XII веков японской скульптуры

Плечи буддийских божеств

Сидящий Шакьямуни, бронза, 267 см, храм Канимандзи

Важной скульптурой, характерной для буддийского искусства Асука, признается Триада Босинэн Шакьямуни. Она так названа по году «боси» в китайском шестидесятилетнем цикле, который соответствует 628 г. по европейскому летосчислению, сделана по заказу Сога но Инамэ. Из двух предстоящих сохранился один левый. Позы, выражения лиц, положения рук, одеяния, троны, «шиньон» на голове Будды, корона у предстоящего – все в духе пластики Асука. Поражает изящество линий, тонкость работы, предельная миниатюризация фигур, сохраняющих в то же время облик больших скульптур. Едва заметные линии гравировки сэнкоку на общей мандорле в виде ладьи, утраченные со временем, дают представление о ее былом великолепии. В период Асука было принято создавать буддийские фигуры в соответствии с шестидесятилетним циклом канси, миниатюрные образцы в основном сосредоточивались в храме Хорюдзи. Примерно пятьдесят четыре фигурки в 1879 г. были переданы в Императорскую сокровищницу, а сейчас сорок восемь являются собственностью государства и известны как ёндзюхатитайбуцу – сорок восемь буддийских скульптур (Матида Юити. Нихон кодай тёкокуси гайсэцу. С. 29). Они могли быть сделаны в Китае, Корее или в Японии континентальными или местными мастерами. Созданные в стиле детских пропорций, когда на маленьком теле моделируется большая голова и конечности, они обнаруживают архаический стиль Тори (Токийский национальный музей).

Обычно фигура сидящего Будды, изображенная в состоянии покоя и расслабленности, являет пример канонизированных черт лица, поз и жестов как нечто постоянное. Японская иконографическая система восприняла континентальный тип Будды, застывшего в бесстрастной созерцательности (дзэндзё но Сяка). Неподвижная монументальная поза (китидзёдза) сидящего Будды с вывернутыми наружу пятками – правая нога как символ Будды и Учения лежит на левой, олицетворяющей мир, – оживляется разнообразными положениями ладоней и пальцев рук (пример тому скульптура из храма Рёдзэндзи на о. Сикоку). Такое положение скрещенных ног возможно благодаря тому, что ступни Будды имеют высокий подъем, который сравнивают с круглым панцирем черепахи (сокуфукомансо), что является одним из тридцати двух телесных признаков. Асана созерцания (дхьяна асана, другое название «поза лотоса») передает медитативную сосредоточенность, во время которой стирается противоречие между внутренним и внешним мирами, индивидуальное сливается с космическим. Уравновешенность композиции свидетельствует о духовной и физической гармонии божества. Широкие плечи[33 - В японской иконографии различаются три вида плеч: высокие икаригата, покатые надэгата и обычные фуцу но ката. В разные исторические эпохи менялось и изображение плеч: в период Хэйан (например, Юмэдоно Каннон) превалировали покатые плечи, в ранний период Фудзивара – высокие плечи, а потом обычные, в годы Камакура снова покатые, а в Эдо от высоих плеч перешли к покатым. Одиннадцатиликая Каннон из Сёриндзи изображена с высокими плечами, Амида из Бёдоин с обычными, Амида из Сёринъин (Эдо) с покатыми.] и довольно узкая талия придают телу Будды, как уже говорилось, сходство с царем зверей – львом, славящимся силой и бесстрашием. Молодое лицо, озаренное застывшей архаичной улыбкой, не подвластно времени. Его особая проработка, вскинутые дугообразные брови в форме лунного серпа, царственный изгиб крыльев носа, лучащиеся глаза, подобные бутонам лотоса, – все подчеркивает одухотворенность изображения, глубоко воздействующего на молящихся. От тела Будды исходит сияние кондзикисо, один из физических признаков Будды, относящийся к телу синтай.

Сидящий Шакьямуни из храма Канимандзи, хотя и признается национальным сокровищем, но не так известен, как другие изображения Будды. Создание этой скульптуры окутано тайной, впрочем, как и подлинная история возникновения самого храма, достаточно большого для Японии того времени.[34 - Сохранилась легенда, согласно которой в давние времена жили добродетельные родители и глубоко верущая дочь, которая постоянно читала «Сутру Каннон». Однажды, увидев, как некий крестьянин собирался съесть пойманных крабов, она их купила и выпустила в море. А жалостивый отец, встретившись в поле со змеем, который намеревался проглотить лягушку, пообещал отдать в жены свою дочь. Когда вечером у их дома появился мужчина и потребовал девушку, то они заперлись. Разозлившись, мужчина принял свое подлинное обличье змея и стал все крушить. Девушка с мольбой обратилась к Каннон, которая явилась, и вдруг все утихло. Выглянув на улицу, родители и девушка обнаружили порубленного змея и многочисленные панцири крабов. Девушка поблагодарила Каннон за спасение и для успокоения душ змея и крабов построила храм. Вот такая легенда под названием «Благодарность крабов» («Кани но онгаэси») существует в народе.] Скорей всего, он был построен некой богатой влиятельной семьей. Сохранность этой скульптуры высокая. О том, что скульптура принадлежит искусству Хакухо, говорят глаза, разлет бровей, нос, губы, выполненные в стилистике того времени. В лице Будды привлекает не только характерная отрешенность, но также мощь и мужественность. Этот облик называют «такумасий яцу» (крепкий, мощный), «сэймэйрёку» (наполненный жизненной силой) «дансэйтэкинарёку» (обладающий мужской энергией). Вот такими эпитетами японские искусствоведы наделяют Шакьямуни из Канимандзи, сравнивая его с буддой Якуси, о котором речь далее. Это не утонченное, рафинированное изображение Шакьямуни и других будд, типичное для скульптур следующих эпох.

