Голос сердца

— Не за что, Лен. Я просто стояла к нему ближе всех, вот мне и выпал жребий привести его в чувство. — Никита мне благодарно улыбнулся, остальные парни вздохнули с облегчением — Да и потом, я думаю, если бы ты оказалась на моем месте, а я, к примеру, на твоем, то ты сделала бы для меня тоже самое, правда же?

— Э-э-э… Да, конечно же, — откликнулась староста сбитая столку в самом начале своей гневной отповеди.

— Ну, ладно, так я пошла?

— Иди, иди.

Я выскользнула за дверь. К счастью, Идолбаева за дверью не было, да и вообще в пределах видимости его не наблюдалось. Шестое чувство мне подсказывало, что он скорее всего покинул стены нашего прекрасного учебного заведения, и я решила последовать его примеру. Тем более, что дома действительно ждали.

Адам

После разборки с Нестеровой во мне все кипело от гнева. Но уже не на безмозглую старосту, а на себя. Это же надо так подставиться! Она ведь может и заявление в милицию написать, у нее ума, точнее его отсутствия, хватит. Да и свидетелей у нее полный класс. Ну что я за дурак, какой черт дернул меня хватать ее за руки?! Силой я никогда не был обижен, а тренировки по боксу еще больше укрепили руки. Наверное, у Ленки теперь будут огромные синяки. Господи, как же мне надоел мой дурацкий характер! И почему я не могу как все нормальные люди контролировать свои эмоции? У других же получается (взять хотя бы Джамсура, брата моего — тоже не подарок, но хоть не бросается на людей после первого же оскорбления), но только не у меня! Теперь опять придется извиняться, просить прощения, унижаться, задабривать как-то…Как мне все надоело, пропади оно пропадом!

Так, все, мне надо остыть. Чтобы успокоиться, я пулей вылетел из здания академии и вдохнул сырой осенний воздух. Нет, все же надо что-то придумать, а то мои взрывоопасные эмоции кажется начинают доставлять мне серьезные проблемы. Надо успокоиться… Дыши, Адам, дыши. Я старался вдыхать как можно глубже и выдыхать как можно медленнее. Вроде бы постепенно ярость начала утихать, теперь надо подумать на какие-нибудь отвлеченные темы. Вспомнилось начало дня, если честно не самая удачная тема, но ничего другого не пришло в голову.

День не задался с самого утра. Вчера мы здорово повеселились на дне рождения у Рустама. Зато сегодня я чуть не проспал в универ, все-таки два часа для сна — это маловато. Голова трещала просто зверски, совершенно никуда не хотелось идти, но прогуливать больше было нельзя — на прошлой неделе я был слишком занят тренировками и в академии почти не появлялся. Невероятным усилием воли вытащив себя из теплой постели, я быстро оделся и побрёл к раковине умываться. Но только включил воду, как услышал треньканье своего мобильника.

Звонил отец. Его как обычно не устраивало все, что я делаю, а именно: что я выбрал продолжать свое образование (а не принять участие в семейном бизнесе как ему бы хотелось), что я уехал учиться сюда (а ведь мог бы найти универ поближе к дому), что я не уважаю старших и вечно с ним препираюсь вместо того чтобы послушать умных людей (умным он, конечно же, считал только себя) и все в таком же духе. От его нотаций голова разболелась еще сильнее, я не мог больше это выслушивать и постарался вклинится в нескончаемый поток нравоучений:

— Отец, я все это уже слышал тысячу раз. Именно из-за таких разговоров я и уехал. Зачем ты вообще мне звонишь, да еще в такую рань? Переходи ближе к делу, а то я уже опаздываю в академию — неприязненно выдавил я, пытаясь справиться с очередной волной головной боли.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Мал еще. Я что не имею права позвонить родному сыну когда мне захочется? И кстати, раз уж ты так хочешь узнать о цели моего звонка, то позволь тебя спросить: какого хрена тебе понадобилось клянчить денег у старшего брата? Я что мало тебе даю? Куда ты их только деваешь! Наверняка по всяким кабакам шляешься вместо того, чтобы помогать родителям! Когда же ты уже повзрослеешь, ведь 20 лет уже, пора бы взяться за ум.

После такой отповеди (несправедливой к тому же) во мне взрывной волной вспыхнул гнев, но я постарался его сдержать, все-таки какие-то зачатки уважения к старшим сохранились:

— Во-первых, я не клянчил — Джамсур сам мне предложил. Во-вторых, это не на кабаки, а на тренировки по боксу — в отличие от тебя, отец, он понимает как для меня это важно. В-третьих, я собираюсь их ему вернуть при первой же возможности. А в-четвертых, извини, но по-моему тебя это не касается. Не ты мне эти деньги дал и тебя не должно волновать на что я их трачу!

