Жестокие женские игры

–Поеду. Хотя бы ради того, чтобы надавать по физиономии твоему благоверному. Давай, корми Дашуню, а я пока Игоря попытаюсь найти и на работу позвоню, отпрошусь на пару часов.

–Успокойтесь, Лина. Успокойтесь и продолжайте. Нельзя держать такую боль в себе, она может уничтожить вас.

–Вы как всегда правы, – усмехнулась она, – действительно легче сразу отрубить руку, чем отрезать по кусочкам.

–По сути, верно, но довольно мрачно.

–Не обращайте внимания, Константин Сергеевич, просто, мне страшно продолжать, вот и шучу так неудачно.

–Лина, не в вашей власти изменить то, что уже произошло. Но, рассказывая об этом, вы, можете вспомнить то, что раньше ускользало от вашего внимания.

Отойдя к окну, она помолчала несколько минут, потом снова села и, ровным, лишённым всяческих эмоций тоном продолжила свой рассказ: – Когда Екатерина Алексеевна ушла в магазин, позвонила свекровь и сказала, чтобы мы с Дашкой немедленно ехали к ней. Она очень быстро положила трубку и я ничего не успела спросить, но у неё был такой радостный голос, и я решила, будто Макс там, у неё. Екатерина Алексеевна сказала, что отправит меня на такси, а сама заедет куда-то по делам и приедет позже. Такси сломалось, не доехав нескольких остановок до дома свекрови. Водитель сказал, что это надолго, и мы с Дашей вышли. Как назло не было видно ни автобуса, ни троллейбуса. Я взяла Дашку на руки, но она капризничала, хотела идти сама, а мне не терпелось попасть к Елизавете Андреевне, я даже шлёпнула её тогда. Она закатила рёв, и я сама чуть не расплакалась вместе с ней. Потом она стала просить пить, но я так торопилась выйти из дома, что не взяла ничего с собой. Недалеко от того места, где мы вышли из такси, я увидела киоск, мы подошли к нему, и тут я, вместо того, чтобы взять Дашу на руки, усадила её на стоящую недалеко от киоска, скамейку, а сама отошла за водой. Как назло кошелёк куда-то завалился, и я никак не могла найти его среди Дашиных вещей, а когда, наконец, нашла, выяснилось, что у продавщицы нет сдачи, и мне заново пришлось перевернуть всю сумку в поисках мелочи. Получив, наконец, бутылку с водой, я повернулась к Дашуне, но обнаружила, что на скамейке её нет. Сначала я даже не очень испугалась, подумала, что она спряталась за киоском, но её и там не было. Улица была почти пустой и просматривалась далеко, но Дашуни нигде, понимаете, нигде не было видно, она будто испарилась. У меня всё поплыло перед глазами, и единственное, что я успела заметить, была набирающая скорость большая, тёмная машина. Я тогда практически обезумела, стала стучать кулаком по киоску, кричала, чтобы вызвали милицию. Из киоска выбежала женщина, стала отгонять меня, а я вцепилась ей в руку и стала кричать, что у меня украли ребёнка. Она сначала посмотрела на меня как на ненормальную, а потом видимо поняла, что я не шучу, и вызвала милицию. Они приехали буквально через минуту, посадили меня в машину и куда-то повезли. Я никак не могла успокоиться, плакала и умоляла их найти Дашу. Что было потом, не помню. Придя в себя, увидела Владимира Ивановича, только не сразу узнала его, так он постарел за один день. Он забрал меня домой, сказал, что милиция ищет Дашу по всей Москве, а мне лучше быть у них. Я впала в какой-то ступор, ничего не соображала. Максима, конечно же, у них не оказалось, он как в воду канул. Но я тогда запретила себе думать о нём, мне необходимо было найти Дашеньку. Я не буду подробно описывать те дни, они слились в один жуткий кошмар. Елизавета Андреевна слегла с инфарктом. Владимир Иванович разрывался между больницей и милицией, а я целыми днями ходила по городу, искала Дашуню. Я обошла пешком пол Москвы, ходила по паркам и бульварам, заглядывала в каждую коляску.Мне казалось, что я вот-вот найду её, наверное, я сошла с ума тогда. Однажды на улице ко мне подошла цыганка, и предложила погадать. Вообще-то я никогда не верила ни в какие гадания, но тогда я была в таком состоянии, что готова была поверить во что угодно. Я вытащила из кошелька все деньги, что были у меня с собой, но она почему-то их не взяла, только как-то странно взглянула на меня, взяла за руку, посмотрела в глаза и сказала: – Горе, у тебя, большое горе. Слушай меня внимательно, много плохого у тебя было и ещё будет, но потом найдёшь, что потеряла. Его не ищи, живой он, но уже не твой, ни Богу, ни Дьяволу не достался, а её найдёшь, не скоро, но найдёшь. Потом она достала из сумки детское платье, не новое, но красивое, голубое и добавила: – Вот, возьми. Мне не нужно, а тебе пригодится.