Галерею Будд, созданных в период Асука, замыкает скульптура Шакьямуни в необычной для японской традиции позе: обе массивные ноги с широкими ступнями опущены, он сидит на скамейке, задрапированной тканью с вертикальными складками, заканчивающимися фестончатым рисунком. Правая рука Будды приподнята ладонью наружу в мудре сэмуиин, левая ладонью вверх покоится на колене. Поэтому его даже пытались идентифицировать с Мироку или целителем Якуси: предполагалось, что он мог держать горшочек со снадобьем. Взгляд Будды не отрешенный, а скорее, сосредоточенный, углубленный в себя. Длинное одеяние-плащ, задрапированное параллельными складками, не лишает силуэт формы, наоборот, оно изящно обрисовывает ноги и руки. Скульптор отходит от плоскостного изображения, сообщая фигуре некоторую объемность. Будда уже интересен не как компонент, хотя и основной, классической Триады, а как самостоятельный образ, несущий всю смысловую нагрузку: в его облике превалирует божественное спокойствие, даже интимность, а не отрешенность и изолированность от окружающего мира. Несущий и черты архаики Тори, и танскую иконографию (618–907), этот образ Будды из Дзиндайдзи знаменует появление местных традиций в ваянии. Стиль Тори обнаруживается в полуопущенных веках и рисунке носа с широкими крыльями, переходящими в арочные брови, а также в ямочке над пухлой верхней губой. Правда, вопрос о том, что данная скульптура изображает исторического Будду, остается открытым. Идентичная фигура Шакьямуни, но в три раза меньше хранится в Токийском национальном музее. Если и есть различия, то они касаются взгляда: у миниатюрного Будды он несколько детский, кроме того, у него рельефно выявлена мускулатура торса, вычеканены складки низа одежды.

Шакьямуни, бронза, вторая пол. VII в., 81,8 см, храм Дзиндайдзи, Тёфу, Токио

Будда на скамейке, втор. пол. VII в., бронза, 28,7 см, Национальный музей, Токио

Будда Якуси, бронза, 63 см, втор. пол. VII в., Кондо, храм Хорюдзи, Нара

Важнейшим объектом пластики в тот период, как говорилось, был будда – врачеватель Якуси (Бхайшаджья-гуру). Основой образа, появившегося в мифологии во II в., являются врачи-бодхисаттвы Бхайшаджья-ражда и Бхайдшаджья-самудхата. Якуси обитает на востоке в стране «Чистой лазури», его сутра – «Сутра о Наставнике-Врачевателе» («Якусикё»). Якуси, еще бодхисаттвой, принял двенадцать обетов, суть которых состоит в даровании всем физического и нравственного исцеления. Якуси проповедует буддийское учение в своем раю, лечит болезни, продлевает жизнь в других мирах, но не ведет к конечному освобождению. Якуси – один из богов буддийского пантеона, к которому японцы обращаются чаще всего с просьбами о выздоровлении, играет огромную роль в практике целительства, поэтому изображается с горшочком со снадобьями (якко) в левой руке.

История создания скульптуры целителя Якуси, одного из самых значимых будд, перекликается с вышеизложенной, о чем есть текст на задней стороне мандорлы, согласно которому заболевший в 586 г. император Ёмэй призвал к одру Касигияхимэ, вдову императора Бидацу, будущую императрицу Суйко, а также Сётоку с аналогичной просьбой изваять статую Якуси и построить для нее храм в случае выздоровления. Но император умер, а его желание было исполнено только в 607 г., в пятнадцатую годовщину правления Суйко. Фланкирующие Якуси скульптуры бодхисаттвы Каннон созданы в середине VII в. или позже. Некогда ярко бликующие, они сейчас покрыты глубокой патиной и сильно потускнели. Перед исследователями встал вопрос о приоритете одной из двух статуй. Согласно первой точке зрения, в то время вряд ли скульптура Якуси могла быть основной святыней, поскольку его культ уступал Шакьямуни. В случае признания Якуси главной храмовой святыней статую надлежало поместить по центральной оси храма. Основное, что бросается в глаза при обзоре статуи Якуси, – это отсутствие в его левой руке обязательного атрибута будды-целителя горшочка со снадобьем. Строго сбалансированная фигура ориентирована только на фронтальный обзор и исключает боковой взгляд. Сравнение двух скульптур приводит к мысле об их схожести и общности стилевого решения. На это указывают многочисленные детали, касающиеся позы, положения рук, сплетенных в одинаковые мудры, глаза миндалевидной формы, прямые точеные носы, сжатые в застывшей улыбке губ, а также как будто парящие в воздухе мандорл, украшенные маленькими рельефами семи будд Прошлого, которые помещены на лотосовых чашах в сполохах огня, вырывающегося из центрального диска. Их резьба отличается большей художественностью, нежели Триады Шакьямуни. Овал лица Шакьямуни вытянутый, у Якуси круглый, ближе к дальневосточному типу, взгляд первого сосредоточенный и даже строгий, от Якуси же, наоборот, исходят доброта и тепло. Есть незначительные различия и в одеяниях: например, складки на юбке Шакьямуни крупные, частые и более вертикальные. Правда, сходство в облачении двух божеств отмечается многими искусствоведами. Исследования, проведенные японскими учеными, не дают однозначного ответа относительно возраста скульптуры Якуси, ее относят ко второй половине VII в., несмотря на надпись на спине фигуры. Есть версия, что статуя отлита в 670 г., когда храм воссавливался после пожара. Статуя Якуси по мастерству исполнения признается более совершенной, нежели вышеупомянутая Триада, поэтому и полагают, что она принадлежит к позднему Асука, точнее к подпериоду Хакухо. Скорее всего, храмом, для которого создавалась скульптура, был Вакакусадэра.

Будда Якуси, дерево, втор. пол. VII в., 105 см, храм Хориндзи, Нара

Голова будды Якуси, бронза, 98,3 см, 685 г., храм Кофукудзи, Нара

Ко Якуси, бронза, 73 см, втор. пол. VII в., храм Син Якусидзи, Нара

Вторым значительным изображением Якуси считается Якуси из храма Хориндзи, где будда-целитель выполняет роль основной святыни. Выточенный из дерева по позе, положению рук, пальцы которых сплетены в мудре анъиин (правая рука поднята кверху, пальцы вытянуты, открытой ладонью обращена к молящимся, а пальцы левой руки как будто собраны в пригоршню; она еще корреспондирует с мудрой проповеди Закона – сэппоин), а также по крою одеяния он только в некоторых деталях отличается от бронзового Якуси. Основное различие, которое бросается в глаза, состоит в моделировке лица: вытянутое у деревянного Якуси оно напоминает лики ангелоподобных музыкантов на бронзовых стягах кандзёбан[35 - Стяги кандзёбан, подвешанные к потолку, делались из позолоченной бронзы с подвесками на ажурном фоне, украшенном виноградной лозой, цветами жимолости, религиозными персонажами, фигурками животных.] в Кондо храма Хорюдзи. Разнятся они и прическами: у Якуси Хориндзи на голове «шиньон» из мелко закрученных волос, а не обычный, туго стянутый пучок. Кроме того, юбка деревянного Якуси Хориндзи, ниспадающая на пьедестал, выглядит значительно скромней, чем у бронзового варианта, впрочем, как и вся скульптура, возможно, из-за отсутствия мандорлы, которая, бесспорно, украшает Якуси Хорюдзи. Якуси восседает на пьедестале нидзюсэннодзидза. Некоторая тяжеловесность фигуры роднит эту скульптуру с изображениями будд, относящихся к школе Тори. Но заметны и различия: четко намечена линия верхнего века, плотно сжаты губы, отсутствует архаичная улыбка. К тому же есть признаки нарушения симметрии, как в самой фигуре, так и в рисунке одеяния, которая строго соблюдалась в работах Тори и его учеников, а также в скульптурах Гудзэ Каннон и Кудара Каннон (о них речь далее).

