Охота на мышку

А у Сычёва никаких слюней во рту не было. Или я не заметила их, находясь в состоянии аффекта, не знаю. Но с ним всё было по-другому. С ним было очень… круто. Непередаваемо…

И это так бесит меня!

Не должна я вспоминать этот дурацкий поцелуй с такими эмоциями! Я должна испытывать отвращение! Омерзение, гадливость! И ничего больше!

Но, как бы мне этого ни хотелось, отвращения я не испытываю. Нет ни гадливости, ни омерзения. Зато есть кое-что другое. Нечто очень тёмное. Опасное. Запретное. Манящее. Будоражащее. Острое. Очень острое… То, что заставляет меня вновь вспыхивать томительным огнём от одних лишь только воспоминаний. То, что обязательно уничтожит меня, сотрёт в порошок, расщепит на атомы, если я хоть на секундочку позволю этому чувству завладеть собой…

– Танюш, я припаркуюсь здесь, ты не возражаешь? Дальше такие колдобины на дороге, у меня низкий клиренс, боюсь повредить машину. Тебе совсем немного тут пройти пешком.

Поворачиваю голову к Жене, испытывая сильное раздражение уже от одного только звука его голоса.

Почему мой жених так бесит меня последнее время?

Я ведь люблю его. Наверное. По крайней мере, я была уверена в этом раньше. Планировала связать с ним жизнь.

Хотя почему планировала? Планирую до сих пор. Наши родители вовсю обсуждают будущую свадьбу. Этим летом. И я не собираюсь включать задний ход.

Женя – хороший парень. Порядочный, честный. Трудолюбивый, перспективный… Мой папа от него без ума. Да я и сама очень ценю наши отношения. Женя заботится обо мне. Ведёт себя как настоящий джентльмен. Выполняет все мои прихоти. А если даже что-то не получается, то всегда извиняется сто тысяч раз.

И он красивый. Успешный. Из очень уважаемой семьи. Мои одногруппницы, кто видел его, все пищат от восторга и в один голос твердят, как же мне повезло…

Почему же я тогда испытываю такие неприятные эмоции по отношению к своему жениху? Может, у меня и правда что-то не в порядке с психикой?

– Не возражаю. Дойду, – отвечаю я ему практически сквозь зубы.

– Танюш, ну хватит уже обижаться на меня за вчерашнее, – заискивающе просит Женя, останавливая машину у края школьного забора. – Я же извинился.

– Я не обижаюсь. Всё в порядке.

– Я не думал, что электрик так долго провозится с фарами. Ну и ты у подружки дома была. Не в торговом же центре и не на маникюре каком-нибудь. Могла бы и дождаться.

– Я и так два часа тебя ждала, мне домой хотелось. Устала сильно.

– Не два часа, а всего лишь пятьдесят минут.

Ну вот бесит он меня и всё. Не могу ничего с собой поделать.

– Я образно выразилась. Всё равно долго. За пятьдесят минут я могла сама уже три раза до дома дойти!

– Ну извини меня, пожалуйста, Танюш, так получилось просто, – примирительно произносит Женя. – Ты чего такая злая последнее время?

Тяжело вздыхаю. Действительно, я последние пару дней сама не своя. Женя в этом, конечно, не виноват. Виноват Сычев.

– Просто нервничаю из-за практики, не обращай внимания, – устало признаю я.

Мой жених легонько хлопает меня по коленке:

– Я уверен, ты справишься. Всё будет хорошо.

И наклоняется ко мне, чтобы поцеловать. А я неожиданно испытываю острое неприятие от его близости. Отворачиваюсь в последний миг, подставляя щеку вместо губ.

К счастью, Женю это нисколько не смущает. Он спокойно целует меня в щеку и откидывается обратно на спинку своего сидения.

– Напиши заранее, во сколько тебя сегодня забрать.

– Хорошо.

– Удачного дня, Танюш.

– И тебе.

Выхожу из машины в почти разобранном состоянии, готовая вот-вот разреветься. Да что со мной такое?

