Юрий Андропов. На пути к власти

Осенью 1942 г. была определена установка на специализацию северных и южных районов республики. В южных районах (Пудожском, Медвежьегорском) рекомендовалось использовать помощь школьников в сельском хозяйстве, в северных же (Беломорском, Лоухском, Кемском), малопригодных климатически для развития сельского хозяйства, необходимо было развивать рыболовное дело и в школах учить рыболовству подростков (НА РК. Ф. Р-1192. Оп. 2. Д. 15/145. Л. 18). Создание рыболовецких бригад в школах стало своеобразной формой патриотического движения школьников северных районов Карелии. Ю. Андропов называл работу рыбака «подлинно героической»: нередко рыбакам приходилось работать в море под обстрелом вражеской авиации, артиллерии (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 9. Л. 50). Рыбный промысел проходил в морских районах, где появлялись вражеские военные корабли и подводные лодки.

Для того чтобы в совершенстве овладеть мастерством рыбака, «зуйки» (юнги на рыбацких судах) должны были, по словам Андропова, «готовиться долго и упорно, хорошо узнать море, его капризы, привыкнуть к работе в холод, в снег, в проливной дождь <…> закалиться в борьбе с суровой северной стихией и стать мастерами дела, требующего не только знаний, но и физической закалки, твердого характера, смелости, несгибаемой воли» (Андропов, 1943a: 8). Андропов хорошо знал и квалифицированно разбирался в рыбном промысле. Помогли знания и навыки, полученные в довоенные годы во время учебы в Рыбинском техникуме водного транспорта: на отделении судовождения (1932–1936 гг.) он получил квалификацию штурмана и техника эксплуатации судов. В период судовой практики Андропов трудился в качестве матроса, штурвального, третьего помощника капитана, инструктора практики, руководство отмечало его успехи в судовождении. В 1936–1937 гг. Андропов работал на Рыбинской судоверфи им. Володарского (РГАНИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 64. Л. 48, 56; Д. 67. Л. 4; Д. 69. Л. 7; РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 18. Д. 164 а. Л. 1 об., 5).

По инициативе Ю.В. Андропова пленум ЦК ЛКСМ Карелии, поддержав инициативу школьников, постановил создать в школах бригады «зуйков» из детей рыбаков для отправки их на работу в море с 1 июня до 1 сентября 1944 г., а для их обучения рыболовному делу организовать кружки юных рыбаков (НА РК. Ф. Р-1192. Оп. 2. Д. 17/164. Л. 176). Летом 1944 г. в Баренцевом море вместе с опытными рыбаками ловили рыбу 320 молодых патриотов, на сборе морских водорослей работали 360 школьников (НА РК.Ф. Р-1192. Оп. 2. Д. 17/164. Л. 176, 188, 189).

Многие подростки пришли работать на производство. Мастер цеха Кемского лесозавода А.В. Порохова писала в своих воспоминаниях, что, проходя по одному из цехов, переведенному на производство мин для фронта, почти на каждом рабочем месте можно было увидеть чурбаки – своеобразные подставки. Иначе у 14—15-летних мальчишек, что заняли место ушедших на фронт отцов и старших братьев, не доставали до станков руки (Незабываемое, 1974: 313). Один из этих мальчишек, пионер Павлик Иванов, был награжден медалью «Зa доблестный труд в Великой Отечественной войне». Именно таких подростков имел в виду Ю. Андропов, когда требовал от комсомольских организаций учитывать особенности подросткового возраста, внимательно и уважительно относиться к запросам и интересам подростков на производстве. Десятки этих подростков – передовиков военного времени приезжали на свою рабочую смену на самодельных самокатах – «ногомобилях».

Начинание карельских школьников по сбору лекарственного сырья и ягод имело двойное значение: во-первых, оказывало неоценимую помощь органам здравоохранения для производства лекарств, в которых нуждался фронт и военные госпитали. Из хвойных иголок и хвойной лапки специализированные предприятия изготавливали витаминный настой для предупреждения заболеваемости цингой. Хвойный настой, насыщенный витамином С, по рекомендации санитарной службы варили на фронте в каждом взводе. Во-вторых, сбор ягод, грибов и других даров природы являлся дополнительным источником решения продовольственной проблемы. В этой работе ни к кому не допускалось никаких послаблений. Сохранился любопытный архивный документ, датированный 27 июля 1942 г. В почтовое отделение села Колежма Беломорского района пришла телеграмма для руководства пионерлагеря. Текст телеграммы гласил: «Гостевой и Андроповой. Каждому учащемуся сезон установлена норма сбора сдачи государству сыром виде ягод 7 кг, грибов 15 кг, лекарственных полтора килограмма. Заготовка собственного потребления дополнительно. Организуйте массовую работу взятых обязательств отрядами, звеньями, одиночками. Желательно вызов других лагерей газету. Итоги сбора сдачи сообщайте подекадно. Андропов» (цит. по: Шлейкин, 2014: 78). Татьяна Андропова работала в должности старшей пионервожатой в пионерском лагере.

Одной из наиболее массовых форм помощи фронту стало движение по сбору средств на строительство боевой техники для Красной Армии. В республике активно собирали средства на постройку танковой колонны «Карельский колхозник», азиаэскадрильи «Комсомолец Карелии», танковых колонн «Таня», «Народный учитель», имени ВЛКСМ, самолета «Карельский пионер». Построенные на собранные средства боевые самолеты и танковая колонна сражались с захватчиками в воздухе и на земле.

Особой формой помощи фронту являлась работа школьников в свободное от учебы время в военных госпиталях, шефство над госпиталями. С начала войны началось формирование и обучение специальных школьных санитарных дружин. Пряжинский райком комсомола направил для работы в полевых госпиталях несколько учащихся Пряжинской средней школы, в их числе – ученицу 8-го класса Марию Мелентьеву. Именно тогда Ю. Андропов обратил внимание на будущую карельскую героиню. О ней он написал в своей брошюре «Карело-финские комсомольцы в Отечественной войне» (Андропов, 1943b: 15). В брошюре Андропова названы одноклассники Марии Мелентьевой по Пряжинской средней школе – Кирсти Эло (участница карельского комсомольского подполья), партизан-орденоносец Сергей Жиганов, снайпер-разведчица Карельского фронта Дора Копра и др.

В период Великой Отечественной войны получило широкое развитие тимуровское движение, зародившееся еще в довоенное время. Тимуровцы считали, что в военное время нет малых дел – любое дело, пусть то будет поделка колец для лыжных палок, сбор металлолома, заготовка веников – все это дело большое, важное. Шефство над семьями фронтовиков, помощь эвакуированным детям, дежурство и уход за ранеными в госпиталях, работа на полях, в огородах, заготовка дров, покос и уборка сена, сбор книг, теплых вещей и подарков для бойцов на фронте – множество полезных начинаний было связано с деятельностью тимуровцев. Большое значение имел организованный тимуровцами сбор бутылок: маленьких – под лекарство, больших – под горючую смесь: эти «пионерские» бутылки, в которые наливалась горючая смесь, успешно использовались бойцами на фронте для истребления танков.

Работа школьников в помощь фронту осуществлялась в сложных условиях: Карелия до лета 1944 г. была прифронтовой республикой. Делегации школ часто бывали в гостях у воинов Карельского фронта, проводился обмен договорами, в которых школьники обязались учиться на «отлично», а бойцы – стойко сражаться с врагом. В частности, Авдеевская школа Пудожского района установила связь с партизанским отрядом им. Тойво Антикайнена. Бойцы этого отряда в ответ на обращение к ним школьников сообщили школе, что уничтожат не менее, чем по фашисту на каждого учащегося школы, и после очередного рейда в тыл врага отчитывались, как идет выполнение этого обязательства (НА РК. Ф. Р-1192. Оп. 2. Д. 15/152. Л. 4).

В условиях прифронтовой полосы особенностью являлась непосредственная во многих случаях помощь школьников армейским частям. Об этом говорят следующие примеры: однажды подростки задержали диверсанта, в другом случае спасли жизнь раненому советскому летчику, который совершил вынужденную посадку на неокрепший лед озера; в третьем – подготовили и расчистили площадку для взлета самолета, совершившего вынужденную посадку. Был даже такой случай: малолетние разведчики ночью на лыжах перешли Онежское озеро, проникнув сквозь финляндские заставы и патрули. Вернувшись обратно, они сообщили военным ценные сведения и даже указали на карте огневые точки противника, размещенных в деревнях.

В июле 1942 г. ЦК ЛКСМ республики создал фонд помощи детям фронтовиков в размере 186 тыс. руб. С целевого счета средства перечислялись в распоряжение райисполкомов для оказания материальной помощи детским домам, детским учреждениям, детям фронтовиков и партизан. В каждом отдельном случае расходы из полученных средств согласовывались с райкомами комсомола и органами народного образования. После получения денег райисполкомы представляли ежемесячные письменные отчеты о расходовании средств. В школах была организована переписка с бойцами и воинскими частями на фронте, в т. ч. с фронтовиками, дети которых учились в школе, а также с бывшими учителями-фронтовиками. В марте 1944 г. решением ЦК ЛКСМ в школах республики для детей фронтовиков и партизан были установлены 100 комсомольских стипендий размером 100 руб. каждая. Стипендии назначались в первую очередь нуждающимся детям фронтовиков, но только «имеющим отличную успеваемость и дисциплину» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 6. Д. 259. Л. 17).

Актуальный карельский патриотический феномен и исторический опыт военных лет, одним из создателей и организаторов которого был руководитель молодежной организации Карелии Юрий Андропов, несомненно, должен помочь сегодня в становлении общероссийской общественно-государственной детско-юношеской организации «Российское движение школьников», созданной Указом Президента России 29 октября 2015 г., в котором поставлена цель – совершенствование государственной политики в области воспитания подрастающего поколения, «содействие формированию личности на основе присущей российскому обществу системе ценностей» (Известия. 2015. 29 октября).

Без права на ошибку: карельское подполье

В первые месяцы Великой Отечественной войны 2/3 территории Карело-Финской ССР были оккупированы войсками Финляндии. Важным направлением деятельности ЦК ЛКСМ республики во главе с Ю.В. Андроповым стала подготовка подпольщиков для работы в оккупированных районах. Активно участвуя в создании ополчения в Пряжинском, Ведлозерском, Петровском, Олонецком и других районах, Андропов поручил райкомам комсомола дать точные и конкретные сведения о том, кто из комсомольцев не успел эвакуироваться и оказался в занятых врагом селах, возможно ли связаться с ними. Он дал задание отобрать надежных активистов, владеющих финским языком, – грамотных, морально и физически крепких. Основная часть рекомендованных были девушки. После проведения отбора они прошли специальную подготовку для работы в подполье. С начала войны до конца 1943 г. при непосредственном участии Андропова было подготовлено и направлено на подпольную работу (секретари подпольных райкомов, связные, радисты, разведчики) 120 человек (в т. ч. 46 комсомольцев) (см.: Власова, Пашкова: Электронный ресурс; Чекисты Карелии, 1986: 54).