Я взяла платьице, хотела спросить, где мне искать Дашу, но цыганки уже нигде не было. После этого у меня появилась хоть какая-то надежда. Порой мне слышался Дашкин голосок, я среди ночи выбегала из дома и бежала по тёмным улицам, пока хватало сил. Если бы вы знали, сколько моргов я тогда обошла, сколько больниц. Мне всё казалось, что милиция не хочет искать Дашуню, вот я и искала сама, пока меня не изнасиловали те подонки. Я стояла у входа в метро, когда ко мне подошёл молодой человек и спросил, кого я жду. Я ответила, что ищу дочку, что её, украли, и мне нужно её найти. Он куда-то отошёл, а потом вернулся, но уже не один. Они поняли, что я не в себе и решили воспользоваться этим, сказали, что отвезут меня к дочке. Я готова была им руки целовать, а они привезли меня на какую-то заброшенную дачу и стали насиловать. Видимо, какие-то остатки разума во мне всё же остались, потому что, когда они вышли из комнаты, я сорвала с кровати старый, грязный плед, завернулась в него и вылезла в окно. Сколько я бежала и куда, не помню. Кажется, по дороге я несколько раз теряла сознание, потом опять шла. Последнее, что я помню – лицо мужчины. Кажется, с ним был мальчик, но в этом я не уверена. Что происходило дальше, как я попала сюда, не знаю, а все мои последующие воспоминания связаны уже с вами и этой больницей.

– Ну, что же, Лина. Похоже, вы и в самом деле смогли пройти до конца, и теперь я с чистой совестью могу отпустить вас домой. Ваши родные уже давно знают, что вы здесь, я связался с ними, как только узнал ваше имя и фамилию. Они в свою очередь тоже искали вас, но естественно безуспешно, ведь, как вы сами уже, наверное, поняли, найти человека находящегося в нашей клинике, задача практически невозможная. В принципе, вы, если хотите, можете ещё побыть здесь, а если нет, Владимир Иванович завтра же заберёт вас отсюда.

На мгновение, замерев, Полина подняла на него полные надежды глаза, но он только покачал головой в ответ на её немой вопрос.

–Лина, обо всём, что касается вашего мужа, Владимир Иванович расскажет вам сам, но о внучке, ему пока ничего не известно.

Он видел, как потухли её глаза, но не сделал ничего, чтобы помочь. Теперь у неё было достаточно сил, и он был уверен в том, что дальше она справится сама. Помолчав, Полина, наконец, ответила ему:

–Вы как всегда правы, Константин Сергеевич. Мне действительно пора домой. Кто знает, может быть дома я и в самом деле смогу вспомнить что-нибудь ещё.

–Я тоже не исключаю такого варианта. Память может активизироваться в любой момент и неизвестно, что может послужить для этого толчком.

Вена

Детский крик Герман услышал, едва его машина въехала на ведущую к дому подъездную дорожку. Выскочив из машины, он вбежал в дом и первое, что увидел, было перекошенное от злости лицо жены, пытающейся достать спрятавшуюся за шкафом их маленькую, приёмную дочь. Отшвырнув Вику, он подхватил на руки малышку и унёс её в свою комнату. В детских глазах застыл такой ужас, что Герману стало страшно. Одна щека девочки была красной и немного припухшей, а возле маленького уха он увидел довольно глубокую царапину, по всей вероятности след от ногтя Вики. Продолжая судорожно всхлипывать, Ингрид изо всех сил обхватила его шею тоненькими ручками, не давая возможности обработать ранку. Так он и сидел с ней на руках, пока малышка не уснула, и только, когда хватка судорожно сведенных ручек немного ослабла, смог положить её на свою кровать. Он и раньше догадывался, что Вика груба, а порой даже жестока с девочкой, но гнал от себя эти мысли. Даже когда Ингрид попала в больницу с сильным ушибом, он поверил жене, что девочка упала, поскользнувшись на лестнице, хотя, пристальный взгляд врача в отделении детской травматологии, порядком смутил его тогда.

– Вы действительно уверены в том, что ваша дочь упала с лестницы? – вспомнил он резкий голос и полный недоверия взгляд доктора Хайнца. После разговора с женой, Герман уже ни в чём не был уверен, но, старательно делал вид, что всё произошедшее результат нелепой случайности, но никак не обдуманного жестокого обращения. Так он и ответил тогда доктору. Перечисленная на счёт клиники внушительная сумма избавила его тогда от нежелательных вопросов доктора и ювенального инспектора, но сам себе он часто задавал эти самые нежелательные вопросы. Увидев сегодня лицо жены, он окончательно понял, откуда взялось это выражение страха в не по-детски серьёзных глазах Ингрид. Понял также происхождение многочисленных синяков и ссадин на теле ребёнка, которые Вика объясняла неуклюжестью девочки. Убедившись, что малышка крепко заснула, он отправился в комнату жены.

–За что ты так ненавидишь девочку? Ингрид прелестный ребёнок, спокойный, ласковый. Вика, ведь ты сама приняла решение взять чужого ребёнка, сама привезла её из России. Почему же ты так жестока с девочкой?

–Это с тобой она и ласковая и спокойная. А на самом деле, Ингрид мерзкая, лицемерная девчонка. Она совсем не похожа на Алекса, даже внешне. Она похожа только на свою мать!

–Ты что, знакома с её матерью?

Поняв, что сказала лишнее, она попыталась выкрутиться: – Я не так выразилась, она не похожа на меня, приёмную мать.

–Понятно. Я люблю эту девочку Вика и теперь, буду бояться оставлять её наедине с тобой.

–Что ты хочешь этим сказать?

–Увидев сегодня твоё лицо, я многое понял. Однажды, в очередной раз, разозлившись на ребёнка, ты убьёшь её. Я останусь без дочери, пусть и приёмной и без жены, которая проведёт остаток своих дней в тюрьме. Такого я не заслуживаю, поэтому, постараюсь предотвратить несчастье.

Помолчав немного, она ответила: -Ты прав, я ненавижу её и жалею, что когда-то решила заменить Алекса другим ребёнком. Сегодня мне действительно хотелось убить её. Это сильнее меня, я думала, что если у меня будет этот ребёнок, мне будет легче, а получилось наоборот. Я не хочу больше видеть Ингрид, и если ты всё же решишь оставить её – уйду я.

–Я подумаю о твоих словах, и утром сообщу о своём решении.

Едва Герман вышел из комнаты, Вика схватила со стола тяжёлую керамическую вазу и со всего размаху бросила её об стену. Накопившейся злости нужен был какой-то выход, и ваза оказалась очень кстати.

Идиот! Угораздило же его так рано приехать домой. Но он прав, лучше избавиться от девчонки, пока её не нашли здесь или пока я её не прибила. Последнее время её всё чаще мучило какое-то смутное беспокойство, о причине которого она конечно догадывалась. Ведь как ни крути, она совершила преступление, и хотя, в своё время, появление девочки ни у кого не вызвало подозрения, иногда она очень боялась, что всё может открыться. К тому же, в последнее время её опять начали мучить сильные головные боли. Боясь обратиться к врачу, она вновь начала принимать наркотики. Они на какое-то время избавляли от страданий, но затем начинались приступы депрессии переходящей в такую сильную агрессию, что в такие моменты она начинала бояться сама себя. Да, лучше покончить со всем этим. Если он решит и дальше нянчиться с этой дрянью, она уедет куда-нибудь подальше, ну а если нет…, если нет, то там видно будет. Господи, если бы только голова не болела так сильно!

