Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора

Да, нужно обязательно выиграть время. Это необходимо как воздух. Уже запланирован визит в Москву швейцарского Генпрокурора Карлы день Понте. Ее приезд наверняка позволит открыть в деле о кремлевских коррупционерах многие закрытые карты. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Да и вообще, нужно довести расследование по «Мабетексу» до такой стадии, когда это дело уже «развалить» будет невозможно.

– Хорошо, заявление я напишу. Следующее заседание Совета Федерации запланировано на шестое апреля. Если я напишу заявление сейчас, то произойдет утечка информации, прокуратура за это время просто развалится… – Я почувствовал тяжелый, непонимающий взгляд президента и пояснил свою мысль: – Я напишу заявление сейчас, но дату поставлю апрельскую, пятого апреля – самый канун заседания Совета Федерации.

– Ладно, датируйте пятым апреля, – согласился президент.

Ход был правильный. Если бы я не написал заявление, то

против меня наверняка были бы приняты резкие меры, вплоть до физического устранения – от киллерского выстрела до наезда на мою машину какого-нибудь огромного, груженного кирпичами грузовика, – эти методы освоены в совершенстве…

Так с 18 марта по 5 апреля я получил возможность действовать, довести до конца начатые дела, продвинуть вперед историю с «Мабетексом». В конце концов, люди должны знать, какое беззаконие творится на кремлевских холмах и как обходятся с теми, кто пытается этому противостоять.

Вялым движением президент подтолкнул в мою сторону чистый лист бумаги. Я уже достал из бокового кармана пиджака ручку, как внезапно лицо президента стало каким-то серым, он схватился за сердце, медленно приподнял другую руку, поморщился. Хрипло и тяжело дыша, он вышел из комнаты. Лица Примакова и Путина напряглись.

Минут через десять, потирая на предплечье место инъекции какого-то стимулятора, Ельцин вернулся и грузно опустился в кресло.

Я молча написал заявление и протянул его президенту. Примаков и Путин облегченно вздохнули.

Выйдя из больничного корпуса на улицу, я хотел было сразу сесть в машину и уехать – слишком уж муторно и противно мне было – но Примаков задержал меня:

– Юрий Ильич, вы знаете, я скоро тоже уйду. Работать уже не могу. Как только тронут моих замов – сразу уйду…

На душе стало немного легче. Создалось впечатление, что этими словами Примаков как бы пытался сгладить ситуацию, оправдаться. Я понимал, насколько ему неприятно – ведь он попал меж двух огней, – но должность его не позволяла сказать то, что он хотел сказать.

Выходит, и премьер тоже чувствует, как над его головой сгущаются тучи и плетется липкая паутина. Я молча пожал ему руку, сел в машину и поехал на работу, на Большую Дмитровку.

Я нашел в себе силы как ни в чем не бывало начать трудовой день. Я старался держаться, старался не подавать виду, что мне тяжело. Один Бог знает, чего мне это стоило!

Конечно, все были в курсе того, что произошло, многие видели ночью по телевизору скандальную видеопленку. Было очень тяжело… Ловить на себе косые взгляды и не иметь возможности объяснить, что все это ложь. И все же, при всей мерзости показанного, пленка эта имела один немаловажный для меня положительный момент: благодаря ей я прозрел, я по-настоящему увидел, кто есть кто среди тех, кто еще несколько дней назад называл себя моим другом. Я видел, как кое-кто из высокопоставленных особ, которые раньше первыми спешили поздороваться со мной, подобострастно улыбнуться, сейчас, проходя в полуметре от меня, совершенно меня не замечает. Видимо, считают – со мною покончено.

Но было и другое отношение, причем совершенно для меня неожиданное. Так, в прокуратуре меня поддержали в основном рядовые сотрудники, с которыми я и знаком-то толком не был. Они меня подбадривали, когда я заходил в кабинеты, угощали – кто чаем, кто бутербродом, – и это было очень трогательно. А вот некоторые заместители мои – те самые, которых я лично назначил на эти места, которым повесил на погоны большие генеральские звезды, – все усилия бросили на спасение своих должностей, забыв, как выяснилось позднее, и о чести, и о совести. Справедливости ради – не все. Активно поддержал меня Михаил Катышев – один из лучших следователей России, принципиальнейший, хотя и жесткий человек. Он сразу сказал, что во всю эту гадость, которая развернулась вокруг меня, не верит, что понимает, кто и что за всем этим стоит. Что, как и прежде, что бы ни случилось, он будет меня поддерживать. Думаю, Катышев уже тогда отчетливо понимал, каким боком может выйти ему эта принципиальность. Так оно и оказалось: вскоре его от работы в Генпрокуратуре отстранили. С молчаливым сочувствием ко мне относились тогда Владимир Давыдов, Василий Колмогоров, Сабир Кехлеров…

