Охота на мышку

Но вслух я произношу другое:

– Ты, главное, не говори ему ничего. Я сама расскажу, если не справлюсь.

– Я уже понял. Не скажу, не беспокойся.

Колпашевский выпускает меня из объятий и бросает беглый взгляд на наручные часы.

– Ну, я поеду, Танюш? Ты как, нормально?

– Да, нормально. Езжай.

Провожаю его в прихожую, жду, пока наденет своё пальто и обуется. Внутри так свербит всё от раздражения, пока Женя крутится у зеркала, стряхивая со своих плеч невидимые соринки.

Но я держу себя в руках, терпеливо молчу, опершись плечом на стену.

– Ну всё, пока, – наконец прощается он. – Позвони мне, как поговоришь со своим этим шантажистом.

– Хорошо.

Целует в щеку и уходит. Тщательно запираю дверь.

Оставшись одна, чувствую себя ещё более удручённой, чем до этого. Понятия не имею, что делать дальше, как поступить.

В кухне начинает трезвонить мой телефон. Иду туда, ощущая мерзкую слабость в ногах. Надеюсь, что это папа звонит, или Колпашевский что-то забыл. Или кто-то из подружек.

Но на экране светится номер ненавистного Сычёва.

15. У тебя классная задница

Снова накатывает паника. Дурацкое положение, отвратительное. Смотрю на вибрирующий на столе телефон. Сейчас Сычев снова начнёт шантажировать и запугивать меня. А он это умеет.

Не доверяю себе. Боюсь, что поддамся на провокацию, если отвечу на этот звонок. И не придумываю ничего лучше, как сбросить вызов и отключить телефон.

Так-то лучше.

Ухожу в свою спальню, падаю лицом в подушку, глухо стону.

Вот и всё, Таня. Кончилась твоя карьера учительницы.

Папа как-то говорил, что ни в коем случае нельзя поддаваться на шантаж. Даже если шантажист просит совсем немного. Один раз поддашься – и он больше не остановится. Лучше пресекать такое сразу.

А я вот поддалась уже однажды. Когда целовала Сычева в щеку в подъезде. Вот он и ободрился той победой, и пошел дальше. Страшно представить, каким будет его следующий шаг, если сейчас я соглашусь.

Чёрт. Стоило вспомнить тот вечер, и вот под ребрами уже бегает щекотка. Почему я так реагирую на этого подонка? Почему, стоит представить даже малейшее прикосновение к нему, как у меня сердце замирает или яростно стучит? И по телу расползается предательская слабость…

Почему я не встретила нормального парня, к которому бы испытывала что-то подобное? Или к нормальному я бы такого не испытывала? Может, это всё-таки со мной что-то не так?

Как бы там ни было, на его шантаж я больше не поддамся. Даже если это будет стоить мне репутации. А это будет стоить мне репутации. Возможно, меня даже выгонят с позором с практики. И всё дойдёт до отца.

За это он меня, конечно, убьёт. Но если узнает, что я ходила на квартиру к парню, поддавшись на шантаж, – убьёт с особой жестокостью. Морально уничтожит. Скорее всего, запрёт дома до конца моих дней. Хотя всё то же самое вполне может быть и за одни фотографии.

Снова громко стону и бьюсь головой об подушку. Будто это может как-то помочь.

День медленно тянется к концу. Вечером приезжает с работы папа. Я стараюсь делать вид, что всё хорошо, а у самой на душе просто кошки скребут.

Папа целует меня, обнимает.

– Привет, красавица моя. Как дела?

– Всё хорошо, – неестественно улыбаюсь я и сразу прячу взгляд.

Он, конечно, замечает. Хмурится.

– Что случилось?

– Ничего, пап. Просто… Что-то грустно.

– Ну, ё-моё. Давай сейчас будем поднимать тебе настроение. Вкусненького хочешь? Может, пиццу закажем? И какой-нибудь фильмец весёлый посмотрим?

– Да нет, пап. Надоела уже эта пицца.

– Ну а чего ты хочешь? Может, сходим куда-нибудь? В кино?

– Ничего не хочу, пап. Хочу побыть одна. Пойду к себе, ладно?

Папа снова хмурится. А я целую его в щеку и ухожу в свою комнату.

Теперь ко всем моим мучениям добавляются ещё и угрызения совести. Сложно мне обманывать его. Он, конечно, невыносимый диктатор, но любит меня. И я его люблю. Не хочу, чтобы командовал мной всю жизнь, как маленькой, но очень люблю. И очень боюсь разочаровать.

Поддавшись порыву, хватаю свой отключенный телефон и включаю его. Может, ещё не слишком поздно…

Когда экран, наконец, загорается, приходит несколько уведомлений о пропущенных вызовах. Все от Сычева.

Сердце снова подскакивает к горлу и начинает биться именно там.

Звоню сама. Слушаю длинные гудки.

Лицо горит. Руки трясутся.

– Ну наконец-то, Мышь, – хрипловато вздыхает трубка.

И меня отчего-то пробирают мурашки. Одёргиваю себя. Вполне возможно, что уже слишком поздно. И до взрыва бомбы замедленного действия остались считанные часы. Точнее, возможно, она уже взорвалась. А вот ударная волна меня накроет только утром. Когда на практику приду.

– Ты ещё не распространил мои фотки? – спрашиваю звенящим от нервов голосом.

– Конечно, нет.

– Почему конечно? Я ведь не пришла.