Скульптура Ко Якуси из храма Син Якусидзи в Нара, как и вышеупомянутого Будды из Дзиндайдзи, принадлежит периоду позднего Хакухо. Украденная в 1943 г. она до сих пор не возвращена. Как и у Якуси Хорюдзи, прическа Ко Якуси с шишкой на темечке гладкая, без намека на мелкие завитки. Узкие линии глаз и губ перекликаются, дугообразные приподнятые брови смыкаются на переносице, на шее выступают три складки. Грудь не прикрыта одеждой, мягкие складки которой равномерно и плавно спускаются по туловищу и рукам. Подобная драпировка свидетельствует о влиянии стилей, процветавших во времена династий Ци (419–501), Чжоу (557–581) и Суй.

От будды Якуси, выполненного для храма Ямадэра (построен по поручению члена клана Сога – Кураямада Исикаваномаро), сохранилась только голова буцуто. Скульптура не раз становилась трофеем монахов-воинов и подвергалась разрушениям. Неудивительно, что до нас дошел только ее фрагмент, хотя и очень важный. По нему можно судить о величии всей скульптуры, которая, по предположению, должна была прославлять род Сога и, прежде всего, Исикаваномаро: даже находили родовое сходство в чертах лица. Открытие Триады (кайгэн куё – досл. церемония открытия глаза) прошло 25 числа третьего месяца 685 г. в месяц смерти вдохновителя строительства храма Исикаваномаро и считается, что она создана для достижения им блаженства в другом мире. В силу сложившихся неблагоприятных обстоятельств некогда могущественный Кураямада в этом храме был вынужден покончить жизнь самоубийством. В том же году в восьмом месяце император Тэмму (673–686) совершил паломничество в храм Ямадэра.[36 - Жена императора, позже государыня Дзито, была из рода Исикавамаро, поэтому к храму Ямадэра и его основной святыне было особое отношение со стороны императорского дома.] Хорошо сохранилась правая часть головы, а левая подверглась разрушению, утрачено левое ухо и остались только фрагменты прически. Во внешней линии уха, образующей изгиб в нижней трети, угадывается стиль позднего Хакухо и раннего периода Нара. О принадлежности к этим эпохам говорят разрез полуоткрытых глаз футаэ с почти ровной линией нижнего века, опущенными внешними кончиками, а также рисунок идеально прямого носа с аристократическими крыльями и четко вырезанными ноздрями. Две канонические бороздки идут от носа к изящной припухлой верхней губе «бантиком», смыкающейся с горизонтальной линией нижней губы. Подобная форма губ тоже была характерна для ликов скульптур той эпохи.

По величине головы можно судить, что скульптура была сделана в соответствии со стандартом дзёроку, унаследованным от индийских прототипов. Она обнаружена в результате реставрационных работ в Токондо[37 - Построен в 726 г., но нынешний храм, где скульптура Якуси была основной святыней, отстроен в 1433 после пожара, который произошел в 1411 г. Но она была перенесена в этот храм в период Камакура из храма Ямададэра. Токондо в 1180 г. был сожжен Тайра но Сигэхира, а основная святыня была почти полностью утрачена. Храм довольно быстро восстановили, но с воскрешением основной святыни возникли большие сложности. В 1187 г. монахи-воины из храма Кофукудзи вторглись в пределы храма Ямадэра, похитили Триаду и перевезли в родовой храм Фудзивара – Кофукудзи и поместили в Токондо. Когда регент Кудзё Канэдзанэ узнал об этом инциденте, то приказал вернуть святыню, но она продолжала оставаться в Токондо. Сам Канэдзанэ происходил из рода Фудзивара, родовым храмом которого считался Кофукудзи (Токондо был при Кофукудзи), и когда он в 1191 г. посетил Токондо, то в дненике «Драгоценные листья» («Гёкуё») с радостью записал о своем паломничестве к статуе Якуси. Сейчас встает вопрос о возвращении реликвии в храм Ямадэра.] (Восточный Золотой зал) храма Кофукудзи в 1937 г. в пьедестале основной святыни. Стилистика, характерная для этого важного фрагмента фигуры Якуси, дает основания предполагать сильное влияние пластики эпохи Суй (пещерный монастырь Яо Фан в Лунмэне) и Тан. Несмотря на серьезные повреждения, моделировка черт полного лица вызывает в памяти привычный облик будды, отличающегося идеализированной красотой, и напоминает, что Якуси уже был буддой, когда будущий исторический Будда еще оставался бодхисаттвой. В облике Якуси отсутствует детскость, свойственная большинству скульптур, величественность будды. Даже один, но очень важный фрагмент – голова – говорит о концентрации воли и высокой духовности божества. Идеально слепленный, чеканный облик свидетельствует о новом понимании классической, уравновешенной красоты, привносит ощущение бесспорного торжества буддизма. Голова воплощает обобщенный идеал возвышенной одухотворенности. Если пользоваться европейской терминологией, то она отлита в духе академизма. В необычных линиях головы, рисунке черт лица обнаруживается нарушение художником ортодоксальных принципов иконографии при соблюдении национальных традиций. Самобытность японской скульптуры отчетливо проявилась в этом фрагменте масштабной фигуры, сочетающей физическую красоту с выражением духовных идеалов буддизма. Голова Якуси вызывает в памяти и другие изображения, например, головы Шакьямуни из храмов Канимадзи и Шакьямуни в необычной для этого персонажа позе идза со спущенными ногами из Дзиндайдзи, а также глиняного из Кондо храма Тайма, выполненного в 680 г. в соответствии с тем же сдартом дзёроку Из китайских прототипов она ближе всего к каменному Мироку эпохи Суй.