— Нет, ты не прав, дорогой мой, меня это еще как касается! Все-таки ты мой сын, а не какой-нибудь оборвыш с помойки! Твой бокс тебя до добра не доведет, помяни мое слово, один неосторожный удар по твоей бестолковой черепушке — и на всю жизнь останешься слюнявым идиотом. Не для того я тебя растил и воспитывал, чтобы потом мы с матерью всю жизнь с тобой нянчились и оплачивали твое лечение. Не хочешь отца послушать, так хоть мать свою пожалей — она же из-за тебя поседела раньше времени! Посмотри на себя, ты сейчас ведешь себя как последний эгоистичный придурок!!!

Упоминание о матери было последней каплей и перевесило чашу моего терпения (она в отличие от отца всегда принимала и любила меня таким какой я есть и это было взаимно). Я понимал, что отец в чем-то прав: мама, наверное, действительно переживала и волновалась за меня. Особенно когда узнала про бокс. Я постарался отмахнуться от угрызений совести, маме я смогу все объяснить, она меня поймет. А вот отцу никто не давал права использовать мое к ней доброе отношение и пытаться надавить на мою совесть, чтобы я опять подчинился его воле и отказался от того, что мне нравится. Ну почему он никогда меня не понимает?! Неужели так сложно попробовать хоть раз встать на мою сторону? За всю мою жизнь он даже ни разу не попытался. Никогда, ни единого раза!! Всегда только одни упреки, нравоучения и снова упреки!

Гнев и обида затопили меня полностью. Я понял, что еще чуть-чуть и остатки самообладания покинут меня, после чего я наору на отца матом и рассорюсь с ним очень надолго (если не навсегда). Поэтому, чтобы не наговорить лишнего, я просто отключил наш разговор и заблокировал его номер. Тут я на экране увидел сколько времени и понял, что из-за этого хренового воспитателя безнадежно опаздываю. По крайней мере позавтракать уже точно не успеваю. Но, Слава Богу, хотя бы головная боль чуть поутихла. Наплевав на умывание и кое-как пригладив свои черные встрепанные волосы, я выскочил за дверь и легкой трусцой направился в сторону ближайшего метро.

Холодный порыв ветра заставил меня вздрогнуть и отвлек от воспоминаний. Оказывается, я совсем продрог пока стоял и успокаивался на сыром ветру. Начинался моросящий дождик, промокнуть под которым мне совсем не улыбалось. Возвращаться же в здание академии хотелось еще меньше, так что я потихоньку побрел к знакомому интернет-кафе. Там как мне помнилось, в затемнённом уголке был удобный диванчик, подходящий для моих невеселых размышлений.

Кафе было всего в пяти минутах ходьбы от универа. Диванчик, к счастью, был свободен, так что ничто не помешало мне вернуться к воспоминаниям этого крайне неудачного дня.

Мне повезло, что препод по финансовому контролю и аудиту задержалась (читай: тоже опоздала) на десять минут, иначе бы всю первую пару пришлось слоняться неизвестно где и в гордом одиночестве. А так я успел вбежать в аудиторию прямо перед ее носом. Рискованно, конечно, но придраться не к чему.

Дальше потянулся невероятно скучный и длинный день. Учеба давалась мне легко, если мне было интересно. Мне даже записывать ничего не приходилось, все само собой запоминалось. Но то, что нам преподавали, интересным назвать было никак нельзя. Приходилось усилием воли заставлять себя слушать, кое-как карябая в блочной тетради какие-то цифры и даты (интересно, как я буду разбираться в этих каракулях перед зачетом?). Ай, ладно, не буду больше зря бумагу марать, возьму у кого-нибудь потом более-менее связные лекции и отксерю. Все же так делают, а я чем хуже?

Под конец этого длиннющего дня я мечтал только о том, чтобы побыстрее свалить из универа и выспаться как следует. Но не тут-то было: бессменной старосте нашей группы приспичило именно сейчас выяснить кто же из нас будет играть в КВН! И ладно бы она выбрала мишенью для своей агитации кого-нибудь другого, так нет же! Ей вздумалось прицепиться именно ко мне и непременно сейчас, когда я был голодный, злой и не выспавшийся!

— Адам, — уговаривала она — а давай ты будешь капитаном команды? Уверенна, у тебя точно получится.

— Нет, Лен, — попытался я отбрыкаться — у меня совсем нет на это времени. Я и в академию-то еле успеваю ходить, а ты еще хочешь, чтобы я на дурацкий КВН время тратил.

— И вовсе он не дурацкий! — сделала вид, что обиделась Нестерова — Я, конечно, все понимаю. Студенты — народ веселый: пьянки, гулянки и все такое. Но мне кажется, ты мог бы выкроить из своего графика чуток свободного времени. Команде нужен капитан, Адам. И по-моему ты идеально подходишь на эту роль. Так я тебя запишу, да?

— Нет! — ответил я с трудом сдерживая раздражение — я же сказал, мне это не интересно. И прекрати меня уговаривать, только бесполезно тратишь наше время. Уговори лучше Никиту. Чем не капитан?

— Ник уже задействован в другом проекте. Слышал что-нибудь о Всероссийской конференции бухгалтеров и аудиторов? Он там будет выступать с докладом от имени студентов нашей академии. Конференция будет проходить в тот же день, что и наш КВН. Не может же он быть в двух местах одновременно! Ну пожалуйста, соглашайся, если бы можно было его сделать капитаном, я бы тебя не просила.

— Извини, Лен, но я не могу. Найди кого-нибудь другого. И давай закроем эту тему.

Нестерова явно не рассчитывала, что я так долго буду сопротивляться ее уговорам и зло сощурила глаза:

— Ладно, не хочешь по-хорошему, значит будем по-плохому. У тебя на прошлой неделе почти сплошные прогулы. Я готова закрыть на них глаза и ничего не сообщать в деканат, если ты согласишься. Идет?

И вот тут — то меня понесло, раздражение копившиеся с самого утра прорвалось через баррикаду моего хлипкого самообладания и вылилось на старосту:

— Как можно быть такой тупой коровой?! Я же уже сказал, что мне нафиг не нужен этот КВН, у меня своих дел предостаточно! Я что непонятно говорю или у тебя что-то с ушами? И причем здесь мои прогулы? Только попробуй заявить об этом в деканат — это же надо до чего додумалась! Что, давно по башке совей дурной не получала?

Вот теперь Нестерова разозлилась уже всерьез и начала орать на меня в ответ. Не могу точно вспомнить, что она мне сказала, зато отлично помню, что обозвала придурком. Это меня окончательно взбесило. Конечно, Ленке неоткуда было знать, что после утреннего разговора с отцом у меня на это слова аллергия, но это ее не оправдывает. Нечего было мне угрожать, отстала бы раньше — ничего бы не случилось. А так я просто выпал из реальности и перестал соображать, что делаю. Все мои близкие друзья и родственники знают как опасно доводить меня до таких приступов бесконтрольной ярости. Даже моя мама не рискует связываться со мной, когда я в таком состоянии: она просто благоразумно замолкает и терпеливо ждет, когда я сам успокоюсь. Но у Нестеровой не хватило ума промолчать, что еще больше усугубило ситуацию. Страшно представить чем все это могло закончиться, если бы меня вовремя не остановили — наверное, раздробил бы Ленке кости на обеих руках. О том, что было бы потом даже задумываться не хотелось.

Вместо этого я попытался вспомнить, что было дальше. Вспомнилось, что меня кто-то позвал. В тот момент я почти ничего не видел из-за красного тумана ярости, заслонившего мне обзор, просто рефлекторно развернулся на звук своего имени и тут же наткнулся на прозрачно-спокойный взгляд синих глаз. В них не было ни страха, ни осуждения — только спокойная сосредоточенность. Для моего воспалённого мозга это был как ушат холодной воды — как раз то, что нужно, чтобы красный туман, заполонивший мой мозг слегка рассеялся. И только потом я разглядел обладательницу синих глаз. Вот это был действительно сюрприз! Вот уж никогда не подумал, что наша серая мышка Оля Соколова обладает такой смелостью. Или это была не смелость, а глупость? Ведь должна же она была понимать чем рискует, когда отвлекла меня от Нестеровой, или нет? Кажется она что-то сказала, вспомнить бы еще что именно. Хорошо запомнилась только интонация: тихое спокойствие, даже доброжелательность и ни капли осуждения. Вот это самообладание! Вот у кого стоило бы поучиться.

Но все-таки, что же она сказала? Кажется что-то про то, что я «перегнул палку». Тут она была абсолютно права, в чем я через секунду убедился, оглядев аудиторию: Нестерова ревела, остальные застыли с испуганными, потрясенными и осуждающими лицами, не решаясь даже пошевелиться не то, что попробовать заговорить со мной — словно я какой-то дикий зверь, готовый наброситься на них в любую секунду. Наверное, так и было: моя ярость превратила меня в зверя. Гнев на себя, на свою неспособность его контролировать затопил меня с новой силой. Единственным островком спокойствия в этом хаосе оставалась Соколова и я уцепился за ее взгляд как за спасательный круг. Как ни странно, она не подвела: не отодвинулась, не отвернулась, а продолжала спокойно смотреть, а потом сказала:

— Сейчас тебе лучше уйти — и опять Оля оказалась права. В таком состоянии, как у меня в тот момент, действительно лучше быть одному, чем окруженному толпой народа. Я решил последовать ее совету незамедлительно и быстро покинул аудиторию пока опять не наломал дров.

Да, дела… И что ж мне теперь делать? Допустим, мне удастся вымолить у Нестеровой прощение и в этот раз все закончится хорошо, но где гарантии, что это никогда не повторится снова? Не будет же Соколова вечно спасть меня (а заодно и всех окружающих) от приступов моей бесконтрольной ярости! Погоди-ка… А может это и есть выход? Может стоит попробовать ее уговорить присматривать за мной и вмешиваться в мои скандалы пока меня совсем не занесло?… А что, было бы здорово! И мне, и окружающим стало бы жить намного проще. Вот только как ее уговорить? Я ведь о ней практически ничего не знаю (подозреваю, что и остальные знают не больше меня). На нее обычно обращают внимание, когда надо узнать расписание, отксерокопировать лекции или списать задание! В остальном она словно невидимка. Как же так вышло: вроде учился с человеком два года, видел почти каждый день, а заметил только сейчас? Я даже не знал, что у нее глаза синего цвета (красивые глаза, между прочим)! Надо будет за ней понаблюдать. Присмотрюсь повнимательнее, может и узнаю что-нибудь интересное.

Дальше сидеть в кафе не имело смысла. Тем более, что найдя оптимальное решение проблемы, мозг переключился на насущные потребности и зверски захотелось есть. Так что я покинул гостеприимный диванчик и отправился прочь из кафе на поиски чего-нибудь съедобного.

Понедельник, 13 октября 2003 г.

Ольга

Я нервно поежилась и через плечо посмотрела на Адама. Ну да, так и есть, он опять на меня смотрит… А вот теперь отвернулся. Ощущение настойчивого изучающего взгляда в спину сразу исчезло. И что ему от меня надо? Вот и делай после этого добрые дела — и зачем я только полезла спасать Нестерову? А главное совершенно не ясно чего от него дальше ожидать: может хочет поквитаться за то, что я вмешалась в его личные отношения со старостой? Вот так вот, дорогая, так тебе и надо — нечего было высовываться. Чтобы я еще раз когда-нибудь влезла в чужие разборки — да ни за что! Уж лучше прослыть трусливой и бесхарактерной, чем теперь сидеть как на иголках.

Ах, ну вот опять! Сколько можно на меня пялиться?! Я снова обернулась через плечо и сразу же наткнулась на внимательный и изучающий взгляд Адама. Я вопросительно вскинула брови, мол «чего надо?», а он лишь покачал головой, мол «ничего», и опять отвернулся.

Повышенное внимание Идолбаева к моей скромной персоне я заметила на следующий же день после инцидента с Нестеровой. Утро ознаменовалось тем, что Адам прилюдно извинился перед Леной и готов был пойти почти на все, чтобы загладить свою вину. Я все наблюдала со своего места, распложенного поблизости от знаменательного события, так что прекрасно все видела и слышала.

Дело было так. Едва войдя в аудиторию и отыскав ее глазами, он сразу направился к ее парте. Лена выдавала стипендию и, разумеется, в этот момент была окружена толпой студентов, мечтающих поскорее получить свои денежки. Окружающие ее одногруппники Идолбаева заметили, замерли, не зная как лучше поступить: то ли сплотиться вокруг старосты и стать ее живым забором, то ли спасаться самим и поскорее уносить ноги от ее парты. Победило нечто среднее: кто-то отошел, кто-то остался. Лена заметила необычные передвижения народа (не к ней, а наоборот, от нее во время выдачи стипендии — это совершенно не характерное движение для нормального студента) и, почувствовав неладное, подняла глаза. Тут как раз Адам и подошел. Староста сразу побледнела, уткнулась лицом в свою ведомость и спросила дрожащим голосом:

— Что тебе надо, Идолбаев? Если стипендию, то сейчас дам. И больше ко мне не подходи, пожалуйста.

Адам неожиданно присел на корточки и тем самым вынудил Нестерову посмотреть на него:

— Вообще-то я пришел мириться. Слушай, прости меня за вчерашнее, я был не прав. Дай-ка я твои руки посмотрю — он осторожно потянулся к ее запястьям, но Лена в ужасе отдернула свои руки и спрятала их за спину.

— Не трогай меня! — взвизгнула она и в ее голосе я услышала панические нотки.

— Да не бойся ты, я ничего тебе не сделаю — с досадой отозвался Идолбаев — я только посмотреть хочу насколько повреждения серьезны — затем добавил очень виноватым тоном:

— Извини, что я тебя так напугал. Ты права, я вел себя как придурок. Но сейчас я абсолютно безопасен и готов загладить свою вину. Хочешь, я буду капитаном команды КВН как ты и хотела вначале?