Глава 2 «Мабетекс»: как все начиналось

Конверт из Швейцарии

Когда я пришел в Генпрокуратуру, то понял: если буду разбрасываться, хвататься за одно, другое, третье, как это довольно часто бывает у только что назначенных руководителей, работа просто-напросто съест меня. Надо было выбирать что-то главное, все остальное этому главному подчинить, распределить: это во второй ряд, это – в третий, это – в четвертый и так далее…

Я определил два основных направления в борьбе с преступностью: коррупцию и заказные убийства.

Примерно так же я размышлял и над схемой моих будущих международных контактов и поездок: мне очень не хотелось, чтобы поездки эти оказались впоследствии сумбурными и мало приносящими пользы. Как я понимал, одной из главных задач, стоявших перед Генеральной прокуратурой на тот момент (да и сейчас, впрочем), должна была стать тесно примыкающая к теме коррупции борьба с отмыванием доходов, добытых преступным путем, за счет вывоза капиталов из России.

Почему именно эту задачу я поставил для себя в ряду первоочередных, надеюсь, объяснять подробно не надо. Начиная с середины 90-х каждый год из страны происходит «утечка» колоссальных сумм, исчисляемых миллиардами долларов США. Это наши отечественные коррупционеры и махинаторы разного масштаба и пошиба при помощи всевозможных ухищрений – так, на «черный день», не выплачивая налоги и в обход законодательства, – перемещают за границу полученные жульническим путем деньги. Но это еще полбеды. Ведь деньги эти, уже «отмытые», иными словами – легализованные, как правило, в Россию уже никогда не возвращаются, а остаются в зарубежных банках, принося доход не нашей стране, а США, Швейцарии или каким-нибудь далеким Каймановым островам.

А в это время на тысячах российских предприятий и учреждений месяцами задерживается зарплата – нет денег. А тут еще подкатывает срок выплат зарубежных кредитов… И государству, чтобы выплатить набежавшие проценты, остается лишь «ужимать» всех остальных своих законопослушных граждан, отказывая им в повышении заслуженных пенсий, пособий, зарплат… Вернись эти потерянные для России капиталы обратно, и многих проблем, стоящих сегодня перед нашей страной, думаю, просто бы не существовало.

Анализ ситуации привел меня к выводу, что борьбу за возвращение нелегально вывезенных из России капиталов мы должны начинать со знакомства с офшорами, куда из-за их исключительно льготной налоговой политики в основном и стекались из России «грязные» доллары и фунты. Поэтому, для того чтобы на месте разобраться в конкретной ситуации, познакомиться и скоординировать наши действия с руководителями правоохранительных структур интересующих нас офшоров, я запланировал для себя и других работников Генпрокуратуры поездки на Кипр и в целый ряд других далеких и близких нам государств. Стояла в этом списке и Швейцария.

Вы спросите: при чем здесь Швейцария и офшор? Объяснение очень простое. Конечно, таких же налоговых льгот, как офшоры, Швейцария не дает. Но существует миф о том, что сверхпрочная тайна швейцарских банков соблюдается свято и незыблемо, причем должен сказать, что в принципе это соответствует истине. Банковская система этой страны престижна, она имеет многовековые историю и традиции. Вот поэтому-то многие наши бизнесмены, коммерсанты и высокопоставленные чиновники и стремятся поместить в банки Цюриха и других городов Швейцарии свои капиталы, открывая там многомиллионные валютные счета.

Занося Швейцарию в наш список, я исходил из того, что эта страна, по сути, тот же офшор. Здесь, на берегах Женевского озера, действует правовой режим, который позволяет любому желающему без проблем открывать счета, создавать финансовые структуры. Там легко проводятся финансовые операции, нет привычного для нас финансового контроля и проверок: откуда в банк поступили деньги и куда они будут впоследствии переведены. С другой стороны, Швейцария известна и тем, что ее правоохранительные органы не выполняют отдельные виды международных поручений. К примеру, если нарушение было связано с невыполнением налоговых законов, то Швейцария даже не будет рассматривать это международное поручение.