Одной из лучших Триад, посвященных Якуси, признается Триада из храма Якусидзи,[38 - Точная дата создания скульптур не определена. Есть мнение, что они относятся к 718 г., когда храм Якусидзи из старой столицы Фудзивара перенесли в нынешнее место, в новую столицу Нара.] выполненная по велению императора Тэмму для избавления его жены Уно но Химэмико (дочь императора Тэнти) от глазной болезни.[39 - Кроме того, он призвал 100 мирян стать священниками и молиться об излечении императрицы. В знак выздоровления супруги император даровал свободу многим заключенным. Согласно «Нихонсёки» это не единственный случай монаршей милости. В 683 г. после выздоровления принцессы Хитака, внучки Тэмму, были амнистированы 198 мужчин и женщин.] Как сказано в «Нихонсёки», Тэмму заявил о создании Триады в 680 г. одиннадцатом месяце, а церемония «открытия глаза» состоялась в 697 г. при императрице Дзито (687–697). Первоначально Триада была помещена в храм в Окамото. Неизвестна дата создания нынешних скульптур предстоящих, – возможно, это 728 г., когда перенесли фундамент в пределы Нара. Высокий стиль искусства раннего танского Китая, для которого характерно изящество линий, пропорциональная соразмерность частей тела, отчетливо проявился в данной скульптурной композиции. При этом мастерам удалось привнести в ее пластическое решение национальные черты. В фигурах читается проявившийся позже так называемый нарский реализм, смягченный идеалистической трактовкой образов. Лица и позы приближены к человеческим, но во взгляде отсутствует задушевность, интимность, присущая людям. Особенно это касается Якуси, который чуть ли не возвеличен до уровня просветленного Будды и наделен неограниченными возможностями в управлении Вселенной. Ему подчиняются свет Солнца и Луны, день и ночь, а также он обладает магической силой исцелять людей. Властный облик будды-целителя напоминает о его всеобъемлющем могуществе. Подошва ступни Якуси испещрена символическими рисунками, знаками доброй судьбы дзуйсёмон: в центре колесо с семнадцатью спицами, характерными для Главного Будды Шакьямуни (телесный признак сока ниринсо, относящийся к ногам и рукам тэаси), сосуд с цветком, а рядом – созвездие Рыбы, на четырех пальцах – рисунки стилизованных ракушек, на большом – деформированная свастика.[40 - Свастика изначально была прорисована и на груди Якуси, но со временем утратилась.] Они перекликаются с отпечатками ног Будды на камне, хранящегося на территории храма (буссокусэки). На ладонях обеих рук тоже выгравирован рисунок, но другой. В отличие от мудр у вышеописанных скульптур Якуси сплетение пальцев правой руки у этого изображения несколько иное – большой и указательный пальцы правой руки образуют круг (мудра анъисёсюин), а средний палец левой руки, лежащей на ноге, немного согнут, также отсутствует атрибут, появившийся позже – горшочек для снадобий якко. Голова Якуси являет пример полной гармонии: сбалансированы очертания губ, носа, глаз, щек, подбородка впадины и выпуклости лица. Обращает внимание изящество, с каким исполнены божественные черты. В драпировке одеяния Якуси сказывается стиль, присущий японской традиции VIII в. Каноническая одежда кэса неровными складками опускается с левого плеча и окутывает колени, оставляя большую часть груди открытой, что соответствует китайской пластической традиции, но отличается от индийского канона.

Триада Якуси, бронза, высота Якуси – 254,7 см, предстоящих – Никко (справа) 317,3 см, Гакко (слева) 315,3 см, 688 г.? Кондо храм Якусидзи, Нара

Подошва ступни Якуси

Бодхисаттва Гакко, бронза, 315,3 см, 688 г.? Храм Якусидзи, Нара

Никко, бронза, 317,3 см, 688 г.? Храм Якусидзи, Нара

В гармонии с Якуси созданы и фигуры бодхисаттв – Гакко и Никко, в которых уже нет былой хрупкости и нежности. Все трое поставлены на алтарную платформу, композиционно объединящую Триаду и украшенную геометрическим рисунком. Есть предположение, что она вывезена из Китая. Фигуры, явно не избежавшие китайского влияния, выполнены настолько совершенно, что даже говорят об их превосходстве над работами Тори, хотя основная, бронзовая, явно сохраняет стилистические особенности работ этого великого мастера. Фигуры деревянных предстоящих трактуются в иной, более свободной пластической манере. В интерпретации этих образов преобладает зрелость и уверенность постоянных помощников целителя. Они не теснятся по бокам от Якуси, а достойно занимают свои места, дают возможность для всестороннего обзора и, расступаясь, расширяют пространство, выявляя его значительность и гармонично сочетаясь с центральной фигурой. При этом вырастает эмоциональная выразительность каждого образа. Новизна подачи персонажей, доселе не замеченная в японской пластике, достигается изощренным совершенством поз и движений, изяществом моделировки, каскадным ритмом складок одеяний, а также роскошью деревянной резьбы в виде виноградной лозы, обвивающей нимбы (работа мастеров периода Эдо), многократно усиливающих важность каждой фигуры. Все три ладьевидные мандорлы фунагатако одной формы, но отличаются размерами, богатством декоративной резьбы, а также тем, что центральная объемная фигурка будды на мандорле Якуси помещена в пагоду с навершием. Лики предстоящих – полные, сферической формы, на шеях проступают три божественные складки. Если положение пальцев правой руки у бодхисаттв такое же как у Якуси, то ладони опущенных вдоль тел левых рук обращены вниз, а большие и указательные пальцы соединены. Эти фигуры скорее круглые, чем плоские. Но главная – более статичная, вес ее тела приходится на центр, в то время как торсы фланкирующих наклонены, а колени ног, которые ближе к Якуси, слегка согнуты. В скульптурах отмечаются признаки динамики. Бодхисаттвы, как будто по велению Якуси, готовы прийти на помощь людям. Способ моделировки гибких тел «санкёкухо», когда трижды меняется их направление, известен еще в искусстве древней Индии (фрески Аджанты). Некоторая общность заметна между центральной фигурой этой Триады и уже упоминавшейся головой Якуси. В целом скульптура Якуси свидетельствует о зрелости мастера, сумевшего преодолеть технические трудности.