Деятельность в тылу противника подразделялась на две части: 1) политическая работа среди молодежи и населения в оккупированных районах; 2) разведывательно-диверсионная деятельность против оккупантов. Для выполнения первой функции предназначались подпольщики, направленные в тыл врага, – их называли «ходоки». Разведывательно-диверсионной работой занимались специальные группы, заброшенные, как правило, на территорию противника на самолетах (десантирование на парашютах, использование гидросамолетов). Деятельность этих групп охватывала не только оккупированные финляндскими войсками районы Карелии, но и территорию, называемую в обиходе «внешней Финляндией».

Подпольная деятельность в оккупированных районах республики требовала особой подготовки. Эта функция возлагалась на спецшколу ЦК КП(б) при штабе Карельского фронта, созданную в Беломорске – военной столице республики. С августа 1941 г. начальником спецшколы был назначен капитан Кильпинен О.В., в декабре 1941 г. ее начальником стал батальонный комиссар Трунов В.С. (НА РК. Ф. П-219. Оп. 1. Д. 1. Л. 2; Д. 8). ЦК ЛКСМ занимался подбором кадров для подпольной работы. Состав курсантов спецшколы на 75 % состоял из комсомольцев (НА РК. Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 199. Л. 3). Андропов часто бывал на занятиях в школе, беседовал с курсантами, провожал на задания группы подпольщиков. У него сложились деловые отношения с командующим авиацией Карельского фронта (с ноября 1942 г. – 7-й воздушной армией) генерал-майором И.М. Соколовым, с которым Андропов решал непосредственно многие вопросы, связанные с доставкой и десантированием подпольщиков в оккупированные районы (там же. Д. 214. Л. 139).

Однако работа Беломорской спецшколы ЦК Компартии КФССР имела ограниченную направленность: она готовила кадры подпольщиков для организации в оккупированных районах пропагандистской и агитационной работы среди населения, а также агентурной разведки. Руководство спецшколы не придавало приоритетное значение военной подготовке (стрельба, подрывное дело, диверсионная деятельность и др.). Куратором школы являлся зав. оргинструкторским отделом ЦК Компартии республики И.В. Власов. Программа обучения утверждалась на бюро ЦК Компартии. В программе обучения, утвержденной на период с 10.12.1941 г. до 1.04.1942 г., изучению истории партии, основанной на Кратком курсе истории ВКП(б), отводилось 300 часов, занятия вели преподаватели из числа руководителей школы. Еще 100 часов занимало освоение общественных и гуманитарных предметов (общая история, экономика, право, политика, международное коммунистическое и рабочее движение), на русский и финский языки выделялось 14 часов. Однако количество занятий по военному делу оказалось несопоставимо минимальным. Для сравнения: стрелковая и тактическая подготовка укладывалась в 52 часа, на специальную тактику отводилось 69 часов, топография занимала в учебном плане 20 часов, военно-инженерное дело – 40 часов. Лыжная и строевая подготовка в программе вообще отсутствовали (НА РК. Ф. 2730. Оп. 1. Д. 12. Л. 3–4). В результате уровень подготовленности курсантов в области военного дела был явно недостаточным.

Помимо спецшколы ЦК КП(б) при штабе Карельского фронта, ЦК ЛКСМ республики занимался подбором кадров для специальной разведшколы НКВД – НКГБ КФССР, расположенной в поселке Шижня около Беломорска. Спецшкола входила в ведомство 4-го отдела НКВД, который считался самым секретным – он готовил разведчиков, диверсантов, радистов. Андропов принимал непосредственное участие в отборе и рекомендации кандидатов в школу разведчиков и диверсантов, в подготовке диверсионных групп. Группа Кириченко (4 человека) 26 августа 1941 г. десантирована в район села Большие Горы Олонецкого района, ее бойцы взорвали мост, повредили телефонную связь. 4 сентября 1941 г. в район Сямозеро была произведена заброска группы Хусконена (НА РК.Ф. 2730. Оп. 1. Д. 4. Л. 5).

Подготовка в разведшколе происходила по специальной программе, состоявшей из общевоинской (полевой устав, изучение различных видов оружия, подрывное дело, топография, курсы рукопашной борьбы и медицинской помощи), а также оперативно-тактической подготовки (курсанты учились читать карту и ходить по азимуту, овладевали навыками ведения разведки, основами партизанской тактики, знакомились с методами работы финляндской контрразведки). Парашютная подготовка (теория и прыжки) отрабатывались на полигоне около города Онега Архангельской области. Обучение радиоделу первоначально проходило на полугодовых курсах в Москве, но, начиная с декабря 1942 г., курсы радистов стали функционировать при 4-м отделе НКВД КФССР. В октябре 1941 г. подготовленные кадры диверсантов вошли в состав специального отряда НКВД, имевшего условный номер 45 и располагавшегося в поселке Шижня Беломорского района. Первые два года им командовал Изотов З.С., затем опытный чекист Райманников В.И. К концу 1941 г. в разведшколе прошли обучение 196 человек, из которых было сформировано 15 диверсионных групп. Кроме того, при районных отделениях НКВД было создано 58 групп общей численностью 399 человек (см.: Степаков, 2004: 98).

Методика подготовки разведгрупп имела практическую направленность: за месяц до выхода на задание отобранные в группу разведчики вывозились в изолированные учебные пункты (Сегежа, Руйга, Летний), где под руководством оперативных работников проходили совместную подготовку по планам, согласованным с НКВД. В ходе подготовки к рейду отрабатывалась легенда каждого разведчика, изучалась обстановка в предполагаемом районе действий (маршруты движения, схемы расположения домов, списки жителей, рекомендательные письма, пароли), проводились тренировочные походы и сеансы радиосвязи. В состав разведывательных и диверсионных групп включалось, как правило, 2–3 человека, иногда 5–7 человек. Лишь в очень редких случаях численность групп доходила до 15–20 человек. Разведчики, как правило, свободно владели финским или карельским языком и хорошо ориентировались в той местности, на которой им предстояло действовать.

За весь период боевых действий 1941–1944 гг. в тыл противника было заброшено 78 разведывательных и диверсионных групп НКВД – КГБ Карело-Финской ССР (в апреле 1943 г. из НКВД выделился Наркомат госбезопасности – НКГБ). Разведчики понесли значительные потери: при переброске погибли 22 человека, пропали без вести 36 человека, попали в плен – 109 (из них 14 оказались изменниками), расстреляны финнами – 11 человек. После выполнения заданий вернулось лишь 45 человек (см.: Степаков, 2004: 112).

По оценке Андропова, осенью 1941 г. – в начале 1942 г. был накоплен опыт подпольной работы. Первоначальная практика оказалась далеко не всегда позитивной. Оставленные в период отступления в оккупированных районах подпольщики не имели необходимой подготовки для работы в тылу врага. В условиях жесткого оккупационного режима некоторые из них не проявили активности, отсутствовала связь. Недостатком опыта организации подпольной работы объяснялся провал подпольной группы в Петрозаводске. Ее возглавляли член ЦК ЛКСМ республики, зам. секретаря Зарецкого райкома Васса Киселева и зав. учетом Петрозаводского горкома Анна Державина, оставленные для работы в подполье. Персональная самокритика Андропова выражалась в отсутствии должной подготовки подпольных групп, излишней поспешности, что приводило к неосторожности, растерянности в «особо острых моментах» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 187. Л. 95, 134). Однако анализ ошибок и просчетов в организации подпольной деятельности в тылу врага в первые месяцы войны позволил извлечь необходимые уроки. Андропов сформулировал правило, которое в полной мере можно отнести к участникам подпольной работы. В одной из своих статей в журнале «Смена» он написал: «Быть смелым – это не значит очертя голову бросаться вперед. Только умелое сочетание смелости, осторожности и точного расчета дает положительный результат. Тот, кто все предусмотрит и не растеряется ни при каких обстоятельствах, оказывается хозяином положения» (Андропов, 1983: 23).

С учетом полученных уроков с начала 1942 г. началась целенаправленная подготовка подпольных групп. В 1942 г. оккупированные районы прифронтовой республики стали приоритетным объектом в деятельности ЦК ЛКСМ. Это было связано с тем, что 19 мая 1942 г. бюро ЦК ВЛКСМ приняло секретное постановление Б-305/18 «О мероприятиях комсомольских организаций во временно оккупированных районах» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 3. Д. 29 а. Л. 103–107; Оп. 53. Д. 6. Л. 24–26). В соответствии с этим решением устанавливалось, что инструктора и связные работают «непосредственно под руководством и по заданиям» первого секретаря комсомольского органа области или республики. Каждый инструктор и связной должен был получить от него конкретно разработанное задание. Подготовку и переброску подпольщиков в тыл врага требовалось осуществлять совместно с «соответствующими органами» (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 6. Л. 26).

19 июля 1942 г. в ЦК ВЛКСМ было создано новое специальное подразделение, которое получило название – отдел по работе среди комсомольцев и молодежи во временно оккупированных районах и партизанских отрядах. С целью конспирации работы отдела было установлено его сокращенное наименование – «специальный отдел» (спецотдел ЦК ВЛКСМ). Его руководителем была утверждена О.А. Сысоева.

Из личного дела Сысоевой Ольги Александровны

(РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 18. Д. 4457).

Родилась в 1912 г. в Брянске, русская, образование средне-техническое, закончила лесотехникум по специальности «техник по механической обработке дерева».

1932–1938 – лесокомбинат в Бобруйске Белорусской ССР.

1938–1939 – секретарь Бобруйского горкома ЛКСМ Белоруссии.

Ноябрь 1939 – июнь 1941 – первый секретарь Пинского обкома ЛКСМБ.

1941–1942 – секретарь по кадрам Алтайского крайкома комсомола.

С 7 мая 1942 – зав. спецсектором отдела кадров ЦК ВЛКСМ.

С 17 июля 1942 – зав. отделом ЦК ВЛКСМ по работе среди комсомольцев и молодежи во временно оккупированных районах и партизанских отрядах. Утверждена решением бюро ЦК Б-311/9 от 17.07.1942.

Постановлением бюро Б-376/2 от 11.07.1944 освобождена от должности зав. спецотделом в связи с переводом на партийную работу в Белорусскую ССР секретарем Пинского обкома партии по кадрам.

Спецотдел разработал новое, более детализированное постановление, которое было принято 5 октября 1942 г. решением бюро ЦК ВЛКСМ (РГАСПИ.Ф. М-1. Оп. 53. Д. 6. Л. 55–56 об.). В этом постановлении «О руководстве работой комсомольских организаций в тылу врага» устанавливалась персональная ответственность первых секретарей прифронтовых ЦК ЛКСМ, обкомов за организацию подпольной работы на оккупированных территориях, они персонально отвечали за работу комсомольских организаций в оккупированных районах (там же. Л. 56 об.). Под руководством первого секретаря должна была производиться организация активной разведывательно-диверсионной деятельности на оккупированной территории, подготовка и отправка ходоков, связных в тыл противника, создание комсомольско-молодежных партизанских отрядов. Предлагалось активнее привлекать к подпольной и партизанской работе девушек. В условиях жестокой войны ЦК ВЛКСМ обязал «принять все необходимые меры по усилению партизанской борьбы»: требовалось развернуть соревнование «по истреблению оккупантов», «всемерно расширять это соревнование», организовать широкую пропаганду «опыта передовиков соревнования по истреблению оккупантов», внедрить повсеместное открытие «коллективных и личных счетов» (там же. Л. 55 об. – 56 об.). Деятельность, связанная с оккупированными районами, объявлялась секретной: все документы имели гриф «совершенно секретно» (высшая категория секретности), «секретно», «не подлежит оглашению».

Изучение рассекреченных архивных документов бывшего спецотдела ЦК ВЛКСМ позволяет утверждать, что в 1942–1944 гг. «Могикан» (позывной Андропова) создал системную организацию подпольной работы в оккупированных финляндскими войсками районах Карело-Финской республики. При его непосредственном участии были отобраны, подготовлены и направлены на подпольную работу десятки человек. В их числе Мария Мелентьева, Анна Лисицына, Анастасия Звездина, Любовь Туманова, Павел Удальцов, Сильвия Паасо, Федор Исаков и др. Марии Мелентьевой, когда началась война, было 17 лет (родилась 24.01.1924 г.), она закончила восемь классов Пряжинской средней школы. По направлению Пряжинского райкома комсомола девушка работала санитаркой в эвакогоспитале № 1123 в прифронтовом рабочем поселке Сегежа. Там она встретилась с Анной Лисицыной (1922 г. рождения), которая после окончания библиотечного техникума работала библиотекарем в Сегежском районном клубе. Девушки, знавшие финский язык (Мелентьева – карелка, Лисицына – вепсянка), были привлечены Ю.В. Андроповым к подпольной работе. Известно, что спецподготовка М. Мелентьевой началась в декабре 1941 г. по поручению Андропова (см.: Шлейкин, 2014: 55).

Комсомолка Любовь Туманова была направлена в разведшколу. Девушка в начале войны работала осмотрщицей вагонов на станции Кемь, записалась в народное ополчение. В разведшколе она освоила специальность радистки. Радистку-подпольщицу Сильву Паасо зачислили в спецшколу в 17 марта 1942 г. Вместе со своим будущим мужем Павлом Удальцовым она прошла полный курс обучения. В августе 1943 г. С. Паасо в качестве радистки группы подпольщиков была заброшена в Шелтозерский район. Группа успешно работала до конца ноября 1943 г. (Беломорская трибуна. 2012. 26 июля. С. 3). «Сима» (подпольный псевдоним Сильвы Паасо), прозванная «снайпером эфира», в своих воспоминаниях о военных годах рассказала следующую историю. Вызвали ее, слушательницу медицинских курсов, к Андропову. Он сразу спросил, знает ли она финский. «Да, говорю, знаю, я же финка. «А еще что умеешь?» Спортсменка я, на лыжах хорошо хожу, так ему и отвечаю. Он говорит: «Как ты смотришь на то, чтобы поступить в спецшколу, где тебя научат работать в тылу врага?» Я говорю, согласна, согласна. А он: «Что же так быстро соглашаешься, посоветуйся с мамой». Так он меня благословил на подпольную деятельность. Я научилась в школе бросать гранату, стрелять со всех видов оружия, работать с рацией. И вот, уже получив одно из заданий, я оказалась в Сегеже. И вдруг встречаю там своего друга Пашу Удальцова, который стал потом моим мужем. Его после ранения Андропов взял завхозом [в ЦК ЛКСМ. – Ю.В.]. После всех заданий мы встретились в гостиничном номере. Я приготовила нехитрый ужин, а потом мы стали петь. Мой Паша петь любил. И вдруг запел Андропов. Это было так неожиданно и так красиво. А потом Юрий Владимирович взял связку книг и ушел в свой номер. Паша уверил меня: не сомневайся, прочтет все за ночь» (Неразгаданный Андропов: Электронный ресурс). По свидетельству современников, Андропов имел красивый голос (особенно он любил романсы «Я встретил вас, и все былое…», «Вернись, я все прощу»), играл на гитаре, сочинял стихи.

В проведении подпольной работы на оккупированной противником территории Андропов поддерживал постоянную, по его словам, «тесную связь» с разведотделом Карельского фронта. Конструктивная совместная работа сложилась с политотделом пограничных войск НКВД КФССР (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 47. Д. 42. Л. 148). ЦК ЛКСМ постоянно взаимодействовал со спецшколами НКВД и ЦК КП(б) КФССР. Летом и осенью 1942 г. началось активное агентурное изучение оккупированной территории и тыла противника: режима, установленного оккупационными властями в каждом районе, мероприятий финской власти и военного командования, отношения местного населения к этим мероприятиям, расположения и численности военных гарнизонов в населенных пунктах, передвижения воинских частей.

Деятельность руководителя комсомольского органа в КФССР осуществлялась в постоянном и непосредственном личном взаимодействии Андропова с руководством ЦК ВЛКСМ: первым секретарем ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайловым, секретарем ЦК по военной работе А.Н. Шелепиным, зав. спецотделом О.А. Сысоевой, зав. военным отделом Д.В. Постниковым. Они были главными адресатами секретных материалов, на которых остался автограф Андропова. В работе с документами был установлен режим строжайшей секретности. Только руководители ЦК ВЛКСМ, непосредственно занимавшиеся военной работой, имели доступ к информации о подпольной деятельности в Карелии в тылу противника. Ответственным сотрудникам аппарата ЦК ВЛКСМ без специального разрешения запрещалось ознакомление с документами спецотдела. Сотрудники самого спецотдела получали документы для работы в начале рабочего дня под роспись, в конце каждого дня сдавали их на хранение в несгораемом шкафу. Документы, подготовленные спецотделом для рассмотрения на заседаниях бюро и секретариата ЦК ВЛКСМ, не включались в протоколы заседаний этих органов (которые сами по себе имели секретный гриф). Фиксировались лишь названия и шифры документов (номер, дата) с указанием: «в папке о/р» – т. е. особых решений. В спецотделе было установлено круглосуточное дежурство сотрудников.

По сложившейся практике Ю.В. Андропов был обязан регулярно докладывать в ЦК Компартии республики о подпольной деятельности на оккупированной территории. Однако в Москву направлялась гораздо более обширная и конфиденциальная информация, для этого использовался специальный секретный шифр. С целью конспирации и предотвращения утечки оперативной информации о многих деталях работы на «невидимом фронте» не знали даже партийные руководители республики. Любая утечка информации могла обернуться ценой жизней многих подпольщиков. Однако зав. оргинструкторским отделом ЦК Компартии республики И.В. Власов, вопреки правилам конспирации и необходимости строжайшего соблюдения секретности информации о подпольной деятельности в оккупированных районах, настаивал на утверждении секретарей подпольных райкомов комсомола. На бюро ЦК КП(б) республики 16 апреля 1942 г. он сделал представление по утверждению секретарей подпольных РК комсомола: Лебедеву Н. – секретарем Петрозаводского подпольного горкома комсомола, Дудкову Д. – Заонежского райкома, Мелентьеву М. – Сегозерского райкома (НА РК. Ф. 2730. Оп. 1. Д. 12. Л. 25). В спецотделе ЦК ВЛКСМ, по условиям конспирации, подобная практика утверждений категорически запрещалась.

В процессе организации карельского комсомольского подполья Андропов выделил два этапа: 1) подготовительный период, 2) проведение активной подпольной работы. Переход ко второму этапу, по его расчетам, начался в августе 1942 г. В условиях подготовительного периода были добыты необходимые образцы документов финской оккупационной власти: паспорта, пропуска, продовольственные карточки. Эти документы размножались и использовались подпольщиками и партизанами в тылу противника. Была организована подпольная связь, явочные квартиры, подготовлена экипировка, вооружение. Кроме того, на случай возможного прорыва фронта и оккупации прифронтовых районов ЦК ЛКСМ подготовил резерв из 94 подпольных работников (в том числе 23 карела), были определены секретари подпольных РК в Лоухи, Кемь, Беломорск (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 187. Л. 13–14, 23–24).

Занимаясь подбором подпольщиков, Ю.А. Андропов привлекал к работе людей, которым доверял. Кого-то предварительно брал на работу в аппарат ЦК комсомола, присматривался. К подпольной работе были привлечены сотрудники центрального комсомольского органа республики: Андрей Эртэ, Татьяна Щербакова, Александра Семенова, Нина Лебедева. По воспоминаниям бывшей подпольщицы Марии Бультяковой, ей предложили поработать в аппарате ЦК ЛКСМ инструктором по школам. В июле 1942 г. девушке исполнилось 17 лет. Однажды состоялся разговор с Андроповым – Марии было предложена подпольная работа секретарем Сегозерского райкома комсомола. Андропов предупредил: о состоявшемся разговоре никому ни слова. Он лично разработал легенду для Марии, вместе ее обсуждали: сельская девушка возвращается домой с оборонных работ, с рытья окопов. Отстала тайно и незаметно от группы, чтобы разыскать сестру, которая живет в Медвежьегорском районе. Андропов предупредил: руки девушки, возвращающейся с тяжелой физической работы, должны быть в мозолях – для этого надо рубить дрова, грести на веслах и т. п. Он поручил работникам ЦК поработать с финским языком (Мария в школе в Ругозере изучала финский язык). Проверял знание финского секретарь ЦК по пропаганде и агитации Петр Ихалайнен. Однако план неожиданно изменился – М. Бультякова отправилась в составе группы в Паданы Сегозерского района. Так пожелали партийные руководители, занимавшиеся подпольем (см.: Шлейкин, 2014: 79–80).

