На краю страха

– Кого, Марьям, кого вы ищете?

Вместо ответа она прижала руку к груди и сделала глубокий, судорожный вдох. На безымянном пальце тускло блеснуло обручальное кольцо. Мой разум на мгновение замер, пока его не кольнула острая догадка.

– Тот мужчина, которого встретила в лесу соседка… Это был ваш муж?

Она кивнула, и слеза сорвалась с темных ресниц.

– Три года назад дочка убежала в лес. Мы живем рядом, и я не уследила… – Марьям уронила лицо в ладони. Мокрые всхлипы перемешались с глухим голосом. – Мы искали её всем аулом. Кричали её имя, молили лес вернуть девочку.

– Ваша дочка тоже стала заблудшей?

– Откуда ты знаешь про заблудших? – она вздохнула. – Да, она стала одной из них. Каждое утро муж уходил туда и возвращался один. Но я верила, что случится чудо. И однажды, когда я готовила сено во дворе, услышала, как она плачет и бежит ко мне из леса. Она совсем не изменилась, словно прошел всего один день.

– А ваш муж…

– Лес забрал его. И вчера, когда я поняла, что он совсем рядом, то просто не могла поступить иначе.

– Вы не подумали о дочери?

– Теперь уже поздно. Я никогда больше не увижу её, – Марьям обреченно огляделась по сторонам, в одно мгновение отрешившись от меня. – Я заблудилась. Знаю, потому что хожу много часов. Я не узнаю этот лес, он стал другим. Я никого не встретила – ни человека, ни птицу, ни зверя. Только ты. И раз я вижу тебя, значит мы обе… Теперь мы обе стали заблудшими.

– Да нет же, я только что пришла сюда! Выход здесь, прямо за этими деревьями, – воскликнула я прежде, чем осознала собственные слова. Наши взгляды встретились, и я увидела, что слёзы женщины вдруг высохли, как если бы её лицо стало очень горячим. Его исказила мученическая маска, когда она подняла руку и потянула ко мне, желая коснуться моего плеча. Но остановилась на полпути, так и не решившись на это. А потом развернулась и бросилась прочь.

В то же мгновение легкий шум отвлёк меня. Я оглянулась. Позади было тихо, ни малейшего движения. Солнечный свет, который ещё минуту назад согревал макушки деревьев, потускнел. Я посмотрела вправо, туда, где стоял высокий камень со скошенным боком. Теперь его не было. Влево, где небольшой холм образовал природный навес. Вместо него – прогнившие обломки старых пней.

Все вокруг изменилось, будто по мановению могущественной руки. Меня окружал новый лес, перетасованный, густо заваренный до смолисто-терпкого, удушающего варева. Тогда я крикнула. Голос потонул в глуши. Ни стука сердца, ни стона древесины. Снова крик. Он повис, как рыхлая паутина, не прозвенев и не дождавшись собственного эха. Ни единого скрипа, всплеска или стука не доносилось до моего разума, ни единого шороха. В наступившей тишине калейдоскопным осколком вспыхнул кусочек неба, там, где мне ещё слышались удаляющиеся шаги Марьям. Лишь маленький кусочек угасающей зари. А потом лес сомкнулся.

Дарья Грицаенко

Без головы

За спиной раздалось гулкое клацанье шагов. Клац. Клац. Звуки разносились по парку, резко обрывались на высокой ноте и, как в вате, тонули в ночной тишине.

Обернулась. В тусклом свете фонарей раскачивались голые ветки деревьев. Сквозь блёклое марево тумана неприветливо темнели пустые лавочки. Опавшие листья на безлюдной аллее ворошил ноябрьский ветер. И никого. Крепче ухватилась за ремешок сумочки. До дома оставалось совсем немного. Там уже ждут. Няня, конечно, спешит к себе, а Никитке наверняка не терпится рассказать мне, что же он делал сегодня на Хэллоуин.

Клац. Клац. Клац. Клац.

Непрерывно оглядываясь, пошла быстрей. Неясные тени. Всюду мерещилось что-то потустороннее. Чувство тревоги мелкой дрожью пробралось за пазуху. Захотелось обхватить себя покрепче.

Впереди появился силуэт человека в плаще. Слава богу, я не одна! Есть кто-то ещё. Если я за ним иду, а не он за мной, значит это точно не маньяк. Надо догнать его.

Когда расстояние между нами сократилось метров до пятидесяти, человек в плаще вдруг остановился у фонаря. Свет окутал его фигуру. Что это? Стало трудно дышать. Показалось… показалось, что у него нет головы… Я замерла, мечтая слиться с туманом. Сильный озноб охватил все тело.