Особенного интереса заслуживает нехарактерный для японской традиции, уникальный по форме и декору, бронзовый пьедестал тэньидза (сэннодзидза), на котором восседает Якуси в позе кэккафудза. Он тоже трактуется как олицетворение могущества будды. Вся символика монументального царственного трона подчинена идее универсального владычества. Верхний бордюр тэньита орнаментирован узором из изогнутой виноградной лозы, другой кант украшен цветочными мотивами и драгоценностями. Центральная часть верха пьедестала отдана божественным существам, которые ответственны за стороны света: Красный Феникс за Юг, Зеленый Дракон за Восток, Белый Тигр за Запад, симбиоз Черепахи и Змеи за Север. Это – реплика известных фресок из кургана Такамацудзука, безусловно, имеющая китайские корни, а также рельефов на бронзовых зеркалах. Предназначение сказочных животных не только в указании направления, но и в символизировании милосердия будды, распространяющегося на весь мир. На основных панелях кагамиита с четырех сторон в арках, окаймленных резными лентами, изображены торсы существ, напоминающих аборигенов южных островов, которые незадолго до этого были покорены японцами. В центре фронтальной и задней частей кагамиита вырезаны фигуры толстых чертей, подпирающих головами колонны, с ногами в форме рыбьих плавников. Это, скорей всего, персонажи индийской мифологии ясясин. Есть еще мнение, что это фигуры двенадцати божественных воинов (генералов) Дзюнисинсё (санскр. Дикпала), постоянных спутников будды Якуси, или покоренных варваров, приобщающихся к религии. Прежде всего они олицетворяют число знаков зодиака, которые обозначают все направления, нуждающиеся в соответствующей охране, или двенадцать обетов (дзюнидайган) будды-целителя, призванного помогать страждущим.[41 - Исполнение желаний, избавление от страданий, исцеление, избавление от заблуждений, выработка правильных суждений, избавление от стихийных бедствий, защита от зла, наделение силой, помогать встать на путь буддизма и т. д. Каждый обет имеет соответствующее название, состоящее из четырех иероглифов. Например, первый называется «сокогусоку» (уподобить всех людей будде), третий «сёгумандзоку» (исполнение всех желаний), шестой «сёконкангу» (оздоровить тело и душу людей), седьмой «дзёбёанраку» (избавить от всех болезней, облегчить жизнь). Согласно «Сутре об основном Завете и благодеяниях будды Лазоревого света Якуси» (Якуси рурико нёрайхонганкудокукё». Двенадцать воинов называются защитниками, которые славят имя Якуси).] Этот пьедестал – яркая демонстрация индо-китайских традиций, преломленных в японской пластике.

Вся устойчивая скульптурная композиция олицетворяет идею уравновешенности и незыблемости мира, в котором процветает могучее государство. В величавом образе Якуси, впрочем, как и во всей Триаде, прослеживается возвышенная ясность, гармония и соотношение сил во Вселенной. Значительность образа Якуси подчеркивается украшенной филигранной резьбой мандорлой нидзюэнко с семью рельефами сидящих в лотосовых чашах будд, а центральный будда помещен в ковчег, установленный на большой чаше. Специалисты отмечают общность этой Триады, свидетельствующей о расцвете японской пластики, с греческой классической скульптурой и, безусловно, демонстрирующей сильное суйское и раннетанское влияние (Мидзуно Кэйдзабуро. Нара Киото но фурудэра мэгури.), которое проявилось, в том числе, в передаче динамики рук и ног предстоящих. При этом, как указывалось, торс тоже не остается неподвижным, а подчиняется уже упоминавшемуся «закону трех изгибов» санкёкухо. Появились плавность и округлость форм, и при сохранении фронтальности фигуры отделились от стен, приобретя независимость. Обнаруживается сходство Триады Якуси со скульптурной композицией, считающейся шедевром ранней танской пластики, в центре которой семнадцатиметровый будда Русяна (или Вайрочана, 675 г., известняк с раскраской), из пещерно-храмового комплекса Лунмэнь (Ворота дракона), пещера Фэнсянсы. Но в японском пластическом варианте читается мимическая мягкость и возвышенная одухотворенность (греческий этос). Более того, если изображение владыки Вселенной, наделенного космической красотой, соотносится с трактовкой образа Якуси, то укороченные, приземистые силуэты учеников, воинов-охранников, последователей веры Вайрочана, резко контрастируют с утонченными, изящными фигурами предстоящих Якуси. Считалось, что по красоте эта Триада могла соперничать лишь с Триадой Шакьямуни. Ее авторство приписывается китайскому мастеру, который активно использовал в орнаментике гандхарские и сасанидские мотивы, в том числе в виде виноградной лозы.

Деталь северной стороны пьедестала Якуси, бронза, 150,7 см., храм Якусидзи, Нара

Северная панель пьедестала

Южная панель пьедестала

Все вышеперечисленные скульптуры Якуси были созданы для храмов, находившихся в историческом районе Ямато, точнее Киото-Нара. До наших дней сохранилось изображение Якуси, принадлежавшее храму Рюкакудзи[42 - В районе Канто, кроме Рюкакудзи, сохранилось только два храма, представляющих этот период – Сэнсодзи (Токио) и Дзиндайдзи (Тёфу, Большой Токио).] в нынешней префектуре Тиба, т. е. на востоке Японии. У этого бронзового Якуси, принадлежащего подпериоду Хакухо, непростая история. Когда в 1865 г. сгорел храм, скульптуру, вернее, голову, удалось спасти и поместить под алтарем в Зале Дайсидо, но о ней вспомнили только в 1909 г. Позже она была отреставрирована. Уцелевшая в огне голова являет собой высокий образец пластики Хакухо, отличительными чертами которой являлись особая передача удлиненного разреза глаз и значительное расстояние между глазами и бровями. Кроме того, очаровывает широкая, естественная улыбка. Не лишая облик Якуси из Энкакудзи индивидуальности, ученые находят общее между головой Якуси и головой будды из храма Ямадэра Кофукудзи (о нем – далее) и почти идентифицируют его со стоящим Якуси из храма Син Якусидзи, к сожалению, как было вышесказано, похищенным в 1943 г. Скульптуру Якуси из Рюкакудзи не относят к шедеврам, но подчеркивают уникальность пластического образа.