Секретарей подпольных райкомов для оккупированных районов подбирал лично Андропов. В их числе: секретарь подпольного Заонежского РК Дарья Дудкова, секретарь Шелтозерского райкома Ульяна Догоняева, секретарь Прионежского РК Нина Лебедева. Готовилась группа подпольщиков для отправки в тыл врага: Мелентьева, Семенова, Рягоева, Якхонен, Яккола, Питкянен (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 133; Д. 187. Л. 14). С целью конспирации на бюро ЦК ЛКСМ их не утверждали. Подобная конспиративная практика работы была признана правильной и поддержана спецотделом ЦК ВЛКСМ (Там же. Д. 188. Л. 41). По характеристике Андропова, секретарь подпольного Олонецкого РК А. Семенова, позывной Софья (до оккупации секретарь Питкярантского райкома комсомола) «имеет смелый и решительный характер», владеет финским и карельским языками, знает условия района, ее родственники проживали на территории района. Другой член группы Уткина – «смелая, преданная девушка», уроженка Олонецкого района, карелка, владела финским и карельским языками (там же. Д. 186. Л. 111). Их задание заключалось в создании подпольного райкома комсомола в тылу врага – подробное содержание задания и легенду для подпольщиков разработал сам Андропов. По свидетельству ветеранов «невидимого фронта», по строжайшему указанию Андропова всю информацию надо было держать только в голове, не оставлять следов – никаких списков, документов.

Изучение биографических данных подпольщиков позволяет констатировать не только кропотливость Андропова в работе по подбору подпольных кадров, но и смелость его как руководителя: за каждого он отвечал персонально. В ноябре 1941 г. Андропов добился перевода в распоряжение ЦК комсомола из Управления связи республики знаменитого карельского лыжника, чемпиона СССР по лыжам Аате Питкянена. Из Наркомата внутренних дел был востребован сотрудник милиции Николай Бределев, из Беломорского горкома партии – Александра Антипина.

Финка Кирсти Эло, 1922 г. рождения, работала в Беломорском горкоме комсомола. Ее отец и мать до войны были репрессированы и находились в заключении в пермских лагерях ГУЛАГа. Отец К. Эло, красный партизан в годы Гражданской войны, находился в лагере с 1937 г. Однажды Андропову пришло письмо из Соликамска Молотовской (ныне Пермской) области от заключенной одного из лагерей ГУЛАГа Керту Кулмала, которая разыскивала свою дочь – Кирсти Эло. В письме от 12 октября 1942 г. мать писала, что от ее единственной дочери не получала никаких известий уже более пяти месяцев. В конверт было вложено письмо для дочери. В этом письме, подписанном «Папа и мама», сообщалось: «Папа находится в 12 километрах от меня на другой командировке [удаленный лагерный пункт – лесоповал, рудник и пр. – Ю.В.]. Мы очень рады, что ты, наша дорогая дочурка, так энергично пережила эти долгие пять лет без родителей, и мы уверены, что ты таким темпом будешь дальше жить <…> Я уверена, что, когда кончится эта несчастная война, мы еще увидимся с тобой <…> Мы здесь работаем изо всех своих сил, помогая Красной Армии. В 1918 году мне было как раз тоже 17 лет и я помогала красным партизанам в борьбе против финских буржуев. Папа твой тоже был красным партизаном и ты, дорогая дочь, хорошо знаешь это. И если бы мы были на воле, наше место было бы там, где мы были в 1918 году» (цит. по: Шлейкин, 2014: 88). 2 декабря 1942 г. на лагерный адрес была отправлена телеграмма: «Эло Кирсти здорова. Находится в командировке. Приезде сообщим. Карфинцекамол. Андропов». В это время не было точной информации о судьбе К. Эло, направленной на задание летом 1942 г. в составе петрозаводской группы подпольщиков, так как связь с группой прервалась. Судьба девушки так и осталась неизвестной. Есть информация, что Кирсти Эло, выполняя боевое задание, пропала без вести в июле 1942 г.

Финн Аатэ Питкянен родился в Канаде, 1913 г., окончил техникум. В 1931 г. приехал в СССР, его родители и сестра остались в Канаде. Финн Павел Маунумяки, 1922 г., родился в Финляндии, родители уехали в Канаду. В 1931 г. семья приехала в СССР. Отец был репрессирован органами НКВД в 1938 г. В сентябре 1941 г. Маунумяки стал курсантом спецшколы ЦК КП(б). Финн Эрнст Аалто родился в США, 1915 г., в СССР приехал в 1932 г., закончил институт иностранных языков в Ленинграде. Финн Илмари Кайнулайнен, 1922 г., был родом из Финляндии, финка Хельми Яккола родилась в США. Дорэс Копра также родилась в США в 1923 г. в семье финского рабочего, прибывшего в СССР в 1932 г. До войны Дора училась в средней школе в Пряже, свободно владела английским, финским и русским языками. Ее приняли в спецотряд НКВД, в годы войны стала опытной разведчицей и квалифицированной радисткой, командиром разведгруппы. Сильва Паасо родилась в финском городе Кеми. Ее отец Калле Паасо, финский коммунист, вынужден был бежать с родины в Советский Союз. 8-летняя Сильва с матерью оказались в СССР в 1932 г. В 1937 г. не стало отца.