Вике вспомнилось, как она сумела заполучить девочку. Она специально приехала в Москву, когда отец со своей новой семьёй уехал отдыхать. Сделать соответствующие документы не составило особого труда. Конечно, первой её мыслью было обратиться к Марине, но та как в воду канула, дом был закрыт, а участок выглядел таким заросшим и неухоженным, что хватило одного беглого взгляда, чтобы понять, что дом необитаем. На следующий день, просматривая Московские газеты, она совершенно случайно наткнулась на маленькое, неброское объявление о недорогом решении любых проблем. Что больше всего нравилось Вике в современной России, так это полный беспредел. За мизерную по её понятиям сумму она получила все необходимые документы на вывоз ребёнка. Конечно, тогда им сильно повезло, она и не надеялась, что всё уладится так быстро и просто. Но ведь повезло же! Да и как могло не повезти, если эта Полина оказалась такой растяпой, что забрать у неё девочку не составило никакого труда. Билет на самолёт был с открытой датой, и она смогла улететь всего через несколько часов после похищения. Девочке дали какую-то маленькую таблеточку, она заснула и проснулась, когда они уже были дома, в Вене. Герман был так очарован девчонкой, что не задал тогда никаких лишних вопросов, довольствовался тем, что она сама сочла нужным рассказать ему. Тогда ей казалось, что это самый замечательный план, какой только можно было придумать. Она рисовала себе в мечтах как позвонит Максу и уговорит его прилететь куда-нибудь в Турцию или Испанию. Как бы он удивился и обрадовался, увидев, что его дочка жива и здорова, как был бы благодарен ей, что она смогла избавить его от надоевшей жены, а ребёнка от ненормальной матери. В этот момент её сознание походило на кривое зеркало, она была уверенна, что это именно Полина обижала и била ребёнка, а она, Вика, выступала в роли спасительницы. Они были бы так счастливы втроём, но он как в воду канул. Она звонила в Москву, но его отец сказал, что Макс пропал, они ищут его, но пока безуспешно. Ещё он сказала, что его жена, эта рыжая идиотка, тоже исчезла.

–Мерзавцы, они просто сбежали куда-то и живут в своё удовольствие, оставив её, нянчится с этой маленькой, вечно сопливой девчонкой!

Почувствовав приближение очередного приступа, Вика решила увеличить обычную дозу ещё на одну таблетку, и через полчаса, когда боль, наконец, начала потихоньку отступать, отправилась в свою спальню. Утром её разбудил какой-то звук и, открыв глаза, она увидела, как муж выдвигает один за другим ящики стола.

–Что случилось,– спросила она его, – ты что-то ищешь?

–Вика, я просмотрел все документы, но нигде не нашёл никаких бумаг об удочерении Ингрид. Я решил отправить девочку в частный интернат, но чтобы сделать это, мне нужны документы, покажи мне их.

Глядя на его серьёзное лицо её вдруг разобрал такой безудержный смех, что она несколько минут никак не могла остановиться.

– Разве я сказал что-то смешное? – сухо поинтересовался он у неё.

–Ты даже не представляешь, какой ты болван, – всё ещё заливаясь истерическим смехом, сказала она, – неужели ты до сих пор не понял, что я украла эту девчонку? Ты, выросший в сытой, благополучной, сонной Европе, привык к тому, что здесь всё делается по закону, даже в малом не представляешь себе, что такое сегодняшняя Россия! За деньги там сделают всё что угодно! Я сама не представляла, что такое возможно, пока не убедилась в этом лично. Эту маленькую мерзавку забрали прямо из-под носа её мамаши, и никто, слышишь, никто не смог помешать мне!

–Почему именно она?

–Ты что, так ничего и не понял? Она сестра моего маленького Алекса! Я думала, что Алекс полюбит её, но с тех пор как она появилась, мой сын больше не приходит ко мне, он обиделся на меня!