11. Взял и куда-то исчез

Сквозь сугробы на обочине пробираюсь к тротуару. У меня высокие сапожки, но в голенище всё же попадает снег. Беззвучно ругаюсь и шиплю, ощущая, как мгновенно промокают колготки и колет от холода кожу под ними. Добравшись до тротуара, пытаюсь выгрести белые хлопья из сапога, но уже слишком поздно. Они провалились слишком глубоко и почти полностью растаяли в тепле.

Впрочем, по мере приближения к зданию школы я напрочь забываю о неприятных ощущениях и промокшей ноге. Потому что риск встретить моего мучителя с каждым шагом увеличивается в геометрической прогрессии.

Сердце в груди колотится всё тревожнее. Дышать становится тяжелее. Я боюсь. Боюсь увидеть Сычева. Боюсь того, как он себя поведёт. Боюсь, что подонок мог уже показать кому-то или, того хуже, переслать мои фотографии своим друзьям. И моё положение кажется мне катастрофически безвыходным.

Будто лишь чудо сможет помочь. И катастрофы не случится.

Отчаянно надеясь на то самое чудо, я переступаю порог школы и иду в учительскую. Там выясняется, что Людмила Ивановна заболела и у меня есть шанс проявить себя как преподавателя и классного руководителя в реальных условиях. То есть, класс теперь какое-то время только на мне.

Это шокирует. Всё же Людмила Ивановна хоть и не слишком мне помогала, но я знала, что в любой момент могу обратиться к ней. Получить подсказку, поддержку, возможно, защиту. А теперь…

Но Мышкина я или нет? Я дочь своего отца и не имею права пасовать перед трудностями. Как-нибудь справлюсь без Людмилы Ивановны. Если только Сычёв не обнародует мои фотографии… И не опозорит меня при всех.

Чудо всё-таки происходит. Судя по записям учителей в журнале, Сычёв прогуливает занятия. Первым делом изучаю их, когда класс приходит ко мне на литературу. Сергея среди одноклассников нет. Зато его друзья все на месте. Улыбаются мне, немного заигрывают, отпускают неуместные шуточки. Но всё это выглядит вполне невинно. По сравнению с тем, что вытворял Сычёв. И я делаю вывод, что в классе пока никто не видел мои фото. Армагеддон ещё не наступил. И, возможно, у меня есть шанс на выживание…

Провожу урок, уже вполне уверенно. Если бы не вся эта ситуация с Сергеем, я бы могла гордиться собой. Но факт того, что я полностью завишу от милости подонка, без остановки скребёт по внутренностям тупым ножом.

Звенит звонок, и я отпускаю ребят на другие занятия, приготовившись ждать их возвращения. Шестым уроком у них русский язык, который тоже веду я.

На этот раз уже не только Сычёв, но и вся его компания друзей в классе не появляется. Ещё раз просматриваю журнал, разглядывая «н»-ки напротив фамилии своего мучителя. А вот его друзья на предыдущих уроках были. Только на мой почему-то не заявились.

Их наглость, конечно, поражает…

А ближе к концу урока в класс вламывается коренастая женщина в форме. В её руке – полупустая стеклянная бутылка с золотистой этикеткой. Похоже, из-под какого-то алкоголя. Выясняется, что эта женщина – закреплённый за школой участковый инспектор по делам несовершеннолетних. Она интересуется у меня, где Людмила Ивановна, а после заявляет, потрясая бутылкой, что поймала троих моих ребят в мужской раздевалке за распитием алкогольных напитков. Называет три фамилии, среди которых есть и Сычев. Просит связаться с родителями этих учеников и вызвать их в школу.

Делаю глубокий вдох. Жизнь меня к такому не готовила.

– Сычёва же сегодня вроде не было на уроках…

– Ой, да, то есть, не Сычев, а Стоянов, – поправляется инспекторша, недовольно поморщившись. – Значит, Ефимов, Власов и Стоянов. Их родителям позвоните.

– Подождите. А какое-то подтверждение есть? Насколько я знаю, в таких случаях составляется акт или проводится медицинское освидетельствование.