Все они были рекомендованы Андроповым на подпольную, разведывательную и диверсионную работу. Надо было обладать смелостью, чтобы отправлять в тыл противника недавних иммигрантов финского происхождения. В этой связи совершенно беспочвенны и оскорбительны приведенные выше обвинения бывшего партийного руководителя Карелии Г.Н. Куприянова по поводу «большой хронической трусости» Андропова. Одновременно несостоятельны куприяновские и его партийного окружения ироничные замечания о девушках-подростках «пионерского возраста». В 1944 г. Куприянов рапортовал в Москву об успешных действиях в годы войны: «Мелентьева доставила в ЦК КП(б) финский паспорт и пропуск, в которых мы тогда очень нуждались и никак не могли достать другим путем. Пропуск и паспорт были размножены и используются сейчас нашими подпольщиками, работающими в тылу врага» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 292. Л. 33). В данной фразе следует сделать одно уточнение: документы противника Мария Мелентьева доставила в ЦК ЛКСМ, выполняя задание Андропова, о чем доложила в оперативном донесении на его имя. Именно такие девушки-комсомолки подросткового вида выполняли ответственные поручения в тылу противника, рискуя собственной жизнью. Зачастую им удавалось это сделать гораздо эффективнее: они меньше привлекали внимание контрразведки и оккупационной администрации, нежели взрослые мужчины из партийного подполья. В этом проявилась особенность карельских условий подпольной деятельности, если сравнивать с другими оккупированными регионами страны (Украиной, Белоруссией и пр.).

На Андропове лежал тяжелый груз ответственности за людей, которых он лично отбирал, готовил и посылал на смертельно опасные задания. 3 января 1943 г. в сообщении Михайлову об отправке подпольщиков в тыл врага Андропов написал: «С замиранием сердца ждем от них сообщений» (цит. по: Шлейкин, 2014: 97). Не для красного словца он упомянул про «секретарские седины» (там же: 99). По свидетельству очевидцев, Андропов поседел за два года войны. Подпольщица Нина Лебедева вспоминала, как их группа (Петр Тупицын, Федор Исаков и др.) после выполнения задания в оккупированном Ведлозерском районе из тыла противника на гидросамолете была переброшена в Пудож. Когда подпольщики 28 августа 1943 г. возвращалась в Беломорск, их встречал Андропов. Он обнял ее, а сам шепчет: «Жива! <…> Ты понимаешь? Жива!» (там же: 84; РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 188. Л. 85).

Для подпольной работы привлекались молодые люди, хорошо владеющие финским и карельским языками: финка Кейхо Сало, 1920 г., финка Анна Тервонен, 1919 г., карелка Ульяна Догоняева, 1919 г., карел Илья Тукачев, карел Иван Яковлев, финн Павел Маунумяки, русская Дарья Дудкова, 1922 г. В задание для «ходки» в тыл врага включались сбор разведывательных и агентурных данных о противнике, о мероприятиях финского командования, а также получение финских документов (паспорта, продовольственные карточки, пропуска на право передвижения по району, на въезд в города, населенные пункты и выезд), финских газет. Кроме того, «ходокам» (связным ЦК ЛКСМ, в их числе назывались Татьяна Щербакова, Кирсти Эло, Николай Бределев, Александра Антипина, Анастасия Звездина, Клавдия Лонина, Иван Яковлев, Анна Лисицына, Павел Маунумяки) поручался сбор информации о положении населения и настроениях народа в оккупированных районах КФССР. «Ходоки» информировали об установленном финской администрацией порядке выдачи паспортов. Так, стало известно, что в Ведлозерском районе сначала проводилась перепись, затем учтенные граждане приглашались на собеседование в специальную комиссию. В данной комиссии фиксировали не только рост, но и другие параметры, в том числе цвет глаз и волос. Цвет паспорта, выдаваемого так называемому «родственному» населению (карел, финнов, вепсов), отличался от паспорта остального населения (русских, украинцев, белорусов и пр.) (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 188. Л. 62). Подробные справки о полученной информации Ю.А. Андропов регулярно направлял в ЦК ВЛКСМ.

В ходе подготовительного этапа была подготовлена группа в количестве 21 подпольщика (секретари райкомов, заместители, связные). Секретари РК прошли специальную подготовку в течение 1,5 месяца, связные – 2 недель по линии НКВД КФССР и разведотдела Карельского фронта. Весной 1942 г. спецшкола ЦК КП(б) при штабе Карельского фронта в Беломорске насчитывала 110 курсантов (НА РК. Ф. 2730. Оп. 1. Д. 12. Л. 1). Однако в подготовке подпольщиков по-прежнему изучение военного дела занимало незначительное место. Программа курсов в апреле – июле 1942 г. включала 512 ч., в том числе история ВКП(б) – 120 ч., история Финляндии – 30 ч., русский и финский языки – 100 ч., партийное строительство – 40 ч., советское строительство – 40 ч. На специальные дисциплины отводилось незначительное время: тактическая подготовка – 40 ч., топография – 15 ч., рукопашный бой и гранатометание – 12 ч., военно-химическое дело – 15 ч., военно-инженерное дело – 40 ч., парашютное дело – 30 ч., огневая подготовка – 30 ч., практика работы – 15 часов (НА РК. Ф. П-219. Оп. 1. Д. 9. Л. 12).