Атака мертвецов

– Оно, конечно, время опасное. Да только не у нас, а в Харбине или где подальше. Разве же эти нехристи через Амур сунутся? Побоятся. Можно, конечно, казачков в город вызвать из станиц, да больно время горячее – все в поле, не разгибаясь. Сенокос опять же. А стрелять им через реку не из чего: известно, что за пушки у косоглазых. У моей жинки квашня для теста – и та поопаснее будет.

Все заулыбались, кроме полицмейстера. Батаревич кашлянул и сказал:

– Тут такое дело, Константин Николаевич. Донесли мне, будто к Айгуну большой отряд бунтовщиков прибыл, тысячи две. Оно бы ладно, но орудия у них имеются новейшие, немецкие. Системы Круппа.

– Брешут, – хмыкнул сотник.

– Хотя, – тут же поправился полицмейстер, – может, просто слухи.

Генерал задумчиво расчёсывал бороду пальцами. Пожевал пышный ус и сказал:

– Ну что же. Суетиться ни в коем случае не будем, не к лицу. Однако прошу быть начеку. В готовности по первому зову, так сказать. Все свободны.

* * *

Батаревич догнал Ярилова уже на улице.

– Где изволили остановиться, Андрей Иванович?

– В гостинице со скромным названием «Версаль».

– Да уж, – осклабился полицейский, – нравы у нас в провинции простые. Если трактир – так непременно «Яр», а коли нумера с клопами – так «Англетер» либо «Версаль». Не заели вас насекомые?

– Не заметил. Спал, знаете ли, как убитый после этой катавасии.

Ярилов вспомнил погибших на пароходе: коммерсанта в клетчатом пиджаке, девушку на палубе… Поморщился.

– Не желаете ли прогуляться? У нас прелестная набережная. Не Английская, конечно, но местным обществом весьма ценится.

– Отчего же не прогуляться?

Вышли на берег Амура, освещённый закатным небом; Ярилов отметил про себя, что все друг с другом знакомы: раскланиваются, останавливаются для разговоров. Дамы щеголяют бумажными китайскими зонтиками и нарядами прошлого десятилетия, хотя попадаются среди девушек премиленькие; молодые люди – в основном чиновники в фуражках и коммерсанты в котелках – посматривали на подпоручика с плохо скрываемой завистью.

Публика нарочито старалась не замечать противоположный берег, ставший вдруг враждебным и опасным.

Батаревич встретил какого-то брюхатого с супругой, рассыпался в любезностях (видно, какой-то местный туз). Привлёк и Андрея:

– А вот и, так сказать, наш Муций Сцевола и князь Пожарский в одном лице, храбро вступивший в схватку с неприятелем…

Ярилов поморщился и хотел уже оборвать поток лести, когда китайская сторона вдруг сверкнула вспышками, плюнула дымками.

Вспухли белые облака орудийных выстрелов, и завизжали снаряды над Амуром; Ярилов закричал:

– Обстрел!

Но крик его заглушила лопнувшая над набережной шрапнель; зло завизжала смертоносная начинка.

Люди с криками бросились прятаться в переулках; пули на излёте чиркали по мостовой.

Разбитая двуколка валялась на боку, задрав к небу обломок оглобли, как сломанную кость.

Запутавшись в постромках, хрипела умирающая лошадь.

* * *

– Кто тут начальник боевого участка будет?

Андрей заложил пальцем блокнот.

– Подпоручик Ярилов, честь имею. С чем пожаловали?

– Вы уж, господин подпоручик, будьте свидетелем, что не мародёрствуем, а ради дела.

Ярилов поглядел на мужчину в охотничьем картузе и щегольских ботинках с крагами, с ружьём на плече. Сзади толпился ещё десяток таких же: одетых то ли на охоту, то ли на спортивное состязание.

– О чём вы, сударь?

– Оружейный магазин Николаева я велел распотрошить. Хозяин-то испугался. Семью посадил на пролётку – и за Зею сбежал. Мы бы обязательно ружья купили, так у кого? Вот и сбили замок. Всё, что пригодно в дело, забрали. Но вы не беспокойтесь: опись я составил. Вот, гляньте: винчестеры – три штуки, ружей тульских охотничьих – восемь. Патроны, порох. Револьвер дамский…

– Это вам к полицмейстеру, – перебил Ярилов, – моё дело – оборона. Изволите ко мне в отряд?

Обладатель картуза оглянулся на свою компанию. Кивнул:

– Ну что, братики-сударики? К подпоручику запишемся?

– Конечно, – загудели товарищи, – лучше уж к офицеру, коли так, и участок от дома недалеко.

Второй день шло формирование отрядов ополчения для обороны города. Губернатор разбил берег на шесть участков, Ярилова назначил начальником третьего, самого ответственного: тут и до вражеского берега рукой подать, и до центра города. Если уж решаться, то лучше китайцам места для переправы и не придумать.

Рыли неглубокие ложементы. Ярилов записывал охотников в блокнот: фамилия, гражданское состояние, оружие. Распределял по десяткам, назначал часы дежурства. Кто-то бежал из города, а кто-то, наоборот, приходил волонтёром, готовым к бою. Таёжники, золотодобытчики, контрабандисты-спиртоносы – народ тёртый, опытный. Вооружены пёстро: у кого «пибоди», у кого берданка. «Крынки» (винтовки системы Крнка), «иголки» (игольчатые ружья Дрейзе) и даже древние пищали: с такими, наверное, казаки Ерофея Павловича Хабарова первыми брали эти далёкие от столицы места.

Китайцы изредка постреливали, но теперь набережная была пуста, а дома вдоль неё покинуты, так что обходилось без жертв. Пушки палили нечасто: экономили снаряды.

А вечером вызвал генерал-лейтенант Грибский:

– Не пристало нам с ужасом ждать нападения, не в русском духе такое. Готовим вылазку на китайский берег. Самых лучших бойцов из гарнизонной команды, казаков и добровольцев. Всего – сто пятьдесят человек. Вас я решил назначить помощником командира отряда охотников. Переправу начать в три часа, перед рассветом. С богом.

* * *

Ночь помогать не хотела.

Ни облака; небо густо усыпано звёздами, и рогатый месяц будто указывал: вот они, храбрецы. Предусмотрительно обёрнутые тряпками вёсла не плескали, но толку, если десяток лодок на серебряной глади реки – как ножи на белоснежной скатерти.

Пожилой поручик, командир отряда, тихо ругался. Всматривался в тёмный берег до рези в глазах; уже начинали мерещиться огоньки – то ли деревни, то ли факелов неприятельских патрулей. И сквозь плеск воды чудилась перекличка часовых на чужом языке.

Заскрипел наконец песок. Выбрались, разобрались неровной цепью, начали подниматься по глинистому косогору. Сердце Ярилова бухало громче, чем сапоги ополченцев; казалось, что ещё шаг – и прямо в грудь, на звук, вонзится железо китайской пики или разорвёт ночь огненная вспышка.

– Левее надо, ваше благородие, – шептал казак-проводник поручику, – там кусты, оно вернее.