Якуси, бронза, подпериод Хакухо, храм Рюкакудзи

Важнейшим иконографическим типом, представляющим женские божества буддийского пантеона, считается бодхисаттва Каннон (Авалокитешвара), которая получила в Японии особую популярность. Культ Авалокитешвара, изначально бодхисаттвы мужского рода, пришел из Индии, в Китае приобрел женские черты и стал известным как Гуань инь. В Японии, где изображения Каннон появляются в период Асука, бодхисаттва получает новое имя, меняется ее облик: это Каннон, выступающая в 33 ипостасях. Самые известные облики Каннон – Одиннадцатиликая (Дзюитимэн Каннон), Тысячерукая (Сэндзю Каннон), с Головой лошади (Бато Каннон), Каннон Чунди (Дзюнтэй Каннон), Святая Каннон (Сё Каннон), Каннон с жемчужиной исполнения желаний (Нёйрин Каннон), с Головой дракона (Рюдзу Каннон), Каннон надежной рыболовной лесы, или Каннон с непустыми сетями (Фукукэндзяку Каннон), Каннон с корзиной для ловли рыбы (Гёран Каннон) и другие локальные типы. Базовым изображением Каннон, от которого пошли все вышеперечисленные типы, была Одноликая Двурукая Каннон (Итимэн Нихи Каннон). Первые шесть обличий Каннон считаются основными, причем изображение Святой Каннон – истинное, а остальные пять – «превращенные» хэнгэ. Образы Каннон должны были символически передать ее могущество и милосердие как всевидящего и всеохватывающего божества, замечающего одновременно всех попавших в беду, щедро одаривающего людей разнообразными благами (Виноградова Н. А. Скульптура старого Китая. С. 102). Например, Каннон с сетями, или силками, призвана ловить человеческие сердца в этом мире скорби и страдания и переправлять в рай. Согласно 25-й главе «Сутры Лотоса», каждый, кто обращается к Каннон, обретает спасение и защиту от бед. «Храня в памяти имя бодхисаттвы, человек может выйти невредимым из огня, из морской пучины, спастись от убийц и злых демонов, от оков и из рук разбойников. Если женщина, желающая иметь детей, будет почитать Каннон и делать подношения бодхисаттве, то она сможет родить хорошего сына или дочь, кого пожелает. Если живые существа будут любить и почитать Каннон, то счастья своего не утеряют» (Лотосовая сутра. С. 282–283. Пер. А. Н. Игнатовича). В «Сутре цветочного убранства» («Кэгонкё») говорится о месте пребывания Каннон – гора-остров Поталака, откуда бодхисаттва наблюдает за тем, что происходит в мире, и посылает свою помощь нуждающимся. Божество наделено способностью отвечать на призывы страждущих, поэтому ее популярность в стране огромна.

Кудара Каннон, дерево, 209,4 см, втор. пол. VII в., храм Хорюдзи, Нара

Для спасенья людей Каннон приняла тридцать три ипостаси,
Многолика Каннон.
Замешалась она в легкомысленном мире людей.
Обаяньем своим их на путь наставляет,
Состраданием учит.
Любовь превращает в мост к озаренью.
Переправив на берег другой, дарует спасенье,
Несказуемо благостен обет Кандзэон.

    (Кужелъ Ю. Л. Японский театр Нингё Дзёрури. С. 277)
Религиозная практика способствовала поклонению в храмах изображениям будд и бодхисаттв, которым приписывалось обладание различными магическими и целебными способностями: отвращать зло, даровать богатый урожай. И если вначале они создавались для исцеления от болезней царствующих особ, то со временем и обычные люди стали обращаться к ним с надеждой на чудо. Бодхисаттва Каннон могла облегчить страдания, простить, утешить. Её лики, как уже указывалось, являют разное выражение чувств, и в зависимости от изменений состояния души она предстает соответствующими образами. Соблюдение магического ритуала и пропевание мистической формулы дарани (дхарани – сочетания чудотворных «истинных слов» сингон, или мантр) давали надежду на помощь Каннон. Она также наделялась способностями Чадоподательницы. Существовали специальные молитвы, с которыми должны были обращаться женщины, желающие иметь детей, а также мужчины, мечтавшие о сыне. В иерархии буддийских богов Каннон занимала важнейшее место, ей приписывали наибольшую чудодейственную силу. В Зале второго месяца (Нигацудо), находящегося на территории храма Тодайдзи, начиная с 752 г. почти ежегодно по старому календарю в феврале, а сейчас в первые недели марта проводится ритуал сюниэ, или мидзутори. Одиннадцать избранных монахов с полудня до полуночи, не беря в рот ни капли воды, ходят вокруг алтаря Одиннадцатиликой Каннон, постоянно повторяя ее имя, и тем самым снимают с человека его прегрешения.[43 - Этот сложный ритуал также сопровождается паданием монахов на колени, повторением в темпе имен двух тысяч будд, бодхисаттв и синотоистских божеств, перечислением списка прегрешений, которые люди могли бы совершить в течение года. Символическое сжигание грехов происходит 11 и 12 марта, когда на платформу храма поднимаются люди с факелами длиной в шесть метров, от размахивания которыми искры сыплются на толпу и уничтожают людские грехи. Ранним утром монахи зачерпывают первую весеннюю воду – мидзутори в священном источнике вблизи Нигацудо.]

Великие возможности Каннон нашли свое отражение в устном творчестве, литературе, в частности, в драматургии для больших кукол – Нингё Дзёрури. Примером тому служит пьеса Како Тика «Чудо в храме Цубосака» («Цубосака Каннон рэйгэнки» впервые поставлена в театре Хикорокудза в 1887 г.). Отанэ (по легенде, Осато), жена слепого музыканта Саваити многократно совершала паломничества в храм Цубосака, с молитвой обращаясь к Каннон даровать мужу зрение. Саваити, не желая обременять жену, под предлогом паломничества в ее сопровождении приходит в храм, просит Отанэ оставить его одного и бросается со скалы. Узнав о гибели мужа, Отанэ последовала вслед за ним, выбрав ту же смерть, что и он. Потрясенная силой невероятной любви, Каннон оживляет супругов. Более того, Саваити обретает зрение. Эту историю драматург заимствовал из анналов храма Цубосакадэра (другое название – Минамихоккэдзи). В храме Хасэдэра поклоняются варасибэ тёдзя («соломенный богач»). По легенде, некий мужчина, увидев в храме Хасэдэра благовещий сон, отправился в путь с единственной соломинкой. Ему удалось обменять ее на мандарины, далее на полотно, постепенно на прекрасную лошадь и, наконец, на поле, где он вырастил отличный урожай риса и стал богачом. Это предание легло в основу истории «Про то, как мужчина, храм Хасэдэра посещавший, чудесной милости удостоился» (Рассказы, собранные в Удзи. – Удзи сюи моногатари. Пер. Г. Г. Свиридова). В рассказе герою, бедному самураю, достался павший конь, но он молился богине Каннон о его оживлении, обратив взор в сторону храма Хасэдэра, и тот поднялся.