Клац. Клац. Шаги сзади слышались все ближе. Через два вдоха моего запястья коснулись чужие холодные пальцы. Вздрогнула, еле сдержав вскрик. Медленно обернулась.

На меня смотрел ребёнок. Девочка лет семи. Чёрные глаза, мятая шляпа-конус, волосы в колтунах, одежда словно из рваных лоскутов. Откуда она здесь взялась, ночью, в парке?

Конечно! Хэллоуин же! Она, скорее всего, потерялась. И тот, кто без головы, тоже, наверное, костюм надел, в котором голову просто не видно. Облегчение захлестнуло меня волной так, что задрожали ноги.

– Где твои родители?

Откуда-то раздалось: «Мама и папа всё время ругаются». Она ведь молчала, ничего не произносила вслух! Почудилось?

Девочка вытащила из кармана леденец на палочке, но вместо того чтоб рассасывать, принялась с хрустом жевать. И вновь голос из ниоткуда: «А у них много любви. У меня не было много». Мурашки иголочками впились в кожу. Неужели эти слова идут от неё?

– Это… это ты говоришь?

«Классно, да? Они показали. Они забирают страх. Вытягивают плохое. Дают радость и много-много любви. Так хорошо! Ещё чуть-чуть и останусь с ними навсегда».

– С кем? Кто они?

К нам по парковой дорожке, пересекая силуэты кустов и деревьев, ползла чья-то тень. С ужасом я развернулась обратно. Тот, в плаще, подошёл ближе. Длинное одеяние, развеваясь на ветру, окутывало крупное высокое тело, а над воротником чернела вязкая маслянистая пустота.

Онемели руки, в нос ударил запах железа, из горла с хрипом вырывалось:

– Господи! Головы нет, нет… Не может быть! Мне кажется, мне всё это кажется.

«У него и взаправду нет головы, – девочка опять пробралась в мои мысли. – Сладкого так хочется!» – доев один леденец, она тут же принялась грызть второй.

– Пойдём со мной, – от страха пересохло нёбо, но ребёнок… Нужно попытаться что-то сделать. – Я тоже буду любить тебя. По-настоящему. Обнимать и дарить куклы… и много-много конфет. Пойдём.

Девочка перестала жевать. Внимательно на меня посмотрела: «Зачем? Тебе не надо бояться. Всё будет хорошо. Они уже рядом».

У фонаря из темноты появились ещё две фигуры в плащах и без голов. Горячая волна обожгла внутренности. Скрутило живот. Что делать?

Схватила ребёнка за локоть, потянула на себя. Но неожиданно девочка зло задёргалась, выворачиваясь. Из-за этих метаний слетела ее шляпа. Не может быть! Выше бровей кляксой расплывалась чернильная пустота. Господи!

Сорвалась, спотыкаясь, понеслась в сторону родной многоэтажки, продираясь сквозь ветки, прыгая через кусты. Выход из парка, поворот, игровая площадка, скамейка, поворот, мой подъезд. Достала ключи. Брелоки перепутались. Магнит от домофона оказался в самом центре клубка. Ладони взмокли. Нервно перебирая связку, дёргала кольца в разные стороны. Ну, давай! Становится только хуже. Чёрт! Ладно! Можно же номер квартиры! Набрала…

Чужое холодное касание. Ещё одно. Ледяные пальцы на моей шее, лице, в волосах. Тянут из меня тоску, горечь развода, боль одиночества, тяжесть вины, постоянную усталость. А потом, как лава, по венам начинает струиться эйфория, радость, нежность, любовь…

Из домофона сквозь шипение зазвучал сердитый голос:

– Да?

Что со мной..?! Нет!!! Заорала бешено, вырываясь. Фигуры в плащах в ярком свете ламп двигались неуклюже. Отчаянно размахивая сумочкой и связкой ключей, закружилась волчком вокруг себя. Пихала изо всех сил руками и ногами, оттолкнула одного, второго, третьего. Они попятились.

– Откройте, это я! – закричала, с трудом выталкивая слова и задыхаясь.

Пиликнул замок, дверь приоткрылась.

– Что там за шум? – донеслось из динамика.

Уже не слушала. Влетела в подъезд. Перепрыгивая через ступеньки, побежала к квартире, на ходу вытаскивая ключ из запутавшийся связки. Наконец-то получилось! Открыла дверь и тут же резко её захлопнула.

Дрожащей рукой включила свет. Дыхание шумело в горле, с трудом проникая в лёгкие. Пульс молотом ударял в виски. Я в безопасности, у себя, всё позади! Фу-ух…

Зашла на кухню. Меня с упрёком встретила няня: