Атака Боло

В течение уже 81 минуты я постоянно получаю информацию от искусственного интеллекта корабля. Силы вторжения подошли к Дису. Крейсеры, эсминцы и суда артиллерийской поддержки начали бомбардировку планеты, корабли приступили к маневру снижения для выхода на направление десантирования. До настоящего момента нет никакой информации о боевых кораблях-носителях врага, не встречено серьезного сопротивления. По моей оценке, начальная фаза боевого плана выполнена успешнее, чем обычно случается в операциях такого масштаба. Согласно моим подсчетам с вероятностью более 82 процентов, мы сможем создать плацдарм на планете при потерях менее 5 процентов.

Мой полковой командир не столь оптимистичен в своих оценках. По внутреннему каналу связи он советует мне «держать ушки на макушке». Анатомические детали потребовали целых 0,0031 секунды для определения смысла фразы по фразеологическому словарю. Полковник Страйкер имеет в виду, что враг может быть подготовлен лучше, чем кажется, и, возможно, располагает скрытыми резервами, которые могут повлиять на развитие операции.

– Наилучшая возможность сорвать вторжение, – ответил я ему, – представляется во время приближения к цели. Когда тяжелые единицы будут развернуты на поверхности планеты, враг не сможет эффективно помешать нашему продвижению.

Я не упоминал очевидного: что Боло Марк XXXIII получил название «планетной осадной единицы» из-за того, что каждый отдельно взятый Боло по огневой мощи, как правило, превосходит гарнизоны большинства планет. Наша первая волна десанта включает полностью Первую, Вторую и Третью бригады, и еще три бригады остаются в резерве на орбите. Предстоит то, что древние стратеги называли «сокрушительный удар», вражеское сопротивление будет подавлено при минимуме потерь и сопутствующего ущерба мирному населению и инфраструктуре планеты.

Верховное Командование надеется, что успеха можно будет достичь через 30 часов после высадки и местное население, освобожденное от рабства, сможет как можно скорее взять на себя управление своим миром.

– Пятьсот лет назад здесь, на Церне, была крупная военная база, – проинформировал меня полковник Страйкер.

Вследствие небольшой скорости человеческой речи я записываю слова полковника, продолжая 7 диагностических программ и откладывая обработку ответа до момента окончания фразы.

– Многое, конечно, устарело, – продолжает полковник. – Но ты в курсе, что на Церне есть Боло?

Эти данные у меня, конечно, имеются. Штаб Двенадцатого военного округа располагался на Церне. Здесь же находились военно-космическая база, командный пункт и склад резерва Боло.

Отвечаю полковнику:

– Согласно моим данным, девяносто три Боло оставлены на планете на различных резервных базах. Сорок один усовершенствованный Марк XXXII, остальные – более старые модели, от Марк XXVII до Марк XXIX. Неизвестно, сколько из них работоспособных.

– Точно. Неизвестно. Вам придется выяснять это в бою.

– Боло Марк XXXIII намного превосходит все ранние модели, – отвечаю я ему. Я знаю, что люди-психотехники все еще спорят, есть ли у нас эмоции вроде гордости и самодовольства. Им бы лучше спросить у самих Боло. Я горжусь своими возможностями. – Устаревшие боевые единицы не представляют угрозы, – уверяю я полковника.

– Сильно сказано. – В голосе полковника слышно удивление.

– Я просто констатирую факт. Я полностью владею характеристиками прежних марок. Если Этрикша на Церне не перепрограммировали Боло, они не смогут даже атаковать. Мы просто выключим их системы управления.

– Хочу надеяться, что все окажется именно так просто.

Я понимаю. Полковой командир хочет предостеречь меня от самонадеянности.

Но самонадеянность не является частью психотронного профиля Боло Марк XXXIII.

* * *

Страйкер поднялся с мягкого кресла в центре управления Боло. Как обычно, его окружали призраки.

Мир всегда чего-то стоит. Его приходится покупать. Сначала кровью, лишениями и страданием. Затем, когда мир становится образом жизни, платишь неподготовленностью к неизбежности. Приходит кто-то больше и сильнее тебя и навязывает тебе свой вариант мира. Конфедерация долго пребывала в состоянии мира и, по мнению Страйкера, не была готова к войне. Даже к такой мелкой и легкой кампании, как на Церне. В отличие от коллег у Страйкера был слишком большой военный опыт. Он видел слона, как говорила древняя и не вполне понятная военная поговорка, и ему не понравилось то, что он видел.

Доза эйфа свое действие закончила, радость и уверенность исчезли. Он инстинктивно потянулся к нагрудному карману, схватившись за него прежде, чем вспомнил, что оставил пакетик с маленькими ярко-синими таблетками в каюте. Он старался ограничивать себя, но в эти дни его потребность в эйфе возросла.

– Полковник, на борту лейтенант Тайлер, – сообщил Боло спокойным, почти задумчивым баритоном. – Она идет в центр управления по проходу один.

– Хорошо. Спасибо, «Вик».

Пригнувшись, чтобы не стукнуться о нижний край кругового голографического экрана, полковник шагнул к люку. На мониторе он увидел хрупкую фигуру лейтенанта Тайлер.

Боло полностью самостоятельны, не требуют присутствия человека на борту, начиная с Марк XV, то есть примерно с конца XXIV века. И все же консерватизм и подсознательный страх, что Боло выскользнет из-под контроля создателей и хозяев, заставляют встраивать в эту гору дюралоя крохотный отсек с голографическим экраном и сиденьем.

Он оперся рукой о рифленую переборку центра управления и почувствовал ослабленное слоями металла и пластика биение сердца Боло. Сердца живой горы.

Или бога войны.

Страйкер частенько захаживал в центр управления, иногда – чтобы побеседовать с Боло, иногда – чтобы уединиться и поразмышлять. Начинал он около двадцати пяти лет назад очень юным «самым младшим» лейтенантом в команде обслуживания Боло в своем отдаленном мире на Аристотеле, на окраинах Конфедерации. Там он пребывал вдали от жесткого мира приказных отношений и начальственных придирок. После ужасов Керелианского вторжения он был связным при 4-м отряде Звездной Гвардии Боло. Затем переведен на Асетру, где командовал ротой из двух древних Марк XXVII.

Он дослужился до полковника, командира шести Марк XXXIII. И где бы он ни был, в любом из миров у него иногда возникала потребность уединиться, найти убежище в металлических стенах.

Причиной было то, что Страйкер пережил слишком много безумия, которое люди называют войной. Он был тяжко ранен, хотя на теле его не было шрамов, руки и ноги исправно функционировали и кожа не была обезображена ожогами. Слезы проели его душу. Он пережил агонию потери всей семьи, всего своего мира… Боже, нужен еще один эйф.

Он уже двадцать лет разжевывал эти крохотные синие таблетки, со времен Аристотеля. Милосердный врач прописал их, когда еще не было ясно, останутся ли беженцы из выжженного мира в живых.

Эйф на Аристотеле был популярен задолго до Керелианского вторжения. Страйкер, как и почти каждый обитатель Тысячи Миров Конфедерации, жил с церебральным имплантом, вживленным в мозг в качестве основного микросимбиотического элемента системы, распространявшейся молекула за молекулой по всему организму и помогавшей взаимодействовать с искусственным интеллектом и с другими людьми.

Эйфориназа представляла собой искусственно полученное вещество, энзим – катализатор реакции между молекулами сахара крови и медно-гафниевыми нейронными рецепторами импланта. При пережевывании таблетки молекулы ее вещества проникали в кровь через капилляры подъязычной области и почти сразу же поступали к рецепторам импланта головного мозга. В течение примерно часа и после этого сахар расщеплялся, выделяя в небольшом количестве свободные электроны.

В результате заряд просачивался прямо в имплант и поступал в ключевые области памяти и ощущений в головном мозгу. Ощущение было очень приятное. Больше того, притуплялись и отодвигались на задний план неприятные, горькие воспоминания. И никакого отрицательного воздействия на функционирование мозга. Привыкания эйф тоже не вызывал и широко использовался медтехниками для снятия стрессов и помощи пациентам с травмированной психикой.

Некоторое эмоциональное привыкание было, конечно, неизбежно. Однако имплант легко перепрограммировался на отторжение эйфориназы раз и навсегда. В любое время Страйкер мог бросить эту привычку.

В вооруженных силах Конфедерации эйф был включен в список запретных препаратов, но все знали, что офицеры разного ранга употребляют его. В конце концов, вреда от него не было, он даже помогал сосредоточиться, активнее мыслить.

Однажды, двенадцать лет назад, выборочная проверка выявила следы эйфа в импланте и крови Страйкера. На его карьере это не сказалось, но имплант перепрограммировали. Через две недели он нашел гражданского медтехника, снявшего блокировку эйфа.

Жизнь продолжалась, и переносить ее было легче, принимая время от времени эти яркие синие лепешечки.

Прозвучал сигнал, диафрагма люка боевого центра раздвинулась и впустила лейтенанта Келли Тайлер. Она пригнула голову, чтобы не задеть край люка, а когда выпрямила ее снова, удивленно воскликнула:

– Ой! Извините, полковник. Я… я просто не ожидала найти здесь кого-нибудь.

– Всегда можно спросить машину, лейтенант.

– Да, сэр, но мне и в голову не пришло. Сюда обычно никто не ходит.

– Я прихожу. Очевидно, вы тоже.

– Э… Да, сэр. – Она казалась смущенной. Длинные рыжие волосы в нарушение всех предписаний распущены вдоль спины. Она машинально запустила в них пальцы, потом осознала свое движение и отняла руку. – Я… э… хотела проверить «Виктора» отсюда, из командного пункта.

– Я только что этим занимался. По всему полку. Но, пожалуйста, если хотите, проверьте еще раз.

Он видел ее замешательство, понимал, что она подыскивает подобающий ответ. Конечно же, она тоже хотела уединиться.

Почти сразу же по прибытии в полк он понял, что лейтенант Тайлер – странная личность. Робкая, не высказывающая своего мнения, она все же была превосходным командиром боевой машины, они прекрасно понимали друг друга. С Боло она разговаривала гораздо свободнее, чем с коллегами.

Может быть, она немножко влюблена в своего громадного подопечного и хочет с ним попрощаться и пожелать удачи.

Он уважал ее чувства.