В эпоху Нара повсюду стали устанавливать изображения Каннон, посвящать ей храмы. Это было связано и обращением к ней с просьбами об исцелении императора Тэмму (686 г.), и с вознесением перед ее изображением молитвы об умиротворении страны в связи с мятежом Фудзивара Хироцугу (?-740) против императора Сёму (724–749 г.). С усилением буддизма во времена правления принца Нагая (?-729), когда он стал левым министром, т. е. первым человеком в чиновничьей иерархии, в 728 г. в связи с болезнью наследника трона по всей стране было приказано создать 177 статуй Каннон и в том же количестве экземпляров переписать «Сутру Каннон» («Каннонкё» – так часто называют 25-ю главу «Лотосовой сутры») и разослать во все провинции, чтобы проводить моление о спокойствии государства. Построенные в тот период буддийские храмы, явились первыми в цепочке сложившегося в XII в. традиционного маршрута по 33 священным местам богини Каннон, которые отождествляли с «Чистыми землями».

Женский образ Каннон разработан в ваджраяне и имеет своим прототипом одно из трех воплощений Авалокитешвары – Ситатара (Белую Тару). В Китае она известна как Белохитонная Гуань-инь, а в Японии Каннон в Белом одеянии Бякуэ Каннон, первое упоминание о которой появилось в VI в. в «Дарани Дзосю». Там же говорится и о Каннон с ивовой ветвью Ёрю Каннон. В образе бодхисаттвы смыкались понятия японцев о милосердии, любви, светозарности, что роднило с синтоистской богиней Солнца Аматэрасу. Культ Каннон вызвал создание ее многочисленных скульптурных изображений, самыми впечатляющими, которые сохранились до наших дней, считаются Юмэдоно Каннон (дерево, первая половина VII в, 179,9 см, по не совсем достоверным данным создана в 739 г., храм Хорюдзи).

Юмэдоно Каннон из павильона Сновидений (Юмэдоно)[44 - По легенде, в этом павильоне медитировал Сётоку Тайси, он долго не мог расшифровать пассаж из сутры, в этом ему помог Будда, явившийся во сне. Отсюда и такое название «Павильон сновидений».] (она же Кудзэ, или Гудзэ Каннон) признавалась едва ли не самой священной скульптурой того времени. Обернутая в шелковую ткань, она, как скрытая скульптура хибуцу, хранилась в ковчеге дзуси и была доступна для обзора монахами раз в году. В XIX в. первыми ее увидели без покрова летом 1884, т. е. через 200 лет после последнего осмотра, известный американский исследователь японского искусства Эрнест Феноллоза (1842–1908) и его студент из Токийского Императорского университета Окакура Тэнсин (1862–1913). Обоих сразили красота, загадочная улыбка и великолепная сохранность статуи, которую они обнаружили обернутой в белую материю, что вызывало ассоциации с мумией. Э. Фенеллоза признался, что благодаря этой скульптуре, он познал истинную красоту восточного искусства (Сэки Юдзи. Буцудзо то кодайси. С. 39). В лике Каннон, прежде всего, приковывает внимание разрез глаз: верхнее веко немного нависает в центре, а нижнее приподнято слева и справа. В трактовке прямого, почти без переносицы, носа сказывается влияние индийской традиции. Выполненная из единого ствола камфорного дерева, покрытая золотыми листами, наложенными на лаковую основу, высокая статуя поражала пирамидальностью резьбы, вытянутостью линий, а также стилевой общностью с предстоящими из известной Триады Шакьямуни. Но это не дает достаточных оснований считать, что скульптуры принадлежат резцу одного и того же мастера. Юмэдоно Каннон создавалась для фронтального осмотра с учетом двухмерной композиции. Кажущаяся скованность движений, подчеркнутая плотно прижатыми к талии руками, ладони которых на уровне груди держали пылающую драгоценность мани (мудра буппацуин), сглаживалась перекинутыми через предплечья летящими шарфами тэннэ (вырезаны отдельно) и необычными линиями одежды. Скульптура производит впечатление парящей в небесах богини, напоминающей персонаж из сказки о девушке-небожительнице в одеянии из птичьих перьев хагоромо. Ощущение легкости усиливается, если посмотреть на спину с большим вырезом. Одеяние сконструировано в форме пяти боковых резких выступов, которые напоминают рыбьи плавники хирэ и призваны подчеркнуть объемность фигуры. Подобный вид одеяния с хирэ встречается в корейских скульптурах эпохи царства Когурё, изображающих бодхисаттву (бронза: золочение, вторая пол. VI в., высота 15,2 см, Национальный музей Кореи в Сеуле). Фронтальная часть одеяния, состоящего из верхнего согиси и нижнего кун, задрапирована продольными складками, перехваченными над коленями бантом-бабочкой. Особую торжественность скульптуре придают ажурная бронзовая корона, покрытая золотом, а также позолоченная, деревянная мандорла, перекликающиеся по стилистике исполнения и декору. Закругленные линии тончайшей бронзовой филиграни короны, декорированной зелеными камнями и металлическими дисками, обрамленными проволокой, больше напоминают языки пламени, нежели ветви виноградной лозы – характерный буддийский орнамент. Лобовую ленту украшают пять четырехлепестковых цветов с сердцевиной из синего стекла. Такие же цветы рассеяны по всей поверхности короны и лентам, спускающимся с ее крыльев. Скрытая высокой короной прическа, неожиданно проявляется в виде двух длинных прядей, напоминающих листья папоротника – варабитэ (так называемая прическа бодхисаттв суйхоцу), которые ниспадают на плечи и далее опускаются до локтей. Мандорла, заостренная вверху и нависающая под углом над головой бодхисаттвы, при осмотре сбоку производит необычное впечатление. Расположенный в центре цветок лотоса, от которого расходятся круги, декорированные растительным орнаментом, языки пламени по краям, а также стилизованные облака – все выполнено с художественным вкусом и мастерством и свидетельствует о высочайшем искусстве скульптора. Тип нимба в виде хосю, встречающийся у Юмэдоно Каннон и Кудара Каннон (о ней – далее), был характерен для того времени и привлекал внимание скульпторов своей природностью и близостью к космическому началу. По наблюдениям японских искусствоведов, подобный нимб имеет древние корни, и его многослойность восходит к структуре пятиярусной пагоды, олицетворяющей, как известно, пять стихий: снизу вверх – земля, вода, огонь, ветер, небо. Первые четыре составляющие тисуйкафу объединяются «небом» (сора, или ку), форму которого и принимает нимб хосю. Возможно, первоначальный вид хосю связан со свастикой на могиле Шакьямуни, а в целом, идет от конструкции ступы. Нимб олицетворяет единство земного и космического начал (Нисимура Котё. Огава Кодзо. Буцудзо но мивакэката.).