Поэтому планирование моей поездки в эту маленькую горную страну было для российской Генпрокуратуры вполне осознанным шагом, направленным на установление контактов со швейцарской правоохранительной системой.

* * *

В сентябре 1997 года я начал готовиться к поездке. Активно помогал нам в этом тогдашний посол России в Швейцарии Андрей Степанов. Помимо «утряски» визовых и прочих чисто технических проблем он предоставил нам ночлег в посольском здании, много помогал советами как человек, довольно долго проживший в этой стране и хорошо знавший все тонкости ее обычаев и культуры. Правда, впоследствии, когда выяснилось, что его дочь является сотрудницей одной из структур «Мабетекса», отношение посла к приезжавшим в Швейцарию работникам Генеральной прокуратуры стало не столь любезным.

Первая моя поездка в Швейцарию была больше ознакомительной, чем деловой. Наша маленькая делегация состояла из трех работников прокуратуры. Кроме меня в нее входили прокурор Свердловской области Владислав Туйков и начальник одного из управлений Генеральной прокуратуры Георгий Смирнов. Как помню, швейцарцы встретили нас достаточно настороженно, и поначалу дальше каких-то официальных, казенных фраз разговор не шел. Они присматривались к нам, мы к ним, шло естественное «прощупывание» друг друга.

Тем не менее нам удалось познакомиться практически со всеми ключевыми фигурами швейцарской прокуратуры: с прокурором кантона Женева Бернаром Бертосса, прокурором кантона Тичино (со столицей в городе Лугано, где до сих пор находится штаб-квартира «Мабетекса») Жаком Дюкри, со следователем Даниэлем Дево и, конечно же, с госпожой Карлой дель Понте, Генеральным прокурором Швейцарии. Каждый из них впоследствии сыграет очень важную роль в начатом нами совместном расследовании.

Забегая вперед, могу сказать, что поездка наша в общем получилась очень удачной. Потихонечку лед отчужденности растаял, и в итоге нам удалось для столь короткого визита (он длился всего три дня) сделать довольно много: мы обсудили идею совместного меморандума, договорились о создании двусторонней рабочей группы по борьбе с отмыванием преступных доходов, с организованной преступностью и коррупцией. Важным было принятое нами решение о регулярном обмене информацией, о координировании совместных действий. Ну а для того, чтобы отношения между прокуратурами наших стран развивались по восходящей, на весну 1998 года был запланирован приезд в Россию госпожи дель Понте.

Вернувшись домой, мы обсудили итоги поездки и признали «швейцарское направление» для дальнейшей работы очень перспективным. Поэтому абсолютно естественным было наше желание и стремление не ударить в грязь лицом, когда в мае 1998 года Карла дель Понте посетила с ответным визитом Москву.

Швейцарцев мы принимали широко, по-русски. Была подготовлена прекрасная культурная программа, включавшая посещение спектакля в Большом театре, музеев и церквей Кремля, Третьяковской галереи. Не меньшее впечатление на гостей произвели и изыски традиционной русской кухни, которые они отведали под чарующие напевы цыганского ансамбля в одном из банкетных залов «Метрополя».

Но самое главное – столь же плодотворной оказалась и деловая часть наших переговоров. Как и планировалось, 23 апреля 1998 года мы подписали предусматривающий многостороннее сотрудничество меморандум, договорились не только об обязательстве выполнения международных поручений, но и о регулярном обмене оперативной информацией. К концу переговоров мне было очень приятно констатировать, что между российской и швейцарской прокуратурами был установлен самый настоящий режим взаимного доверия.

В последний день визита, когда мы находились в моем кабинете в Генпрокуратуре, Карла вдруг отозвала меня в сторонку и сказала:

– Господин Скуратов, у меня есть документы, свидетельствующие о коррупции в высших эшелонах российской власти. Вы будете работать с этими материалами?

Даже сегодня я отчетливо помню ее внимательный, изучающий меня взгляд. Много раз, позднее, уже зная, чем все это для меня закончилось, я задавал себе вопрос: «Правильно ли я тогда поступил? Нужно ли было мне ввязываться в эту историю?». И приходил к единственному выводу, что, несмотря даже на врожденный инстинкт самосохранения, по-иному поступить я просто не смог бы. Не позволили бы ни воспитание, ни уважение к тем понятиям законности, которые вложили в меня институтские учителя, ни весь мой последующий опыт прокурорского работника. Скажи я «нет» – и, уверен, меня впоследствии просто заела бы совесть.