Безудержный смех перешёл в рыдание и последнее, что Герман смог разобрать были слова о том, что Ингрид больше не должна жить в этом доме. Полный смятения он спустился вниз и, открыв бутылку водки, сделал несколько больших глотков. Этому научил его когда-то Иван, говоря, что водка, это своего рода лекарство для быстрого снятия стресса. Выпитое на пустой желудок спиртное подействовало быстро, и скоро Герман почувствовал, как постепенно начинает проходить слабость в ногах, перестают трястись в мелкой, противной дрожи руки, и он снова может трезво оценивать ситуацию. С ужасающей ясностью он понял, случилось то, о чём предупреждали врачи клиники, в которой лечилась Вика после смерти Алекса. Ведь говорили, что в психике его жены произошли необратимые изменения, а он не хотел даже думать об этом, закрывал на всё глаза, предпочитая оставаться в счастливом неведении. Доигрался, идиот. Счастье ещё, что она не убила и не покалечила девочку. Ясно одно, он не может ни отправить Ингрид в частный интернат, ни оставить её в доме. Покормив проснувшуюся дочку завтраком, он посадил её в машину и повёз туда, куда с таким удовольствием ходил в детстве сам и куда мечтал повести маленького Алекса – в знаменитый Венский зоопарк. Там, глядя на счастливое, смеющееся лицо Ингрид, он испытал сильное искушение, уехать с ней куда-нибудь подальше отсюда, где их никто не смог бы найти, и только мысль о том, что в этот момент где-то, от горя сходит с ума родная мать девочки, удержала его от этого шага. Весь день, прокручивая в уме различные варианты, он, наконец, нашёл, как ему показалось самый разумный выход из создавшейся ситуации. Герман решил увезти девочку в Польшу и оставить её там, в детском приюте. Он часто бывал в Варшаве по делам фирмы и знал один такой. Старинное здание, в котором располагался приют, находилось недалеко от центра города. Из окон своего офиса он часто наблюдал за играющими на территории, прилегающего к приюту парка, детьми, слышал их звонкие голоса. Да, Варшава, самый подходящий вариант, у него будет возможность хотя бы издали наблюдать за Ингрид, а это уже неплохо. Они смогут отправиться туда на машине, это не займёт много времени. Несколько дней он посвятит делам фирмы и сможет лично убедиться, что с девочкой всё в порядке, может даже увидит её, когда дети выйдут на прогулку. Конечно, пребывание в приюте не самый лучший вариант для неё, но вряд – ли это продлится долго, а он тем временем постарается узнать имена её настоящих родителей и сообщит им о местонахождении девочки. После посещения зоопарка он отвёз Ингрид в детский бутик, и пока ей подбирали осенний и зимний гардероб, успел заказать номер в гостинице и взять напрокат машину. Вернувшись в магазин, он несколько минут с удивлением разглядывал малышку. Вика всегда одевала девочку в какие-то бесформенные, тёмные платья, утверждая, что девочка настолько неаккуратна, что ей можно одевать только такую одежду. Но теперь, в зелёном платье с нарядным белым воротничком, белых колготках и блестящих чёрных туфельках, она стала похожа на маленькую принцессу. Красивые рыжеватые волосы девочки продавщица подняла вверх, скрепив их зелёной, в тон платью, лентой.

–Ваша дочка такая красивая, – улыбаясь, сказала она ему, – одно удовольствие подбирать одежду такому очаровательному созданию, надеюсь, вам понравится мой выбор.

–Я никогда ещё не видел её такой красивой, у вас безупречный вкус фройляйн – ответил он покрасневшей от удовольствия девушке.

–Папа, её зовут Хельга. Она подарила мне медвежонка. Его зовут Вилле.

–Спасибо, фройляйн Хельга. Вы очень добры. Надеюсь, мы ещё не раз воспользуемся вашей помощью.

–Ну, что же, такое событие необходимо, как следует отметить. Сейчас мы поедем в Пратер, а затем в какое-нибудь кафе на набережной – обратился он к раскрасневшейся от новых впечатлений малышке, и, подхватив девочку на руки, ещё раз с удовольствием оглядел её.

–Вы заберёте вещи с собой или прикажите отправить по адресу? – спросила его продавщица.

–Возьмём с собой, я ещё не знаю, в какой гостинице мы остановимся.

–Хорошо, тогда посыльный проводит вас до машины.

–До свидания, фройляйн Ингрид, приходи к нам ещё – с улыбкой попрощалась она с девочкой и отправилась к следующей покупательнице.

Вечером, в ресторане отеля, глядя, как Ингрид с удивлением разглядывает лежащую у неё на тарелке куриную грудку, Герман с ужасом понял, что ребёнок понятия не имеет, как это есть, и что на свете существует какая-то другая еда кроме готовых каш и хлопьев, которыми кормила её Вика. Неожиданно ему в голову пришла одна мысль и, наклонясь к малышке, он спросил: -Ты помнишь свою маму? Как её зовут?

В ответ девочка неуверенно улыбнулась и ответила: – Мамы Лины нет.-Значит, твою маму зовут Лина, хорошо. А папу? Ты помнишь папу?