Каннон Хориндзи, дерево, 179,5 см, храм Хориндзи, Нара

Эти предметы ювелирного искусства делают облик богини царственным и зрелищным, увеличивая и без того ее немалый рост, который наводит на размышления о превосходстве бодхисаттвы над людьми и усиливает сакральность образа. При этом невысокий пьедестал вырезан из солнечного дерева – кипариса (хиноки) и традиционно украшен направленными вниз лепестками лотоса, расположенными в два ряда (рэмбэн). Он заканчивается круглой базой, перекликающейся с таким же небольшим постаментом рэннику, на котором непосредственно установлена сама фигура Каннон. Этот пьедестал стал характерным для большинства стоящих скульптур рицудзо. Несмотря на скудость инструментария, была создана превосходная скульптура, положившая начало серии изображений Каннон. Спустя время Каннон получила еще одно имя – Кудзэ Каннон, Спасающая мир, а также Нейрин Каннон – Каннон с жемчужиной исполнения желаний (IX в.). Японцы верили, что принц-регент Сётоку Тайси (574–621), много сделавший для укрепления буддизма в Японии, вернется в мир как манифестация бодхисаттвы, и его идентифицировали с Кудзэ Каннон.

Святая Каннон, бронза, 188,5 см., втор, пол VII в., храм Тоиндо, Нара

Созданная в стилистике работ бусси Тори, Юмэдоно Каннон все-таки не является произведением этого мастера. Образцом для Юмэдоно Каннон, возможно, но не абсолютно достоверно, послужила фигура бодхисаттвы из второй пещеры в Тяньлуншань (пров. Шаньси), относящаяся к периоду династии Восточный Вэй (534–560). Фигуры объединяет пирамидальность корпуса, а также схожесть одеяний с выступающими по бокам «рыбьими плавниками» и летящими шарфами тэннэ, которые ниспадают от плеч по рукам до колен и пят, окутывая стан богини. Не исключено, что прототипом для Юмэдоно Каннон также послужили небольшие фигурки бодхисаттв, 15,1 см (бронза) и 17,5 см (терракота), созданные во второй половине VI в. в корейском государстве Когурё. В целом лунмэньский стиль, оказавший влияние на Тори, присущ и скульптуре Юмэдоно Каннон, но в ней уже читаются и национальные мотивы, которые со временем стали превалировать в японской пластике.

В выполненной на несколько десятилетий позже статуе Кудара Каннон[45 - Несмотря на заморское название – японское наименование Пэкче, – есть все основания говорить, что эта статуя изваяна в Японии из местных пород дерева – камфорного и кипариса (пьедестал), но, возможно, корейскими скульпторами. В период Эдо (1600–1867) она была известна как бодхисаттва Кокудзо, которую привезли из Кудара, в период Мэйдзи (1868–1912) была обнаружена корона из позолоченной бронзы и фигурка Амиды кэбуцу (хэнгэсин), которая обычно украшает голову бодхисаттвы Каннон, и тогда она получила нынешнее название.] в общем сохраняется стилистика изображения ее предшественницы, но сделан шаг в трактовке первоообраза, который уже осмысливается не как торжественно застылый, пребывающий в надбытийном пространстве, а принявший черты изысканной миловидности, изящества и земной привлекательности новый иконографический тип. В статуе больше динамики благодаря плавным вертикальным линиям струящейся по телу одежды, а также жестам рук: правая согнута в локте, ладонь открыта, как будто получила спустившийся с неба лотос, левая слегка опущена, ее большой и указательный пальцы держат шейку кувшина. На еще более вытянутое, чем у Юмэдоно Каннон, пирамидальное туловище посажена маленькая головка – все тоже вырезано из единого ствола камфорного дерева, кроме рук и шарфов. На лице застыла архаичная улыбка, которую определяют поднятые края губ; открытые, слегка удивленные глаза, по форме напоминающие абрикосовую косточку кёнин, светятся добротой и излучают нежность, мягко выступают скулы. Черты лица закругляются вверх, а не в глубину, придавая облику архаичное звучание. Высокий нос явно не японского типа, а ближе к индийскому образцу. Сохранилась колористика статуи – красное одеяние и розовое тело. Благодаря толстому слою грунтовки, фигура как будто насыщена теплом. Скромность бронзовых, покрытых позолотой украшений, короны и мандорлы, по сравнению с Юмэдоно Каннон, компенсируется грациозностью позы Кудара Каннон, особой пластикой рук, спокойностью линий одеяния, которое в нарушение традиции спускается с левого плеча, нежностью розовато-голубоватых тонов окраски (к слову, большая часть нимба окрашена). Образ наделен мягкостью, теплотой, ставшими в дальнейшем определяющими чертами при ваянии этого божества, что свидетельствует о формировании уже на раннем этапе различных направлений в японской пластике. Ниспадающая вертикальными мягкими складками одежда придает пластическому образу стройность. При боковом обзоре возрастает возможность насладиться красотой изящной фигуры и заметить, что в отличие от Юмэдоно Каннон, ее прическа продолжается не в виде варабитэ, а естественно опускается по плечам, образуя волны (Матида Юити. Нихон кодай тёкокуси гайсэцу. С. 55). Необычно фиксирование круглого нимба энко, традиционно декорированного в центральной части лотосом, с помощью бамбукового шеста, который упирается в пол рядом с базой. Подобное крепление создает впечатление парящего в пространстве нимба, что усиливает воздушность и легкость пластического образа, воспринимаемого как милосердное божество. Кудара Каннон пирамидально вытянута и необыкновенно грациозна – в континентальной скульптуре нет ее полных прототипов. По таким характеристикам как скользящее по телу одеяние, которое она носит с царским достоинством и величием, а также по изяществу линий фигуры можно говорить о влиянии лунмэньской традиции ваяния. Но китайская бодхисаттва держит деревянный кувшин суйбё в левой руке не за горлышко, а за дно тулова, кроме того, разнятся положения правых рук. Вышеперечисленные качества роднят Кудара Каннон также с глиняной фигуркой из пещеры Майшишань (первая половина VI в., династия Восточный Вэй). Отличия Кудара Каннон от скульптур мастера Тори, прежде всего, наблюдаются в трактовке складок одежды, летящих параллельных шарфов и, главное, в высокой прическе.

Сингай Каннон, бронза, 34,8 см, 591 г., Токийский национальный музей; бодхисаттва Каннон, бронза, 26,6 см, втор. пол. VII в., Токийский национальный Музей

Бодхисаттва Каннон 650 г., бронза, 40,5 см, храм Кансиндзи, Осака