадцев садился на продавленные подушки. Чтобы защититься от их внезапной ночной «атаки» мама застилала его поверхность стёганым ватным одеялом, служившим жалким подобием наматрасника.

В наше с братом пользование негласно отошла единственная комната, величественно именуемая залом, центральным украшением которой была люстра советских времён, что являлась главной причиной бабушкиной гордости. Два раза в год я снимала с неё все «висюльки» тщательно промывая их раствором из тёплой воды и нашатырного спирта.

Одну из стен занимал югославский мебельный гарнитур, покрытый тёмным лаком. Два платяных шкафа, зеркальный сервант и книжный стеллаж были насквозь пропитаны запахом нафталина. Бабушка повсюду рассовывала прессованные белые таблетки с резким запахом, борясь с молью и отпугивая мышей, которых у неё никогда не было. Даже спустя пять лет после её смерти, мебель, промытая мною не на один раз, отчётливо издавали этот неповторимый аромат, хотя, может быть это просто моя услужливая память подсовывала картинку из прошлого, едва я прикасалась к створкам давно отжившей свой век стенки.

На дощатом полу был толстый слой облупившейся золотисто-коричневой краски. Она была вся в сеточке мелких трещин, в просветах которых виднелось жёлтое защитное покрытие, нанесённое молодым дедом в то время, когда гладко оструганные доски ещё источали запах сосны.

Наш район считался неблагополучным, вечерами здесь часто бывали драки и разборки между подвыпившими людьми. Одиноким путникам, что не могли постоять за себя, тёмными вечерами нередко приходилось расставаться с телефонами и имеющейся в карманах наличностью. Вот и сегодня, когда родители переступили порог дома, задержавшись на пару часов дольше обычного я с ходу поняла, что произошло нечто непредвиденное.