Анна. Тайна Дома Романовых

– Да, там совсем другая музыка, чем в песнях, и мне она нравится. Но я ругаю себя за то, что не могу запомнить мелодии. Верно, мой слух недостаточно развит.

– Напрасно вы себя корите, – сказал на это государь. – Запомнить оперную мелодию трудно, на это способны лишь люди особо одаренные.

Они гуляли уже довольно долго, успели о многом переговорить, и Анна перестала дичиться, бояться своего царственного спутника. Поэтому в какой-то момент она решилась и сама задала вопрос:

– А вы, ваше величество, что вы предпочитаете? Что вы любите более всего?

Спросила – и испугалась: что она сделала? Ведь подданным не положено спрашивать государей.

Однако Павел не выказал никакого недовольства. Он кивнул головой и ответил:

– Более всего я люблю устанавливать вместо хаоса – порядок. Во всем – в природе, в государстве, в общении. Так я поступаю и в стране, что верна моему попечению, и в этом парке – везде.

Такой точный и ясный ответ поощрил ее задать новый вопрос:

– Тогда скажите, а о чем вы мечтаете?

Павел остановился, внимательно посмотрел на нее и медленно произнес:

– Знаете ли вы… знаете ли, что вы первая, кто задал мне такой вопрос?

– Я? – Анна была поражена. – Не может быть! А разве ваша мать… или друзья?

– Моя царственная мать никогда меня не любила и не интересовалась моим развитием, – ответил Павел. – Что же до друзей – а они у меня имеются, что бы ни утверждали недруги, – то они, наверное, не решаются говорить о таких сокровенных предметах. Так что вы первая о том спросили. И я отвечу. Я мечтаю о том, чтобы вернулись времена рыцарства, времена чести! О, я бы хотел во главе войска, состоящего из верных паладинов, отправиться в Святую землю, чтобы вновь отвоевать Иерусалим у неверных. Я желал бы участвовать в приключениях, испить из чаши святого Грааля! Вот вам мои мечты. Как вы их находите?

– Они… очень необычны, – покачала она головой. – Необычны и увлекательны.

– Вот и я тоже так думаю. Необычны и увлекательны… Так же, как и вы, милая Анна. Знайте, что я еще не встречал девушки со столь необычной и тонкой душой. Я желал бы беседовать с вами еще и еще и видеть вас каждый день.

– Но вы и будете видеть меня каждый день, государь, – ответила она. – Ведь я получила должность при вашем дворе…

– Да, конечно, но мне этого мало. Я хочу, чтобы вы жили здесь, во дворце. Я распоряжусь, чтобы вам сегодня же выделили комнаты для вас и ваших слуг. И вам не придется ездить так далеко.

– Да, но… будет ли это прилично?

– Что же неприличного в том, что фрейлина императрицы живет рядом с ней? – пожал плечами Павел. – И не пытайтесь со мной спорить – я этого не люблю. Итак, решено – вы будете жить здесь! Сейчас нам, к сожалению, придется завершить нашу прогулку. Она и так слишком затянулась. Через двадцать минут я должен принимать развод гвардейского караула, а затем принимать австрийского посланника. Ага, вот и дворец!

Действительно, они уже подходили к дворцу, Анна заметила группу придворных, столпившихся перед входом, они явно ждали их возвращения.

– Ладно, на этом пока закончим. Но я надеюсь сегодня еще раз увидеться с вами. Очень надеюсь! – прощаясь, проговорил государь.

Глава 7

В этот день равномерно чередовались светлые и темные полосы, словно за один этот день Анна пережила три или четыре дня, то и дело переходя из света в мрак ночной и обратно, полутонов же вовсе не было.

Прогулка с императором относилась, безусловно, к светлым часам, она оставила в душе девушки глубокий след. Продолжением этой радостной части дня стало ее знакомство с новыми апартаментами. Случилось это так.

Едва Павел с Анной вышли к дворцу, как государю подвели коня. Прежде чем сесть в седло, он подозвал к себе нескольких человек, как видно, самых доверенных. Одного из них Анна уже видела – это был граф Кутайсов. Государь каждому отдал какое-то распоряжение, затем вскочил в седло и ускакал в сопровождении группы гвардейских офицеров – видимо, спешил на тот самый развод караула, о котором рассказывал Анне. А Кутайсов подошел к ней и вежливо поклонился:

– Добрый день, сударыня! Рад вас приветствовать! Государь повелел мне устроить вас на жительство во дворце. Сейчас я о том распоряжусь. А пока в комнатах все устраивают, не угодно ли вам ознакомиться с устройством дворца и расположением покоев? Вот юная графиня Чесменская, она будет вашим проводником.

И он подвел Анну к совсем юной девушке; вряд ли ей было более семнадцати лет. Видимо, графиня, несмотря на свой титул, не пользовалась при дворе особым влиянием, потому что она восприняла поручение Кутайсова как вполне естественное и, пригласив Анну следовать за собой, повела ее по дворцу.

Они вдвоем обошли весь дворец, оба его этажа. Не были только в людских, в комнатах, отведенных для караула, и в подвалах – да и что там делать благородным дамам? Все это время графиня была очень мила, неутомимо щебетала, рассказывая о приемах и раутах, о привычках государя и государыни, о разных смешных случаях, бывших при дворе. При этом она то и дело с интересом поглядывала на свою спутницу, видимо стараясь понять, что она собой представляет и какое место займет при дворе.

Они как раз заканчивали осмотр второго этажа, когда к ним подошел слуга и доложил, что граф Кутайсов просит госпожу Лопухину осмотреть отведенные ей апартаменты. Анна поблагодарила юную графиню за помощь и, расставшись с ней, последовала за новым провожатым.

Тот привел ее в угловую часть второго этажа. Там ее ждал Кутайсов. Распахивая перед ней одну дверь за другой, он показал Анне ее спальню, будуар, гардеробную, комнату для прислуги. Комната, в которой ей теперь предстояло жить, Анне очень понравилась. Она была угловая, и оба окна выходили в парк, только в разные стороны. Стены затянуты прелестным сиреневым шелком, по которому были вытканы мифологические сюжеты. Кровать с балдахином и прочая мебель представляли собой верх изящества. Да, в таких покоях ей жить еще не приходилось!

Кутайсов, закончив показ, напоследок провел Анну в гардеробную и там открыл маленькую дверцу в углу:

– А вот здесь, сударыня, имеется проход в покои его величества. Таким образом, вы сможете с ним встречаться, когда захотите.

Кровь бросилась ей в лицо, и она гневно воскликнула:

– Что вы такое говорите, сударь? Как это я могу встречаться с государем, когда захочу? Это задевает мою честь!

– Когда речь идет о его величестве, то ничья честь уже не идет в счет, – ответил на это Кутайсов. – Однако вы, я надеюсь, успели достаточно узнать его величество, его рыцарские взгляды на честь дамы, его образ мыслей. Неужели вы думаете, что ваша честь может быть как-то задета с его стороны?

Анна должна была признать, что таких предположений она не питает. Зато ей пришел в голову другой вопрос:

– Как же я смогу жить здесь, на новом месте, если у меня нет никаких вещей? Ведь все осталось в Петербурге…

– Не извольте беспокоиться, – заявил Кутайсов. – Я сейчас же пошлю за вашими вещами, и вскоре их привезут. Кроме того, вам, как камер-фрейлине, полагается некая сумма на обзаведение. Вот, позвольте вам ее выдать. – И он с поклоном поднес Анне парчовый кошелек. – Если прикажете, я прямо сейчас прикажу подать вам карету. Вы можете поехать на Невский, пройти по самым модным магазинам и купить, чего душе угодно. Несомненно, государь захочет, чтобы вы были одеты как можно лучше.

Однако поехать на Невский «прямо сейчас» ей не удалось, потому что началась темная полоса этого длинного дня. Не успел государев брадобрей произнести слова о поездке, как явился слуга, посланный императрицей. Он сообщил, что государыня Мария Федоровна изволит идти на прогулку и повелевает, чтобы новая камер-фрейлина к ней присоединилась. Кутайсов, правда, пробормотал: «Как она может? Я скажу государю!» – но прямо отменить распоряжение императрицы не мог. Так что пришлось Анне идти на прогулку второй раз, теперь уже в свите государыни.