Но тогда таких мыслей у меня в голове еще не было. Конечно, я чувствовал в тот момент, что сейчас должно произойти что-то неординарное и что та тайна, которую я могу через мгновение узнать, возможно, еще доставит мне массу хлопот. Я также понимал, что сейчас от моего ответа зависит и будущая доверительность наших отношений: не оправдай я ожиданий швейцарского Генерального прокурора, хрупкое доверие, завоеванное за время двух наших встреч, в одно мгновение рухнет. Поэтому я сказал то, что, наверное, сказал бы любой находившийся на моем месте работник правоохранительных органов:

– Госпожа дель Понте, у нас перед законом равны все. Я должен посмотреть эти документы, и, если там есть состав преступления, я буду с ними работать, о ком бы ни шла в них речь. Это мое глубокое убеждение.

Но… ничего не произошло, тайна в этот день не открылась. Просто пытливый взгляд Карлы дель Понте сменился легкой улыбкой. Вполне удовлетворенная, как мне показалось, моим дипломатическим ответом, она сказала:

– Хорошо, тогда я вышлю вам эти документы чуть позже. Но имейте в виду, что речь идет о людях, очень близких к ваше му президенту.

Швейцарцы уехали, и, честно говоря, я уже начал забывать об этом мимолетном разговоре. Но через несколько месяцев, в конце августа, у меня в кабинете раздался международный звонок. Звонила Карла…

Здесь я хочу сделать маленькое отступление и рассказать, как мы с Карлой дель Понте общались. В свое время по делам работы мне пришлось провести несколько месяцев в Германии. Там я вспомнил уже порядком подзабытый со школьной и институтской скамей немецкий язык и с тех пор старался держать его хотя бы на таком, далеком от совершенства, но вполне сносном уровне. Конечно, во время официальных мероприятий, как и предполагал протокол, нас с госпожой дель Понте обслуживал высококвалифицированный переводчик. Но как только «официоз» заканчивался, мы без особого труда общались с Карлой, опираясь уже только на свои языковые силы. Могу сказать, что мне самому было приятно, что я вполне мог поддержать беседу на разные бытовые темы с прекрасно образованной и блестяще знающей, кажется, четыре или пять языков дель Понте, не прибегая к услугам переводчика.

Телефонный разговор мы вели по-немецки, без переводчика, сохранив тем самым его конфиденциальность. В самом начале беседы госпожа дель Понте еще раз спросила, готов ли я принять имеющиеся у нее документы и работать с ними? Услышав мой положительный ответ, она вновь предупредила, что затрагиваемые в документах лица занимают значительное положение в российской иерархии. После этого она спросила, как лучше, учитывая строгую конфиденциальность информации, переслать эти бумаги в Россию. Мы решили, что лучше всего выслать их почтой. Но не простой, а дипломатической. И не через российское посольство, где могут произойти «утечки», а через швейцарское посольство в Москве. Послом Швейцарии тогда был господин Бюхер, человек очень осторожный и поначалу относившийся ко мне с предосторожностью. Но, поняв вскоре, что мои отношения с Карлой дель Понте складываются вполне доверительно, также стал относиться ко мне с доверием.

Через неделю после телефонного разговора с Карлой раздался звонок из швейцарского посольства, и сотрудник миссии сказал, что посол Бюхер хотел бы нанести мне визит в Генеральную прокуратуру. Все знали, что отношения с Генеральной прокуратурой Швейцарии у нас на взлете, послы других стран также не раз бывали гостями в нашем здании, и поэтому приезд посла Швейцарии ни у кого не вызвал ни малейшего подозрения.

Войдя ко мне в кабинет, господин Бюхер положил на середину стола запечатанный сургучом пакет…

Мы посидели немного, попили кофе. Затем посол откланялся и ушел, а я вскрыл конверт.

К тому времени я уже предполагал, что фамилии там могут быть достаточно серьезные. Но такие!!! Я даже предположить не мог, до какой степени солидные имена окажутся в этих документах.

Позже я много раз думал: вот не открой я конверт, и все в жизни было бы по-другому…