Эта вторая прогулка не принесла ей ничего, кроме унижений. Мария Федоровна приказала ей идти рядом с ней и повела беседу о модах. В модах Анна мало смыслила, поскольку до самого последнего времени никуда не выезжала, да и нарядов не имела. Кроме того, государыня вела беседу на французском, иногда переходя на родной для нее немецкий язык. Анна же говорила по-французски с ошибками, некоторых слов вовсе не знала, и это вызывало насмешливые улыбки и замечания дам и кавалеров, сопровождавших государыню. Вообще Анна заметила, что свита Марии Федоровны была побольше, чем свита Павла, которая утром ждала его у подъезда.

С особой язвительностью смотрела на Анну одна молодая дама, довольно красивая. Она то и дело отпускала шутки насчет неучей, которые не умеют ни повернуться, ни слова сказать, а лезут в высший свет, или насчет уродливых девиц, что воображают себя красавицами. Не надо было обладать большим воображением, чтобы понять, в чей адрес направлены эти язвительные остроты. Анна не могла понять, за что эта красивая дама так ее невзлюбила. Только позже в тот день она узнала, что эту даму зовут Екатерина Нелидова, и до самого последнего времени она была фавориткой императора и занимала при дворе совершенно особое положение. Теперь же, с появлением Анны, которой государь уделял так много внимания, положение прежней фаворитки должно было пошатнуться.

Верхом унижения стал момент, когда государыня, якобы случайно, уронила платок и остановилась, глядя на Анну. Та поняла так, что должна подать государыне упавшую вещь, и наклонилась. А когда выпрямилась и протянула платок императрице, увидела откровенно издевательское выражение на лицах придворных. (Позднее ей объяснили, что в таком случае платок обязан подать кто-либо из сопровождавших государыню мужчин, но никак не дама.)

Вся эта пытка продолжалась больше часа и закончилась, только когда все общество вернулось во дворец и направилось в столовую, чтобы откушать чаю. Анна к этому моменту проголодалась и была не прочь отведать дворцовых кушаний. Но тут ее ожидало новое унижение. Мария Федоровна громко заявила:

– Я полагаю, что мой царственный супруг, когда беседовал с вами нынче утром, успел позаботиться о вашем пропитании. Так что вряд ли вы захотите садиться за стол еще и с нами. – И, повернувшись к Анне спиной, направилась в столовую. Придворные двинулись следом за ней, обтекая Анну, а некоторые даже слегка толкая ее.

Собственно говоря, она не так сильно хотела есть и могла потерпеть. Но какое оскорбление! За что они ее так? Ей хотелось плакать. Не зная, что делать, она поднялась в комнату, которую уже называла своей. И тут судьба снова повернулась к ней светлой стороной. Ее апартаменты уже не пустовали: там хозяйничала Глаша, ее служанка, раскладывала привезенные вещи. Значит, Кутайсов сдержал свое обещание! Ну а без чая и закусок она вполне проживет.

И тут же, словно отвечая на эти ее мысли, дверь распахнулась, и четверо слуг один за другим вступили в комнату. Каждый из них нес большой поднос. На одном имелся заварной чайник и особый чайник с кипятком, на другом – сахарница и чайный сервиз, на третьем и четвертом размещались пирожницы с печеньями, конфетами и пирожными. С профессиональным умением лакеи составили содержимое своих подносов на будуарный столик и принялись разливать чай и вообще обслуживать Анну. А когда она вдоволь напилась и наелась и лакеи ушли, жизнь снова показалась ей приятной.

Она прошлась по своим комнатам, не зная, чем заняться. Дала Глаше и второй своей служанке, Ксении, указания, как разложить присланные вещи, как развесить платья. Что делать дальше, она понятия не имела. Ей хотелось пойти в парк, погулять там одной, вспомнить все события сегодняшнего дня, но она не знала, имеет ли право так поступить. Ведь она находилась на службе! Что, если императрица снова прикажет ей присутствовать при каком-нибудь своем выходе? Ее снова стали мучить воспоминания о пережитом унижении. Казалось, снова наступает черная полоса…

Так она стояла, мучимая сомнениями, когда раздался стук в дверь, и Глаша доложила, что ее хочет видеть некий господин.

– Проси, – кивнула Анна.

Она еще не привыкла к мысли, что может сама кого-то принимать – или не принять. Дома все подобные решения принимали родители.